Знаете, мне очень по душе цитировать умных людей. Потому что порою сам ты не можешь сформулировать нужную мысль — даже если она касается твоего собственного произведения. А ежели есть человек, который способен это сделать предельно ёмко и точно, — зачем же себе голову напрасно ломать?
Поэтому не удержусь от цитирования другого критика, чья точка зрения мне очень близка, — Наума Нима, который опубликовал заметки о моих книгах в «Московском книжном журнале»:
«Для меня оказался чрезвычайно симпатичным исследовательский метод Александра Сидорова… автор совсем не предлагает нам экстраполяцию истории страны по её блатным и приблатнённым песням. Он затягивает нас в интересные приключения, в которых блатная песня играет для автора роль путеводной карты с неожиданными поворотами, переходами и находками.
Песенная строка или одно какое-то словцо — это повод для занимательного путешествия в мир слов, или в бытовую жизнь, или в историю Беломорканала, и при этом заранее трудно угадать, куда именно автор утянет внимательного читателя в следующем эпизоде своего исследования. А самое замечательное, что практически любой и даже очень подготовленный читатель найдёт в этих путешествиях что-нибудь интересное и до той поры ему неведомое…
Именно мимо этих песенок все мы когда-то прошмыгивали, втянув голову в плечи и мечтая стать невидимыми для собравшихся там, вокруг дренькающей гитары, пацанов. Это был иной мир, презиравший наши книжные занятия, и теперь очень правильно заглянуть в тот мир зазеркалья именно с высоты наших знаний, с багажом именно нашей эрудиции и культуры. Только так безопасно касаться блатного мира. Без этого он затягивает в воронку ложной самодостаточности, а в том, как это опасно, мы убедились в начале 90-х, когда блатные песенки утянули из нашего мира (а в большом количестве и из жизни) очень многие молодые души, не обременённые книжными знаниями и книжной культурой».
Книга, которую ты раскрыл, читатель, во многом написана при помощи метода, который столь симпатичен Науму Ниму и многим другим. Уходя от смелой метафоры с глобусом, я бы определил такой подход иначе — «суп из лагерного топора». Помните старую русскую сказку, когда солдат принялся варить для старухи суп вроде бы из одного только топора, но постепенно туда добавлялись картофель, мясо, соль, приправы и прочее? А в конце концов вышла знатная похлёбка — что чрезвычайно поразило жадную старуху.
Так и в нашем случае. Лагерный топор — не случайная метафора. В послевоенном ГУЛАГе существовала поговорка — «За стукачом (за сукой) топор ходит». То есть гад всё равно не избежит смерти. То есть топор — в определённой мере символ лагерной жизни и её законов. Рассказывая об арестантском быте, испытаниях и муках, о тюремных традициях и воровских понятиях, о лагерной любви, мы одновременно затрагиваем множество других чрезвычайно важных тем, прикасаемся к истории родной страны — тех её сторон, о которых многие даже не догадываются.
И автор надеется, что вкус его похлёбки придётся читателю по душе.
Александр Сидоров
Как блатные фронтовики оставили в память о своих подвигах любовную песню«Бывший урка, Родины солдат»
Помнишь чудный, ясный вечер мая
И луны сверкающий овал?
Помнишь, целовал тебя, родная,
Про любовь, про ласки толковал?
От любви окутан ароматом,
Заикался, плакал и бледнел.
Ах, любовь, ты сделала солдатом
Жулика, который погорел.
Погорел он из-за этих глазок,
Из-за этих васильковых глаз —
Ах, судьба, ты знаешь много сказок,
Но такую слышишь в первый раз.
И теперь в окопе сером, длинном,
К сердцу прижимая автомат,
Вспоминает о своей любимой
Бывший урка, Родины солдат.
Где ты, дорогая, отзовися!
Бедный жулик плачет по тебе.
А кругом желтеющие листья
Падают в осенней полутьме.
Может, фраер[1] в галстуке богатом
Милую фалует[2] у ворот.
Пусть судьба смеётся над солдатом —
Жулик всё равно домой придёт.
Он ещё придёт с победой славной,
С орденами на блатной груди —
Но тогда на площади на главной
Ты его с букетами не жди.
Подойдёт тогда к нему другая,
Подойдёт, лукаво подмигнёт,
Урка нежно скажет: «Дорогая!»,
И её он за руку возьмёт.
И её любить он будет крепко,
Урка только может так любить,
И блатную жизнь свою навеки
Для неё готов он позабыть!
Но пока в окопе грязном, узком,
Прижимая к сердцу автомат,
Вспоминает серенькую блузку
Бывший урка, а теперь солдат![3]
Незаконные герои
Тема «блатных фронтовиков» приобрела особую популярность после выхода далёкого от действительности сериала «Штрафбат» (режиссёр Николай Досталь, сценарист Эдуард Володарский). А впервые ярко создал образ штрафников Владимир Высоцкий: его песенная дилогия «В прорыв идут штрафные батальоны» и «Нынче все срока закончены» написана в 1964 году. Однако у Владимира Семёновича речь идёт о героическом мифе, созданном в условиях информационного вакуума вокруг информации о штрафных подразделениях. Причём мифология в основном связана со стихотворением «Нынче все срока закончены»:
Нынче все срока закончены,
А у лагерных ворот,
Что крест-накрест заколочены,
Надпись — «Все ушли на фронт».
За грехи за наши нас простят,
Ведь у нас такой народ:
Если Родина в опасности —
Значит, всем идти на фронт.
На самом деле лагеря, из которого все заключённые ушли бы на фронт Великой Отечественной, существовать не могло. Но всё же зэков ГУЛАГа на полях войны было немало. Увы, в песенном фольклоре арестантского мира осталось лишь одно свидетельство боевого прошлого блатных — песня «Бывший урка, Родины солдат». Почему?
Прежде всего, в воровском мире Страны Советов до войны существовало жёсткое табу — не служить в армии, не брать оружия из рук власти. Этот запрет появился в 20-е годы прошлого века. В уголовном мире Российской империи он не существовал. Босяку не было никакого дела до того, служил его «коллега» в армии или нет. Однако в первое десятилетие Советской власти изменился качественный состав уголовного мира. Часть представителей бывших имущих классов, а также белого офицерства ушла в криминальное подполье. «Бывшие» жестоко мстили новой власти. Именно они создают и культивируют в среде своих маргинальных подручных — босяков и беспризорных — ряд жёстких запретов, которые носят политический характер. Среди них и упомянутое табу — для бывшего белогвардейца был врагом каждый, кто пошёл защищать Совдепию с оружием в руках. Того же они требовали от своих «бойцов». Позже многие правила, привнесённые «бывшими», обрели статус неформальных законов преступного мира, поскольку значительная часть беспризорников и босяков после разгрома «жиганов» (одно из названий «идейных» преступников) влилась в ряды воровского движения. Речь идёт и о запрете на службу в армии: «честный вор» не имел права брать оружие из рук власти даже для защиты Родины.
И всё-таки — блатные воевали под красным знаменем против фашизма! Фактически нарушая воровские традиции. Возможно, именно поэтому и песен о своём геройстве не сочиняли. По блатным понятиям геройство выходило с «душком»…
Но почему тогда блатные отправлялись на фронт? Как они воевали? Как повлияло участие уголовников в борьбе против фашизма на расклад сил в послевоенном криминально-лагерном сообществе?
Ответы на эти вопросы прямо относятся к теме песни «Бывший урка, Родины солдат». Поэтому, прежде чем перейти к содержанию лирического повествования о блатном фронтовике, необходимо подробнее узнать о бойцах, сменивших зоновские бушлаты на солдатские шинели.
Штрафники без «распальцовки»
На фронт сидельцев ГУЛАГа стали отправлять в первые военные месяцы. Уже 12 июля 1941 года Президиум Верховного Совета СССР издаёт указ «Об освобождении от наказания осуждённых по некоторым категориям преступлений». Он не затрагивает лагерников, отбывающих наказание по 58-й «политической» статье, и профессиональных уркаганов. Свободу получают осуждённые за малозначительные преступления, учащиеся ремесленных, железнодорожных училищ и школ фабрично-заводского обучения (ФЗО), угодившие в неволю по указу от 28 декабря 1940 года — за нарушение дисциплины и самовольный уход из училища (школы).
24 ноября 1941 года действие указа распространяется также на бывших военнослужащих, осуждённых за малозначительные преступления, совершённые до начала войны. Все освобождённые направлялись в части действующей армии. Всего мобилизуется более 420 тысяч заключённых, годных к военной службе. К такому шагу руководство страны подтолкнули тяжёлая обстановка на фронтах и огромные потери Красной Армии.
Заметим: речь идёт об отправке бывших зэков в обычные части действующей армии! В 1941 году не существовало штрафных подразделений, о которых пел Высоцкий:
Считает враг — морально мы слабы:
За ним и лес, и города сожжёны…
Вы лучше лес рубите на гробы —
В прорыв идут штрафные батальоны!
Они появились позже, да и не были рассчитаны на бывших арестантов. 28 июля 1942 года Народный комиссариат обороны издаёт знаменитый приказ № 227, известный под названием «Ни шагу назад!». Напомним, первая половина 1942 года — время катастрофического отступления Красной Армии. Немцы нанесли по советским войскам ряд сокрушительных ударов, расчищая себе путь к кавказской нефти, заняли Воронежскую область, вошли в Ворошиловград и Ростов-на-Дону… За несколько недель гитлеровцы продвинулись на 400 километров. Последствием военных неудач стало резкое падение дисциплины среди бойцов Красной Армии, паника приняла невиданные масштабы.