Киносценарист Валерий Фрид в мемуарах «58 с половиной, или Записки лагерного придурка» вспоминает ещё более отвратительную степень падения: «До чего же трудно голодному человеку не переступить черту! Впадали и в полный маразм. Так, Юлию Дунскому признался один фитиль, что подкармливается корочками сухого кала; собирать их он рекомендовал в уборной возле барака ИТР — инженерно-технических работников: те питаются лучше и экскременты у них более калорийные». И раз мы коснулись темы «нижепоясничной», вспомним известную русскую поговорку о том, что в нашем отечестве всё делается через жопу. На Колыме она приобрела, по Фриду, буквальный смысл: «После бани нас повели на “комиссовку”. Врач и фельдшер определяли на глаз, по исхудалым задницам, кому поставить в карточку ЛФТ — лёгкий физический труд, кому СФТ — средний, кому — тяжёлый, ТФТ. Ягодицы у меня были в порядке, но краснопресненские ножевые раны ещё не совсем зажили, мокли — поэтому мне прописали СФТ».
В повести «Байкальский адмирал» В. Крайнева и Л. Скворцова этот процесс описан подробно:
«Для осмотра заводили зэков к врачу по десять человек.
— Раздевайтесь догола, — командовал Никитин. — Постройтесь в одну шеренгу.
Заключённые становились в один ряд, а врач шёл позади строя и щипал каждого за ягодицу.
— Понимаешь, Лёва, — объяснял потом Скворцову Никитин. — У дистрофиков в первую очередь задница подсыхает. Ухватишь одного за ягодицу, и если не промять руками, пальцами кожу и мясо — первая категория. У второй категории кожа уже дряблая и от кости отделяется почти без усилия. Дистрофиков третьей категории и щупать не надо. От них из задницы и изо рта одинаково воняет. Эти уже не жильцы на белом свете. Во всяком случае, в тюрьме им уже не подняться на ноги».
«Здесь смерть подружилась с цингой»
Замечание по поводу вони изо рта заставляет нас вспомнить о другой мрачной строке «Ванинского порта»:
Здесь смерть подружилась с цингой…
Или, как поётся в одном из вариантов:
У нас третий месяц — цинга,
Работать уж нет больше силы.
Природа и злая пурга
Меня доведут до могилы.
В клинической картине цинги второй и третьей степени, описанной ещё Гиппократом как «илеос кровавый», дурной запах как симптом болезни упоминается первым: «изо рта плохо пахнет, дёсны отделяются от зубов, из ноздрей течёт кровь, язвы на ногах, цвет кожи делается гранитным». Цинга действительно была настоящим бичом для лагерников Колымы. Хотя, если верить официальной пропаганде, её здесь не существовало. Уже известный нам сказочник Берзин в середине 1930-х бодро рапортовал: «Голод, цинга как неизменные спутники сопровождали открытие и разработку золотоносных районов… Начиная с 1933 года Колыма не знает цинготных заболеваний. С извечным таёжным врагом покончено». Допускаем, что при Берзине цинготные проявления ещё не достигли катастрофических размеров. Но с конца 1930-х эта болезнь становится бичом Колымы. Как отмечает И. Джуха: «С 1938 года при новом графике и новом рационе золотой забой в три недели превращал здорового человека в “доходягу”. Очень быстро наступало истощение, начиналась цинга, пухли ноги».
Цинга лютовала в лагерях (и не только колымских) и в 1950-е годы. Так, Екатерина Белоус, которая работала в лазарете для заключённых посёлка Ванино, рассказывала: «В 1951 году среди заключённых свирепствовала цинга, больных было много. Ноги покрывались язвами, кровоточили, выпадали зубы». «Вольный» врач Юрий Шапиро, лечивший на Колыме с 1954 по 1958 год, вспоминает: «Начало моей работы совпало с периодом начала распада системы Дальстроя, закрывались лагеря, и на волю хлынул поток обездоленных людей, почти поголовно больных… Ко мне на приём в поликлинику, который я проводил каждый день, приходили десятки освободившихся из лагеря людей с последствиями цинги, отморожениями, огромными грыжами, букетом хронических заболеваний».
Цинга вызывается острым недостатком аскорбиновой кислоты (витамина С) и в обыденном представлении чаще всего связывается с кровотечением дёсен и выпадением зубов. В лагерях подобные процессы доходили до крайних форм: на дёснах появлялись язвы, изо рта жутко воняло, гнила вся слизистая оболочка ротовой полости. Но цинга поражала не только рот: тело покрывалось тёмно-красными пятнами, появлялись кровотечения из слизистых оболочек и внутренних органов, особенно часто — из носа, а также желудочные, кишечные («цинготный понос»), бронхиальные, почечные и т. д. Всё это сопровождалось чудовищной слабостью, вялостью, быстрой утомляемостью, болями в крестце и нижних конечностях. При сопутствующих голоде и тяжёлом физическом труде цинга нередко приводила к смерти.
Надо отметить, что руководство колымских лагерей пыталось бороться против цинги, чтобы сохранить рабскую силу. Для этого использовался отвар из хвои стланика. Приготовлением отвара занимался специальный витаминный комбинат. Варлам Шаламов так описывал процесс профилактики цинги: «В котлах варили экстракт стланика — ядовитую, дрянную, горчайшую смесь коричневого цвета… По мысли начальства и вековому опыту мировых северных путешествий — хвоя была единственным местным средством от болезни полярников и тюрем — цинги… Тошнотворную эту смесь нам давали трижды в день, без неё не давали пищи в столовой… От этой горчайшей смеси икается, содрогается желудок несколько минут, и аппетит безнадёжно испорчен… Штыки охраняли узкий проход в столовую, столик, где с ведром и крошечным жестяным черпачком из консервной банки сидел лагерный “лепило” — лекпом и вливал каждому в рот целительную дозу отравы».
Сам Варлам Тихонович был яростным противником подобного лечения и считал его бессмысленной профанацией:
«Особенность этой многолетней пытки стлаником, наказания черпачком, проводимой по всему Союзу, была в том, что никакого витамина “С”, который мог бы спасти от цинги — в этом экстракте, вываренном в семи котлах, — не было. Витамин “С” очень нестоек, он пропадает после пятнадцати минут кипячения.
Однако велась медицинская статистика, где убедительно доказывалось… что люди, вернее, доходяги, умиравшие от цинги, — умерли только оттого, что сплюнули спасительную смесь. Составлялись даже акты на сплюнувших, сажали их и в карцеры, в РУР…
Вся борьба с цингой была кровавым, трагическим фарсом… Уже после войны, когда разобрались на самом высшем уровне в этом кровавом предмете, — стланик был запрещён начисто и повсеместно. После войны в большом количестве на Север стали завозить плоды шиповника, содержащие реальный витамин “С”».
Однако старый лагерник ошибается. И до сих пор медицинская энциклопедия утверждает: в экстремальных условиях для профилактики цинги следует использовать настои и отвары из хвои, содержащие аскорбиновую кислоту. Причём полезные свойства стланика известны давно. С его помощью избавилась от цинги команда экспедиции Витуса Беринга. Из хвои приготавливали квас, чай. Приказ по экспедиции требовал, «чтоб превеликий котел с варёным кедровником не сходил с огня». А русский академик Пётр Паллас сообщал в «Описании растений Государства Российского» (1785): «Сосновые и кедровые вершинки похваляются от всех наших в Сибири промышленников и мореходов как лучшее противоцинготное и бальзамическое средство и составляют в лечебной науке преизрядное от цинготных болезней лекарство. Таковых сосновых вершинок вывозится из Государства Российского в иностранные аптеки великое количество». Поздние научные исследования показали, что хвоя стланика богата не только витаминами А, С, в ней присутствуют также витамины К, В1, В2, Р. Витамин К ускоряет заживление ран, быстрее свёртывает кровь. Витамин Р предупреждает кровоизлияние, укрепляет стенки кровеносных сосудов. Установлено, что один стакан хвойного напитка содержит столько же витамина С, сколько стакан томатного сока, и в 5 раз больше, чем лимонный сок.
Таким образом, приходится признать, что «коварные чекисты» использовали действенное противоцинготное средство. Другое дело, что одним только отваром стланика цингу не вылечишь. Без нормального питания и человеческих условий существования ни одно даже самое волшебное лекарство не способно спасти от этой болезни. И всё же колымчанин Георгий Демидов писал о послевоенной Колыме в рассказе «Дубарь»: «Прежде бичом заключённых северных лагерей была цинга. Но с тех пор, как против неё стали применять отвар хвои, страшный когда-то “скорбут” почти утратил своё былое значение как фактор смертности даже за Полярным кругом». То же самое признаёт Иван Алексахин в колымских воспоминаниях: «Вскоре у меня открылась цинга, потом — пеллагра. Появились безбелковые отёки — ткнёшь пальцем в ногу, дырка остаётся. Помню, цинготников лежало в бараке человек восемьдесят, но лечили только настоем кедрового стланика. На вкус — мерзость страшная, но помогала».
«Пеллагра и каторжный труд»
Пеллагра… Это слово звучало ещё страшнее, чем цинга. Часто пеллагра добивала заключённого одновременно с цингой, как это было с Хеллой Фишер: «У меня сползла кожа с рук и ног. Цинга. Начало конца, что ли?.. Усердно лечили хвойным экстрактом, капустным рассолом, кусками сырой картошки». Сползание кожи — симптом «чистой» пеллагры. Обе болезни связаны с авитаминозом: цинга вызывается дефицитом витамина С, пеллагра — витамина В, особенно никотиновой кислоты.
Ранние ярко выраженные симптомы пеллагры — тёмные грязно-коричневые пятна на лице, шее, руках и ногах. На кистях и предплечьях потемнения приобретают вид «пеллагроидных перчаток», на стопах и голенях — «пеллагроидных сапожек». Тело покрывается сухими шелушащимися чешуйками, язвами, гнойными пузырями, лицо — сыпью, коркой («пеллагрозная маска»). Вокруг глаз — пигментация в виде «пеллагрозных очков», на веках потемнение кожи напоминает кровоподтёки. Всё это сопровождается зудом и жжением. Запущенная пеллагра ведёт к деменции — слабоумию.
Потрясающую картину болезни воссоздал Варлам Шаламов в рассказе «Перчатка»: