Авторы хроники политических репрессий, вышедшей в третьем томе мартиролога «Покаяние» (Сыктывкар, 2000), датируют «восстание заключённых Северо-Печорского ИТЛ на строительстве железной дороги Чум — Лабытнанги» августом 1948 года. По их версии, количество арестантов на этом участке к тому времени достигло 40 тысяч, и когда рабочие колонны восточного участка соединились в районе лагпункта «Красный Камень» с колоннами западного участка, произошло «массовое самоосвобождение заключённых», как обозначили этот процесс в официальных документах. Основное ядро восстания состояло из бывших солдат и офицеров Красной Армии, входивших в состав 37-й штрафной колонны при известковом карьере, расположенном в 30 км от станции Чум. Повторяется та же история с «походом на Воркуту», но при этом уточняется: часть восставших откололась и направилась на восток, к Обской губе, чтобы захватить корабли и уйти в море. Власть задействовала заградотряды МВД, авиацию и танки. Около сотни оставшихся в живых повстанцев были отправлены в штрафные зоны Воркуты, где они погибли от голода и болезней.
В сентябре 1995 года газета «Аргументы и факты» публикует статью А. Добровольского «Маленькая война на Северном Урале», которая почти идентична сыктывкарской хронике. Скорее всего, в обоих случаях авторы ориентировались на одни источники (мартиролог называет, в частности, воспоминания Роберта Штильмарка). По словам Добровольского, в условный час в песчаном карьере группа заговорщиков напала на конвой и разоружила солдат, затем на грузовиках ворвалась в свой лагерь и освободила остальных узников, а также заключённых из близлежащих лагпунктов. Всего на свободе оказалось несколько тысяч лагерников.
Все эти свидетельства объединяет одно: никто из исследователей не называет источников информации — ни реальных участников событий, ни документов. Неувязки и с датами: «вспоминают» 1947, 1948, 1950, даже 1952 год. Так, «Строительная газета» опубликовала в июле 1989 года письма бывших узников Печорлага В. Чернышёва и В. Ермакова, которые откликнулись на просьбу сообщить подробности восстания на «строительстве 501». Чернышёв вспомнил, что в конце 1950 года на правом берегу реки Воркуты, напротив лагпункта шахтоуправления № 2 комбината «Воркутауголь», срочно установили пять или шесть бараков, обнесли колючей проволокой и поставили вышки охраны. Затем по «лагерному телефону» узнали, что зона предназначена для зэков, восставших на 501-й стройке. Далее повторяется история с разделением: одни — на штурм Воркуты, другие — в уральские леса. Правда, по Чернышёву, бунтарей было несколько сотен человек. А рассказ Ермакова относится к 1952 году и фактически повторяет подробности «мехтеевского» вооружённого выступления.
В одном из источников утверждается, что танки против восставших не использовались: с Большой Земли прислали эшелон с танковым батальоном, но оказалось, что в условиях полярного Урала танки применить невозможно. А в книге Эдвардаса Бурокаса «История, писаная кровью» приводится рассказ некоего вольнонаемного К. из Воркуты: «Перед восстанием в одну из зон прибыло пополнение — около тысячи заключенных. Органами МВД они были отобраны специально — спровоцировать восстание. Возможно, это были уголовные, может, политические, после исполнения замысла им было обещано освобождение. На спине бушлатов возле воротника у многих из них были вшиты пистолеты (обычно, проходя через постового, охрана спину не прощупывала, а “оглаживала” бока). Вот эти провокаторы и подняли мятеж. Много смелых голов пошло за ними. Были уничтожены все провокаторы и все поверившие им. Говорят, что погибли четыре генерала Красной Армии». Это, конечно, явный бред. «Злобные чекисты», которые отвечали за успех строительства собственными головами, просто спали и видели, как бы замутить бунт зэков и уничтожить побольше строителей… История с пистолетами на загривках вообще потрясает воображение.
А паразиты — никогда!
Но мы так и не ответили на вопрос: были волнения заключённых на «строительстве 501» или это — всего лишь мифы?
Волнения, безусловно, были. И речь идёт даже не об отдельном случае. В уже упомянутой книге Бурокаса приводится отрывок из выступления начальника «барабановского» политотдела Панфилова на конференции 28–29 мая 1949 года: «Мы в 1948 году не сумели предотвратить вооружённый побег большой группы особо опасных преступников. Совершено 64 побега, сбежали 129 заключённых… 66 бандитов смогли совершенно разоружить отряд охраны, взять всё оружие, открыть ворота колонны, где находилось 500 заключённых, осуждённых на большие сроки». О Панфилове вспоминает целый ряд бывших лагерников, фигура это реальная. О подлинности документа судить трудно, но его содержание вызывает доверие. Хотя А. Шеренас, по книге которого Бурокас цитирует Панфилова, присовокупляет комментарий: «Осенью 1948 года с 501-й стройки бежало не 500 заключённых, а гораздо больше. Восставшие хотели идти в Воркуту, по дороге освобождая заключённых… и по радио обратиться к мировой общественности с заявлением о нарушении прав человека в Советском Союзе… Среди восставших было много литовцев». Из выступления начальника политотдела, однако, можно понять, что речь идёт не о политзаключённых, а об уголовниках, бандитах — особо опасных рецидивистах.
Эту проблему затрагивает и работа Александра Макарова «Восстания в ГУЛАГе в годы Великой Отечественной войны». Приводя данные Солженицына о печорском восстании и «походе на Воркуту», автор пишет: «Александру Исаевичу оппонирует И. М. Елисеев, который сообщает, что восстание имело место, но только не на 501-й стройке, а в “одном из режимных каторжных лагерей”. Елисеев приводит следующие данные: “Восставшие обезоружили на работе… конвой, с помощью отобранного оружия они напали на несколько лагерей и освободили заключённых. Восставших собралось порядка 1500 человек. Для ликвидации этого восстания прибыл эшелон войск с пулемётами. Стали направо и налево расстреливать восставших. Уцелевшие, около 600 человек, ушли с оружием в лес”». Как мы видим, данные близки к тому, что сообщил на конференции Панфилов. Непонятно, правда, что подразумевается под «режимным каторжным лагерем» — зона для «политиков» или для уголовников. «Режимным каторжным лагерем» можно назвать и Джинтуйский штрафняк, и спецлаг для политзэков (особлаги стали создаваться как раз в 1948 году).
Говоря о «строительстве 501» (равно как и 503), следует заметить, что «штрафняки» здесь предусматривались прежде всего для уркаганов. Основной контингент работяг (бытовиков и «политиков») пытались склонить к работе более методом пряника, нежели кнута. В этом мы могли убедиться в предыдущих главах. Если же говорить о событиях 1948 года, ряд исследователей предпочитает называть их не «восстаниями», а «вооружёнными побегами». Историки отмечают, что количество подобных ЧП в ГУЛАГе резко подскочило даже не в 1948 году, а годом раньше. Ужесточение борьбы с преступностью после войны привело к тому, что за «колючкой» пошёл процесс «паразитического перенаселения» (термин историка В. А. Козлова). По амнистии 1945 года освободилась часть «мужиков», зато лагеря стали наполняться профессиональными уголовниками. На блатных, не работавших согласно воровскому закону, не стало хватать «рабов». А тут ещё в криминальный мир стали вливаться «вояки», затем полыхнула «сучья война» внутри воровского мира — и именно за место у кормушки. Появление «вояк» (как блатарей, воевавших в рядах Красной Армии, так и молодого уголовного пополнения из обычных фронтовиков) серьёзно осложнило обстановку в местах лишения свободы. Уже 16 июня 1947 года заместитель начальника ГУЛАГа по оперативной работе Г. П. Добрынин тревожно отмечал значительный рост побегов — особенно групповых и даже вооружённых. А указ «четыре шестых», подняв планку сроков наказания до 20–25 лет лишения свободы, подлил масла в огонь. Он буквально провоцировал на вооружённые побеги и уголовников, и наиболее радикально настроенных «политиков» — прежде всего «вояк». Расстрел отменили, а четверть века в лагерях — всё равно что пожизненное заключение. Так чего бояться?
Поводов для беспокойства у власти появилось достаточно. В 1948 году волна групповых вооружённых побегов захлестнула ГУЛАГ. Собственно, граница между такими побегами и бунтами была очень зыбкой. Особенно на Печоре и в Воркуте, где за один год произошло несколько серьёзных ЧП подобного рода. Дошло до того, что сам Генеральный прокурор СССР Григорий Сафонов заявил: «Групповые вооружённые побеги, имевшие место в Воркутинском, Печорском и Обском лагерях, были организованным выступлением особо опасных преступников, которые ставили перед собою задачу освобождения других заключённых и уничтожения работников охраны и лагеря». Как пишет историк В. Козлов в исследовании «Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти»: «Фактически прокуратура рассматривала эти выступления заключённых как возможную предпосылку широкомасштабных восстаний в ряде окраинных районов СССР».
И всё же повторимся: в 1948 году такие выступления ещё не получили достаточного размаха, оставаясь на уровне «вооружённых побегов», но не вырастая до «восстаний». Главные события пришлись на последующие годы, когда власть жестоко поплатилась за своё непродуманное решение изолировать политических заключённых (в том числе военных) в особые лагеря — чтобы «контрики» не разлагали общую массу зэков. В результате именно особлаги скопили взрывную массу, которая доставила серьёзные неприятности руководству ГУЛАГа. Пока же на Печоре и Оби проявились лишь первые симптомы. Да, скорее всего, действительно движущей силой этих массовых вооружённых побегов стали «вояки». Но прежде всего именно уголовная их часть — с незначительной примесью 58-й статьи. Всё остальное вокруг «побегушников» обросло слухами, дикими преувеличениями и героическими мифами.
Что за люди участвовали в «бунтах», можно судить хотя бы по такому факту. Во время побега из Обского лагеря от общей массы заключённых отделилась группа в 33 человека, каждый из которых был осуждён за измену Родине на 25 лет. 15 из них (по другим сведениям — 19) через трое суток вышли в расположение оленеводческого колхоза — три ненецких чума. В чумах проживало 42 человека (7 мужчин, 15 женщин и 20 детей, начиная с 5-месячного возраста). Все жильцы, включая младенцев, были зарублены топорами и застрелены из винтовок.