Как ни забавно, но последние несколько часов я воевал как артиллерист и зенитчик, но никак не танкист. Небольшая работа на брошенном аэродроме не считается. Надо ломать эту ситуацию под себя. Действительно придётся драпать, да на тихих лапках, чтобы немцы меня искали в другом месте, иначе я так и буду двигаться как в пустыне, вроде жизнь вокруг есть, а никого не вижу, идущие передо мной мото- и автогруппы заранее убирают всё, до чего могли бы дотянуться мои загребущие руки. Они наверняка до сих пор гадают, кто же мне корректировал огонь по их складам.
Я катил к тому лесу, изредка стреляя, обычно фугасами. Уйти на «десятке» я не смогу. Точнее, для меня на этом танке любой заслон прорвать проблем нет. Не далее как сегодня, через час после того, как я аэродром покинул после потери трёх единиц техники, на окраине небольшого польского городка меня встретили огнём четырёх «ахт-ахт». Немцы уже знали, что с помощью этих зениток можно подбивать тяжелые советские танки, и надеялись, что и тут у них получится. С дальности в километр они мне гусеницу левую сбили, башню умудрились заклинить с первого выстрела, но на этом их удача и закончилась, тремя выстрелами я уничтожил орудия, одного фугаса хватило, и, въехав в город, там повеселился. Уничтожил казармы, комендатуру, вообще хорошо так прошёлся, и направился дальше. В одиночку работал, мой тяж вызывал у местных, как, впрочем, и у немцев, приступы дизентерии. Пугал жутко.
Была у меня мысль снова создать бронегруппу, но пока отложил её и шёл на максимальной скорости, что мог выжать из себя Т-10. Движок старый, сорок километров в час по трассе едва тянул. А с новым бы и пятьдесят пять вытягивал. Но вернёмся к тому, как мне избавиться от соглядатаев в небе и на земле, что сообщают о каждом моём шаге. Конечно, на «десятке» я прорвусь всюду, но… наблюдатели висят как гири на ногах. В результате выполнение задания находится под угрозой. Значит, нужно их обмануть. Ночь тоже не факт что поможет, танк у меня шумный, за много километров слыхать, особенно в ночной тишине. И выход у меня один – показать, что танк мной уничтожен, например, я его в воду загнал, а сам пешком скрылся в лесу. Все посчитают, что моя группа уничтожена, а последний сверхтяжёлый танк, как его немцы называют, пущен под воду без топлива и боеприпасов, и поиски прекратят. Средства на счету есть, я себе новую «десяточку» куплю. А дальше можно будет спокойно двигаться по немецким дорогам в немецком танке, той же «троечке». На неё внимания не обратят, ну кроме того, что она в тылу катается, а не на передовой. На мой взгляд, это единственный выход, чтобы немцы прекратили эту воздушную охоту на меня. Достали.
План свой я выполнил на все сто. Убедился, что наблюдатель в небе, он как раз сменился, отметил, что в километре наблюдатели прячутся на возвышенности, оптикой оттуда изредка сверкало, и примерно в пятистах метрах от леса направил свой танк в воду, глубина там, как показала карта, порядочная. Вещи и автомат прихватить не забыл и на ходу спрыгнул с кормы танка, после чего побежал к опушке, часто оглядываясь. А танк, выехав на небольшой песчаный пляж, вошёл в воду и почти сразу погрузился, тут глубины начинались от берега. Вскоре лишь мелькнул зенитный пулемёт, оставляя водоворот, и всё, «десятка» скрылась под водой. Обидно вот так уничтожать боевого друга, однако выхода я другого не видел. Повесив лямки плотно набитого припасами и вещами сидора на правое плечо, а на левое – ремень автомата, я побежал прочь. За зоной контроля начался отсчёт системы самоликвидации. Взрыва сильного не было, но воду выбросило фонтаном вверх. Воздушный наблюдатель даже снизился, уже не опасаясь, – уверен, лётчики видели, как я скрылся в лесу. Надеюсь, сообщат, что произошло, а мне лично сейчас придётся побегать, уверен, мои поиски будут идти тщательно, но главное, будет дан отбой общей тревоге «Русские танки в тылу!».
Место для гибели «десяточки» я подбирал тщательно. Река, в которой я утопил танк, проходила через тот самый лес. А у меня в сидоре запасное нательное бельё, а скаткой сверху не только плащ-палатка, но и новенький комбинезон моего размера. Так что я планировал помыться в реке – а то неприятно в окровавленной одежде весь день пребывать, – и переодеться, а там уже и дальше уходить. Я пробежал вдоль берега километра два, нашел тихое неприметное место, разделся и уже вскоре с довольным видом плавал, счастливо отфыркиваясь. Ох, как хорошо! Сейчас костерок запалю и обед сготовлю, пусть поздний, но есть очень хотелось, лучше поздно, чем никогда. Пока плавал, поглядывал на карту. На границе виднелись красные точки, которые становилось все больше, ещё наблюдатель не прекращал в небе гудеть, однако интересовали меня не немцы, а восемь зелёных точек, которые общей группой двигались по лесу. Впрочем, проходить они будут довольно далеко от меня. Эта группа меня заинтересовала. Кто это? Понятно, что наши – по цветовому маркеру, но разведка ли это, или сбитые лётчики с дальнего бомбардировщика? Помнится, в их экипажах где-то как раз такое количество народу и бывало. Надо бы выяснить.
Закончив купаться, я вытерся полотенцем и надел всё новенькое, кроме старого обгоревшего и вонючего шлемофона – вот его я сменить забыл. Старую форму убрал в магазин, если понадобится, лучше новую куплю, документы у меня в порядке, я у того офицера СД их забрал, как и жетон, автомат на боку, вещмешок за спиной. Так и побежал к неизвестным, которых карта пометила зелёным цветом. Своим нужно помогать, особенно если это лётчики, а если дальняя разведка – вот уж в чём сомневаюсь, – то предоставлю их самим себе. Эти зубры могут и к своим отправить.
От неизвестной группы меня отделяло почти два километра, а в это время в лес вошло несколько групп немцев, карта отобразила не меньше трех, но могли быть и другие, которых она не видела. Меня ищут? Если только с собаками. Могут ведь и на наших наткнуться. Надо бы ускориться и перехватить их, иначе худо будет.
Постоянно поглядывая на карту, я бежал изо всех сил. Правда, пребывал я не в лучшей физической форме, поэтому иногда приходилось переходить на шаг, чтобы перевести дыхание. Можно сказать, применял способ легионеров: пятьсот метров бежал, пятьсот шёл. Однако всё же успел. Когда до наших оставалось метров сто, я перешёл на шаг и стал красться, потому как до немцев было тоже не так уж далеко. Присев у куста дикой малины, я изучил участок леса, где должны появиться наши. Выходили они как раз на меня. Зная направление движения, предсказать их маршрут труда не составило. И вот закачалась ветка кустарника. Сорвав с куста незрелую ягоду, я закинул её в рот и стал пережёвывать, глядя на советских лётчиков. Тут уже не спутаешь, летуны и есть. Они без особой опаски направились к противоположному краю леса. Двигались в сторону Буга, явно планируя добраться до своих. Я же прикинул, как выйти к ним, чтобы не напугать и шуму не наделать. Да просто встал и пошёл на них, чтобы издалека меня рассмотреть успели и прийти в себя.
Послышался негромкий возглас, и летуны попрятались кто где. Большинство залегло за деревьями. Кстати, не у всех имелись лётные комбинезоны, трое были в красноармейской форме, но все со шлемофонами. Меня успели осмотреть, посовещались – шёпот донёсся, – и пришли к какому-то неправильному выводу – встретили с пистолетами в руках. Конечно, они сразу рассмотрели, что я свой танкист, – по характерному шлемофону, такие носили только советские танкисты, так что, скорее всего, их смущали причины моего тут появления. Всё же за границей находимся, в Польше. Одно порадовало, шуметь они не стали, а ведь ближайшая группа немцев всего метрах в восьмидесяти от нас была.
Что видели летуны? Советского танкиста в нечищеных пыльных сапогах – а некогда мне было! – в новеньком, без пылинки комбинезоне, у которого ещё складки сохранились, и потрёпанном шлемофоне. При оружии – автомат со мной был, да вещмешок. То есть сразу понятно, что не беглый из лагеря, но кто тогда? И вот старший вышел мне навстречу. Я рассмотрел в вороте комбинезона голубые петлицы, там по две шпалы было. Майор.
Свой френч я сдал в магазин – лишний груз, в вещмешке у меня в основном продовольствие, – так что в каком я звании, он не знал. Я засёк движение боковым зрением и, замерев, повернул голову, присел, сдёргивая автомат с плеча, после чего, пригибаясь, подбежал к майору, который, видя мои действия, тоже присел, укрываясь за деревом.
– Немцы, товарищ майор. Это они за мной охотятся. Мы тут в тылу повеселились изрядно, аэродром уничтожили, целый полк в труху, потом бронепоезд расстреляли и огромное количество складов. Да вот загнали нас сюда. Я единственный выживший из роты. А вы из дальней бомбардировочной?
Говорил я шёпотом – майор и сам уже видел движение в стороне и слышал оттуда лай собак, – и он так же шёпотом ответил:
– Да. Майор Гаврилов. Ты кто будешь?
– Старший лейтенант Шестаков, командир роты тяжёлых танков. Устроили рейд по тылам противника, вон даже через Буг проскочили. Надолго суки нас запомнят. Товарищ майор, уходить нужно. В ту сторону, по ветру, я замыкающим, табачком след присыплю, чтобы собаки его не взяли.
– Хорошо.
Тихонько подозвав своих – знакомиться будем позже, – стали отходить в сторону от немцев, а я присыпал след ядрёной махоркой. Оторвавшись от преследования, мы спустились в овражек и собрались плотной группой, лишь один паренёк-сержант сидел наверху, головой крутил, но прислушивался, что происходит внизу. Я расположился на склоне, кинув рядом сидор и поставив автомат между ног. После чего посмотрел на лётчиков. После официального знакомства я услышал вполне логичный вопрос о том, что тут делаю. Живописал им похождения своей якобы роты, чем, конечно, произвел впечатление на летунов. Сообщил, что в роте была секретная техника, и все танки, после того как они выходили из строя, пришлось уничтожать. Во время рассказа я достал из сидора два свежих каравая и две банки свиной тушёнки, делал бутерброды и передавал летунам. Про того, что наверху, и себя тоже не забыл. Летуны в ответ поведали, как они тут оказались, при этом не забывая уплетать за обе щеки. Сбили их вчера ночью, так что они уже почти сутки не ели, как оказалось, сухпайков с собой на борт не брали, чем меня удивили. Только термосы с чаем на борту были. А бомбили они варшавский железнодорожный узел.