Колонна встала в двухстах метрах от головного танка. Мой же тяж покинул колонну и, ускорившись, направился дальше. Летуны выглядывали из машины, наблюдая, как мои танки взяли их в коробочку, чтобы снарядом не попало или пулей какой шальной, прикрыли бортами. Это опасно, Тарасов может подняться на ближайший танк, чтобы переговорить, а там никого. К счастью, дверь он открыл, чтобы встать на подножку и осмотреться, но из машины не стал вылезать. Я с облегчением выдохнул. Иначе пришлось бы танки медленным ходом вперёд пустить, чтобы акробатические трюки не исполнял. Что же делать? Нужен переговорщик, я один у себя в группе, на лётчиков это не возложишь, придётся самому идти. Снайперов вроде нет, красные точки только в двух километрах имеются, вблизи никого. Ладно, рискнём.
Остановив тяж около немца, я демонстративно поводил стволом орудия, и легковушка остановилась. Из неё вышли офицер и некто в гражданском костюме, с портфелем в одной руке и небольшой белой тряпицей в другой. Он-то и направился в мою сторону. Вздохнув, я достал платок из кармана и держа его на вытянутой руке, чтобы было хорошо видно, пошёл навстречу. Летуны за спиной с интересом за этим наблюдали.
Гражданский оказался переводчиком, как я поначалу и подумал, так как заговорил на русском. С почти неуловимым акцентом. Он представился и представил своего спутника – майора.
– Не трудитесь, я говорю на немецком. На польском, впрочем, тоже. Судя по уровню языка, вы русский, но редко практикуетесь в родном языке. Русский, что пошёл служить немцам, не так ли?
– Всё верно. Только я поляк и работаю в администрации губернатора в Варшаве.
– Ну хоть так. Выкладывайте, я хочу знать, что вам нужно. Замедлить моё продвижение, пока ваши новую оборону впереди строят? Можете не стараться, я её всё равно без потерь снесу.
– Именно это и нежелательно. Меня от имени гражданского правления столицы попросили уговорить вас не атаковать город. Это приведёт к крупным разрушениям и большим потерям среди мирного населения, чего мы бы хотели избежать.
– Как-то не убедили. Я всё равно желаю атаковать город. И уж поверьте, разрушений будет гораздо больше, чем вы можете себе представить в самых ужасных подробностях. Я вообще хочу полностью уничтожить город.
Тут я лгал, но мне было интересно, почему поляки так задёргались.
– И всё же я хотел бы вас отговорить от исполнения такого решения.
– Ну-у… – протянул я. – Прямого приказа у меня атаковать Варшаву нет, это личное решение… Может быть, и передумаю.
Скрытый смысл в моих словах он уловил сразу, мол, давай, убеждай меня, тогда и получишь сладкое. Репутацию за последнее время я себе уже создал, так что немцы меня очень сильно боялись и, как теперь стало ясно, предпочли договориться. Нашли ушлого дельца, офицер выступил официальным представителем власти. Причём я уверен, что это личная инициатива местных, в Берлине об этом не знают и не скоро узнают. Если эта информация вообще до них дойдёт. Кто-то здорово боится лишиться пригретого кресла. И этот лощёный офицер, я уверен, служит где-то в Варшаве, возможно, это личный представитель того самого человека, что вообще инициировал эти переговоры. Ведь если я действительно ворвусь в город, то разрушения не заставят себя ждать. Вон, пару часов назад железнодорожную станцию расстрелял, там до сих пор всё горит и взрывается. В Варшаве тоже может до этого дойти, а Германия воюет, денег на восстановление нет, значит, придётся сосать лапу, а то ещё и повыгоняют тех, кто допустил прорыв советских танков в город. В общем, скинут с кресла и денежного потока, с которого наверняка местные откусывают свой процент. А желающих занять эти кресла много. Да, будет многим плохо в верхушке губернаторства Польши, вот они и инициировали эти переговоры. Гражданские, что с них возьмёшь? Всё в деньгах меряют. Ладно, есть у меня одна идея, для этого с намёков и начал.
Однако ушлый делец начал юлить, говоря о бедности варшавян, ну и прочую пургу гнать.
– Да что вы говорите? Поляки – известные ювелиры. А у меня дом разваливается, новый купить не на что, детей кормить нечем, на море не свозишь, – завздыхал я.
Тут пришлось так подставляться, поляк, видимо, считал, что советские люди так просто взятки не берут, видимо не с теми общался. А я беру, мне по фигу. Делец сразу оживился и спросил, доставая из портфеля дорогую коробочку, оббитую красным бархатом:
– Как насчёт маленького презента? Одно из самых дорогих и совершенных ювелирных изделий, диадема ювелира Франка.
– Это мне ничего не говорит, – с безразличием пожал я плечами. – Вот золото мне интересно. Давайте, доставайте все, что у вас есть в портфеле. Он явно тяжёлый, и там многое у вас сохранено.
Не сразу, но убедил, в основном угрозами прервать переговоры, показать содержимое портфеля. Да уж, четыре килограммовых золотых слитка, с десяток явно дорогих ювелирных украшений, все в упаковках, думаю, тут солидно набирается. В общем, я категоричным тоном заявил: или я всё забираю, или иду в Варшаву. А если мне передадут всё это, то Варшаву атаковать я не буду, но только её. Пусть мэрия других польских городков сама откупается. Тот внял мне и с горестным видом спросил:
– А как мне убедить начальство, что вы сдержите слово?
– Слово офицера для вас подойдёт? Если нет, готов написать расписку.
– Хотелось бы получить и то и другое.
– Хорошо.
Я дал слово офицера, что до конца войны не буду участвовать в штурме Варшавы, как и моё подразделение, другие советские офицеры мне не подвластны, и говорил я тут только за себя и своих подчинённых. Потом расписку написал на листке из своего блокнота. При этом попросил дельца написать расписку, что я получил подарок, а офицер, что стоял с ним, во второй раз подписался. Как свидетель. Расписка по моей просьбе была на немецком языке. После этого прихватил портфель, который мне вместе с дарами отдали, держа его в одной руке, а во второй тот же платок, я направился обратно. Дошёл благополучно, хотя казалось, что в спину вот-вот прилетит пуля. Забравшись в танк, бросил портфель на место механика-водителя и стал разворачивать танки. Несмотря на то что до перекрёстка нужно было проехать всего несколько километров, я всё же дал обещание, что в сторону Варшавы не пойду. Летуны не понимали, почему танки на месте разворачиваются, но им пришлось последовать общему примеру, и, перестроившись на ходу, колонна вернулась к позициям уничтоженного батальона. К нужному мне аэродрому, что находился возле города Радом, и другие пути найдутся. Сейчас километров пятнадцать проедем, и повернём.
Двигались мы на максимальной скорости, какую мог поддерживать японец. Надо было все же изобразить его потерю при штурме батальона! Добравшись до перекрёстка, мы остановились на опушке небольшого леса. Выбравшись из тяжа, я недовольно посмотрел на небо, где крутился воздушный разведчик, тот с полчаса как появился. До наступления темноты ещё около часа, тогда и избавимся от соглядатая-стукача. Когда я подошёл к грузовому «Опелю», летуны уже покинули кузов, Тарасов вышел вперёд.
– Что это за встреча с немцами была?
– Извините, рассказать не могу… сразу… – всхлипнув от смеха, сказал я, после чего пояснил сразу же заинтересовавшимся лётчикам: – Те немцы и поляки, что руководят Варшавой, с чего-то решили, что я собрался взять штурмом город. Слухи о том, что мой отряд невозможно уничтожить, уже вовсю гуляет по тылам. Мне даже дали кодовое наименование Феникс. Так вот, они решили со мной договориться и выслали своего человека, чтобы откупиться от меня, предложили драгоценности, чтобы в Варшаву я не ходил. И знаете, что самое главное?
Я осмотрел летунов, которые внимательно слушали, у некоторых мелькали усмешки, но молчали все, пришлось продолжить:
– А самое забавное в том, что в Варшаву я и не собирался идти. Нам нужно было проехать три километра и повернуть на город Радом, у которого и находится нужный нам аэродром. Но немцы так перетрусили, что были готовы на всё и отдали мне целый портфель разных драгоценностей и золотых слитков. Даже пришлось расписку написать, что воевать в Варшаву я не пойду. Да и не приближусь к ней. Вместе с распиской я дал слово офицера. Они моей шутки не поняли, что в Союзе офицеров нет.
И вместе с летунами посмеялись над комизмом ситуации. После чего я сказал Тарасову:
– Отправлю вас к нашим, портфель со всем содержимым заберёте с собой. Так как добыл их я, то сам решу, куда потратить. Я танкист, так что на закупку оборудования для производства бронетехники и желаю потратить эту добычу. Или, как тот делец сказал, презент. Нужно опись ценностей сделать, с росписями всех присутствующих, ну и назначить ответственного за хранение и передачу в Гохран.
– Этим мой зам займётся, – Тарасов положил руку на плечо своего бомбардира. – Сейчас оформим, или чуть позже?
– Пока светло и этот гад в небе, есть время. Как стемнеет, двинем дальше без этого соглядатая.
– Хорошо.
Я сходил к тяжу и достал портфель и газету с моим фото. Газета пошла по рукам, а я рассказал, как дело было и как танк смог уничтожить. Потом оформили передачу драгоценностей. И всё, за портфель теперь отвечал бомбардир. Ну а я органам советской власти написал, мол, такой-то и такой-то, прошу направить эти средства на производство танков. Куда именно, сами пусть решат.
Уж стемнело, когда мы закончили, я как-то упустил тот факт, что газета ко мне уже не вернулась, но решив, что её пустили в дело, махнул рукой, а колонна наша уже шустро двигалась к нужному городу.
Глава 22
Кто не был на войне, не имеет права говорить о ней.
Добрались нормально, японец выжимал из своего движка всё что мог, но доехали часам к двум ночи. Попытки остановить предпринимались, даже была одна особо отчаянная, перед нами взорвали мост. Он взлетел под дозорным танком, отчего мой немец рухнул в воду, получив такие повреждения, что я его потерял по сути. Ну да, тот в магазин вернулся. Знал бы, японца впереди бы гнал, чтобы потерять его и иметь более высокую скорость. А вообще, по дороге не один раз пришлось открывать огонь. Хорошо, летуны в конце, в основном только слышат пальбу. А потом проезжают мимо горящей техники противника или строений. Да, до пожаров часто доходило. Немцы дома как доты использовали.