Женщины (в гриднице были только я и княжна) оказались в остром дефиците. Гориславу никто не смел пригласить на танец по причине высокого происхождения, поэтому, когда Яробор эффектно приблизился к столу и поклонился, мне пришлось отдуваться за двоих. Для этого потребовалось срочно вспомнить занятия в фольклорной студии, которые я посещала в детстве. Не Бог весть что, но всё же лучше, чем ничего! Может, и удастся сойти за свою и не вызвать подозрений! Оказалось, что костяной ногой очень хорошо отстукивать двойные дроби, легко рассыпавшиеся по гладкому полу. В этой безудержной пляске было что-то огневое, разухабистое и родное. От избытка чувств хотелось взмахнуть платком, как когда-то Василиса Прекрасная, но я воздержалась, вспомнив какой эффект был от рушника, однако всё-таки рискнула спеть несколько частушек, приведших в восторг веселящуюся общественность. А заключительная припевка имела все шансы передаваться из уст в уста и пережить свою исполнительницу:
«Шёл по лесу мерин сивый,
Звёзды висли на суку.
На лицо я не красива,
Но харизмой завлеку!»
После этого даже орки пустились в пляс. Получалось это у них несколько неуклюже, причём Рагне Стигг лихо оттеснил воеводу, пожелав составить мне пару. Я заметила, что двигается он лучше других своих собратьев, мне даже показалось, что вроде как-то намеренно валяет дурака, хотя на самом деле мог бы дать фору самым главным плясунам.
По крайней мере присядка в его исполнении выглядела восхитительно, а уж частушка, исполненная басом, была просто выше всяких похвал:
«Глаз косит и боль в затылке –
Знак я слал условный милке:
То мигал ей так и сяк,
То затылком об косяк!»
Кажется, это была насмешка надо мной после нашего недавнего разговора, но я почему-то не могла сердиться на орка, а это был опасный признак: последний раз после вот такого же состояния я получила неразделённую любовь и много проблем. Сейчас же по ощущениям всё было гораздо серьёзнее, но в душе расцветала надежда на чудо, на ту самую сказку, о которой я мечтала. Никто из гостей (мне оставалось надеяться, что и сам Рагне Стигг) не заметил никаких эмоций у меня на лице. Пляска была в самом разгаре. Горислава, не выдержав величественного сидения на троне, тоже присоединилась к нам, вступая, будто пава, перед Дубыней.
Все три головы Змея Горыныча весело кивали в такт музыке, и только Ванадий остался в стороне. Он сидел в углу и наблюдал за всеобщим весельем. Мне стало очень жаль Пупса, ведь он не мог участвовать в общем веселье из-за травмы ноги, а ещё я вдруг подумала, что его положение за столом, выглядевшее сначала таким неудачным, с точки зрения наблюдения за всеми было самым удобным: всех видно, как на ладони, в то время как на наблюдателя никто и внимания не обратит. И взгляд у младшего королевича был какой-то многослойный, грустный, но при этом непроницаемый. Интересно!
Когда мы с Бардадымом, сопровождавшим меня всюду, вернулись в светлицу, Воронесса уже сидела на подоконнике у открытого окна и чистила пёрышки, сверкавшие в солнечном свете чистейшей белизной. Было очень забавно, что два этих оборотня сочетались друг с другом как инь и янь. Баба Яга специально, что ли, их подбирала?
– Ну что сказал Леший? – спросила я, подходя к ней.
– Сперва-то и слышать о тебе не хотел, Ягуня, но потом смягчился! Правду говорят: старая любовь не ржавеет! – заявила Воронесса. – Лепесток забрал и сказал, что на третий день ждёт тебя в гости. Там и результат тебе скажет с глазу на глаз. Уразумела?
– Ещё одно свидание?! – в панике воскликнула я.
Почему-то лешего я боялась больше всех. Наверное, это шло из детства, когда я потерялась в лесу и не могла выбраться, а бабушка сказала потом, что это леший меня кругами водил. Вот ни за что к нему не пойду!
– Почему «ещё»?! – удивилась Воронесса.
Пришлось вкратце ввести её в курс дела, после чего мы приступили к тщательному разглядыванию берестяных грамот.
– А это нам на кой? – озадаченно прокаркала ворона.
– Суть этой методики в том, что каждый на самом деле рисует себя, отражая свои потребности, страхи и чаяния в несуществующем животном, – пояснила я.
– Мудро! – сказала Воронесса с ударением на последний слог. – Знатное колдовство! Но как ты с его помощью собираешься отравителя княжеского вызнать?
– Отравитель – это преступник. Он будет нервничать, злиться, а нервное напряжение, стресс, агрессию и другие особенности легко можно увидеть на рисунке, – высказала я свою гипотезу.
– Ну ты у нас голова! – восхитилась Воронесса.
– Мэ-э-э-этр сыска! – согласился с ней Бардадым.
– А бересты этой теперь километр целый, и всю надо изучить, а у меня свидания! – проворчала я.
– Тут, Ягуня, я твоему горю помогу! – важно задрав клюв, сказала Воронесса.
– Как же, интересно? – усмехнулась я.
– Свиданий у тебя два: одно точно с Пупсом, второе неизвестно с кем, и оба почти в одно время. На одно я пойду, на другое – ты, вот и управимся! – объявила ворона и добавила, заметив моё удивление: – Не волнуйся, в грязь лицом не ударю! Причепурюсь, обернусь, каркать много не стану. Ввечеру-то небось разницы и не приметят!
– А что? Это идея! – пробормотала я.
– Тогда, чур, я к Ванадию! – предложила Воронесса. – Очень он мне интересен! Вот что там по твоей методе пустота с глазами обозначает?
Резонный вопрос. Мне приходилось рассматривать самые разные рисунки по тесту, но глазастую пустоту ещё никто и никогда не изображал!
– Может, это символ его одиночества, отстранённости, – предположила я. – Он из-за травмы и отсутствия внимания Гориславы чувствует себя покинутым, опустошённым.
– Не опустошённый он, а шибко грамотный, стервец, сразу ясно! – не отступала ворона.
– Ме-е-е-е-етодически подкованный! – проблеял своё веское слово Бардадым.
– Да нет, не может он! Он же методики этой не знает! – возмутилась я.
– Да ты почитай, что он пишет-то! – подсказала Воронесса
Рассказ Ванадия, и правда, был занятным: «Название животного: Великий Пуст. Место обитания: везде и нигде. Чем питается: силой и знанием». Можно было предположить, что он не считает свой дом родным и всё-таки чем-то опустошён. Второй рисунок с приглашением на свидание был даже более оригинальным, чем тот, что создал королевич, и местами содержал элементы скрытой рекламы: «Название животного: Матрёш всем хорош. Где обитает: бродит по свету и по темноте, и все привечают и эти, и те». Очень хотелось узнать, кто же это такой. В общем, к вечеру из светлицы вышли две Бабы Яги, причём одна временами по-птичьи склоняла голову набок и любила складывать руки за спиной, как крылья.
Я вышла в темноту княжеского сада и принялась искать грушу, означенную в приглашении. В голове крутилась забавная частушка, очень подходившая для этого случая:
«Ой, залётка, брюки клёш,
Посидим под грушею.
Ты мне песни пропоёшь,
А я тебя послушаю!»
Груша действительно росла в этом саду. В темноте её угольно-чёрный силуэт казался зловещим, может быть, потому, что у меня уже было одно травмирующее (во всех смыслах) событие, связанное с этим деревом, да и вообще символично: Груша под грушей. Я обошла дерево по часовой стрелке, так и не обнаружив никакого ухажёра. Что ж это он, струсил, что ли? А может, это ловушка? От мысли об этом у меня по спине пробежал неприятный холодок, и в этот момент шелест травы, смягчавший звук шагов, возвестил о приходе неизвестного поклонника Бабы Яги.
Шаги приближались, но я никого не могла увидеть, хотя давно уже нервно озиралась по сторонам. Что, этот Матрёш шапку-невидимку на свидание нацепил?! Разве так с девушками (вернее с бабушками, то бишь с бабоёжками) общаться ходят?! А может, он вовсе не общаться идёт, а порешит меня на месте, и делу конец… Словно желая составить мне компанию, из-за туч выкатилась луна, заполняя ночь нереальным серебристым светом. Внезапно мне показалось, что груша стала отбрасывать тень, которая стремительно увеличивалась в размерах, будто наползая на меня. Я вспомнила, что в славянской культуре грушу почитали как женское дерево, символ любви и благополучия. Даже поверье было такое, что в тени этого дерева можно скрыться от злых духов, поэтому грушу часто сажали рядом с построенным домом. Так, может, она и от невидимых ухажёров защищает?!
Я со всей возможной скоростью помчалась под сень груши, и когда её раскидистая крона простёрлась надо мной, мне стало в разы спокойнее. По крайней мере, отсюда можно было долго держать оборону, прицельно кидая груши в противника. Вот только разгляжу его, и всё, первым же «снарядом» по лбу! Я сорвала увесистый спелый плод и вдохнула грушевый аромат, такой сладостный, но не приторный, простой, но не заурядный; наверное, так пахнет любовь.
– Грушенька, краса ненаглядная! – неожиданно позвал мягкий мужской голос, и сразу будто в самое сердце мне запал – до того он был располагающим: тёплый, густой, басистый.
Но моя рука отреагировала раньше, чем мозг. Плод, которым я так восхищалась, уже полетел в темноту на звук. Раздался глухой удар, а потом укоризненный возглас:
– Ну что ж ты делаешь-то?!
Через мгновение темнота вдруг преобразилась в орка, вернее, тот словно выпал из окружающей нас бархатно-чёрной ночи, сняв маскировку. Может, он умеет менять цвет, как хамелеон?
– А нечего честную Бабу Ягу в конфузы вводить! – проворчала я, виновато уставившись на приличную шишку на орочьем лбу.
Вот так я! Называется, бью редко, но метко!
– Я же сюрприз тебе сделать хотел, ну и знак подать тоже! – добродушно сказал орк, потирая ушибленное место.
Я вдруг ясно осознала, что он только что назвал меня по имени – «Грушенька», да ещё и «краса ненаглядная». Откуда этот орк мог знать моё настоящее имя? Это просто совпадение такое, или он ко мне, настоящей, а не к Бабе Яге на свидание пришёл?!