– У меня осеннее грушеоблысение… – озадаченно прошептала я, припомнив забавные стишки.
Что могло сучиться? Может, нужно её полить или удобрения какие-то добавить? В довершение эффекта меня, как удар обухом по голове, настиг голос Воронессы.
– Не ходи, не придёт он! – каркнула она мне в ухо, задыхаясь от быстрого полёта.
– Как это не придёт?! Почему?! – испуганно прошептала я.
– Нету орков нигде! – пояснила Воронесса. – Я все хоромы облетела! А в покоях, где они жили, темнота, разруха, и тенётами всё поросло, будто и вовсе их не было никогда здесь! И если бы я сама своими глазами их не видала, то ни в жись не поверила бы, что орки сюда приходили!
У меня перехватило дыхание от страшной догадки: искажения изменили ход событий! Возможно, княжна ничего не помнит и обо мне, и о расследовании! И что мне делать теперь?!
– Может, того… к лешаку вернёмси? – спросила Воронесса, у которой от страха все перья стояли дыбом.
В этот миг кто-то неприятно прикоснулся к моей ладони, и я, взглянув на руку, увидела длинного и толстого червяка и чуть не завопила от отвращения.
– Тихо! – цыкнула на меня Воронесса. – Это ж мой червячок-то, старый знакомец. Я на него охотилась, а поймать не смогла, и тут он сам приполз. Ишь, скоростной какой попалси! Ну я его!
– Подожди-ка! – остановила я её, когда ко мне возвратилось самообладание. – А если это посланник? С чего бы ему мне на руки заползать?
Червяк принял вертикальное положение, будто хотел сообщить мне нечто важное. Только как его понять?
– Ладно, послухаем! – глубокомысленно изрекла Воронесса. – Вот какой я незаменимый работник: и клюнуть кого, и выслушать, и на человечий перевести, ежли что…
Она вдруг резко осеклась, испуганно взглянув на меня.
– Что он сказал? – спросила я.
– Леший тоже не придёт, – сообщила ворона. – Дела у него, вишь, нарисовались важныя-я-я-я! Купель, в которую я намедни окунулась, вся до дна прочернела, и лес, от неё напитавшись, иссыхать начал. Велемудр сейчас занят: думу думает, как эту хворь одолеть. Вот додумает, всё в порядок приведёт, тогда и к нам нагрянет!
У меня защемило сердце от страха и чувства вины: получается, что из-за меня может и лес погибнуть, и леший с ним. А ведь я могла его остановить тогда, рассказать о своих недобрых предчувствиях перед лесной купелью!
– А тебе передал, чтоб ты не отчаивалась, и… что-то ещё, – деловито сообщила Воронесса. – Не всё разобрала я только. Уж больно червяк этот создание примитивное: никакого изящного общения!
Червяк свернулся в кольцо, словно легендарный змей Уроборос, вероятно, обидевшись на нелицеприятные слова Воронессы, и буквально соскочил с моей руки в траву, неимоверно быстро для червяка уползая прочь. Я сразу потеряла его из виду, но не Воронесса, парившая над землёй как заместитель коршуна в этой части Запенди. Отдалившись на приличное расстояние от кочек, у сеновала, червяк был пойман, а скорее всего, сам сдался на милость преследовательнице, будто специально отводил нас подальше от скрюченной груши.
– Ладно, пошутила я! – прокаркала ворона, когда червяк снова устроился у меня на тыльной стороне ладони. – Не примитивный ты, а культурно развитой, цивильный червь! Ну-ка повтори, чего там Велемудр тебе понашёптывал?!
Червяк снова вытянулся вертикально, как палка, а Воронеса глубокомысленно уставилась на него.
– Говорит, надо в корень смотреть, – заявила она через мгновение.
– То есть вникать в самую суть? – уточнила я, вспомнив знаменитое «зри в корень» и Козьму Пруткова.
– Да нет! – возразила Воронесса. – Это он про настоящий корень говорит. Типа, надо корень найти, а он к злодею и приведёт. Корень зла!
Мне почему-то вспомнилось, как недавно вспыхнувший Алатырь осветил стены княжеских хором; мне ещё показалось тогда, что их пронизывают странные прожилки, похожие на мощную корневую систему какого-то нереального растения. Может быть, мне и не почудилось вовсе? Бытует же выражение «зло пустило корни», а здесь, в сказке, всё может принимать вполне материальные формы! Только что же это за растение, символизирующее зло? Леший, кажется, был уверен, что я уже видела это чудо вредоносной флоры и пойму о чём идёт речь. Не цветок ли это, который преподнёс мне Ванадий Пупс? Его лепестки Велемудр брал на экспертизу, и вот заключение, но ведь тот розовый куст погиб. Я сама видела, как он рассыпался, повреждённый кнутами фей.
– А как его обезвредить-то? – проворчала я.
– Да погоди! – перебила меня ворона, не отрывая глаз от червя. – Вот он ещё говорит. Дескать, не забывай, кто ты! Силу свою примени!
Червяк снова свернулся в колечко и скатился в траву – только его и видели, оставив нас с Воронессой в глубоких раздумьях!
– А кто я? – спросила я, словно алкаш после бурной попойки.
– Как – хто?! – поразилась моей дремучести Воронесса. – Ты же… этот… ну, как его.. пи…си…тьфу! Психолог, вот!
Я кивнула и, нервно рассмеявшись, прислонилась к стене сеновала.
– Я вот что удумала: полечу сейчас в хоромы, найду Бардадыма и ка-а-а-а-а-к-ак ударю его клювом по … – воинственно начала Воронесса и вдруг осеклась, потому что позади нас за бревенчатой стеной сеновала что-то вдруг подозрительно завозилось и зашелестело.
Не успели мы опомниться, как прямо с верхнего яруса вниз, нещадно осыпав нас свежим сеном, метнулось нечто крупное, чёрное и страшное до одури! Это существо мгновенно сгребло нас в объятия, не дав жертвам броситься на утёк. Мне быстро зажали рот, а Воронесса успела каркнуть нечто вроде:
– Ах, ты…
– Тихо! Я это! – произнёс знакомый голос, а потом я увидела искрящиеся алым глаза, и хватка нападавшего ослабла.
– Бардадым! Ты?! – тихо проворчала я, прерывающимся от волнения голосом. – Разве можно так женщин пугать?!
– Прости, Ягуня, нельзя по-другому было! – примирительно сказал оборотень, а потом добавил, взглянув на отчаянно вырывающуюся Воронессу: – Не злобствуй, Роня, не изменял я тебе! Ты же знаешь, что нет для меня никого лучше тебя и в Яви, и в Нави!
– А пошто ты тогда при княжне в женихах ходишь?!– гневным шёпотом, но уже более мягко вопросила взъерошенная Воронесса. – Молва уже до чащобы докатилась! Пусти! Так крылья и чешутся на тебе кар-кар-карте применить!
– Вот за что тебя люблю, Роня, так это за то, что ты личность отчаянно смелая и креативная! – с какой-то невыразимой нежностью сказал Бардадым. – Всё обскажу, для того и ждал вас тут, долго ждал!
Мы вошли внутрь и, расположившись на сене, успокаивающе пахнущем клевером и люцерной, засыпали Бардадыма вопросами.
– Погодите! Буду по порядку всё говорить, или перепутаю всё, а у нас и так всё запутанно! – взмолился оборотень, укоризненно взглянув на нас.
Мы прекратили галдёж, и Бардадым поведал нам следующее:
– После твоего ухода, Ягуня, мы с Рагне Стиггом договорились, что будем действовать вместе: он ищет Кадваладура, а я присматриваю за княжеским семейством. Всё своим чередом шло, Рагне Стигг вроде как на след напал, вы всё не возвращались, а неделю назад…
– Как – неделю?! – воскликнули мы с Воронессой в один голос. – Нас же всего сутки не было!
Тут настал черёд Бардадыма удивиться.
– Значит, и времени ход в хоромах изменился! – проворчал он. – Вот оно что!
Время тоже искажено! Мы с Воронессой потеряли дар речи. Кажется, Кадваладур пошёл в наступление! Но что побудило его сделать это именно сейчас?! Испугался моего военного союза с Велемудром или была какая-то другая причина? Что теперь делать, когда враг отнял у нас многих сторонников? И что он сделал с моим суженым?!
– В общем, недоглядел я! – продолжил Бардадым. – Чувствовал, что что-то не то творится, а что, понять не мог. Вроде, всё хорошо, а как-то не так, будто я в какой-то другой мир попал – похожий, но всё же другой. И тут князю внезапно стало хуже. Трястись он стал и хрипеть, хотя никто из чужих к нему не заходил, я бы заметил. Горислава к Дубыне побежала за помощью и застала нашего Звездановича, когда тот перстень княжеский с пауком, фее преподносил, той самой, что успела скрыться тогда на крыше.
– Не может быть! – в один голос воскликнули мы с вороной, а я подумала о том, что перстень этот с княжеской руки и раньше кто-то пытался снять. Неужели Дубыня? Или это фейских рук дело было?
– Как оказалось, может! – пожал могучими плечами Бардадым. – Княжна осерчала сильно. Оно и понятно: ладо её сразу и вором, и изменщиком оказался. Я стал её успокаивать, и пока говорил с ней, понял, что не помнит она ничего – ни твоего прихода, Ягуня, ни нашего расследования. Только одно у неё в голове осталось: замуж выходить надо. Я тоже прикинулся козликом с прогрессирующей амнезией. И всё бы ничего, но тут Ванадий Пупс явился, вроде как свататься, а я-то помню, сколько горя мы с королевичем этим хлебнули, и первым предложение сделал, чтобы княжну от него уберечь. Она сдуру и согласилась! Дубыне отомстить хотела!
– Герой! – ядовито обронила Воронесса, но от других обвинений воздержалась: было видно, что она уже не сердится. Да и как можно было сердиться на такого мужчину?!
– И Рагне Стигга ты с тех пор не видел? – спросила я.
– Видел, но как-то странно всё было, – покачал головой Бардадым. – После того как с князем эта тряска случилась, зашёл я в покои орочьи (мы с Рагне Стиггом иногда там заседали за чаркой его специального зелья, которое, как он говорил, воины перед битвой принимают), хотел с ним совет держать. Вхожу и вижу: вроде как стоит он ко мне спиной у печи и пишет на ней углем. Я окликнул его, а он повернулся, на надпись мне указал и исчез, словно растворился!
– Что за надпись? – спросила я.
– Тебе, верно, послание, Ягуня! – предположил Бардадым. – Правда, мало он написать-то успел, только «Встретимся!» да «Ищи во сне!». Слова эти потом ещё несколько вздохов моих ярко так алым горели, а потом тоже того… растворились!