– Внутрь! – сказала я себе, желая найти самую сердцевину этого растительного монстра, и картинка вокруг мгновенно изменилась, словно я пронзила пространство и, оставив позади клетку из отростков, оказалась в коридоре, где не раз бывала наяву.
В реальном мире именно здесь располагался вход в покои, жениховской делегации орков, и хотя моей целью был поиск Кадваладура и изучение способа уничтожения корня зла, я не могла справиться с искушением заглянуть за знакомую дверь. Двустворчатая, алеющая под низкой округлой аркой, испещрённой затейливым золотым орнаментом, она так и манила открыть её. Я представила, как створки распахиваются, пропуская меня внутрь, и они послушно исполнили мою волю.
Я очень боялась увидеть то, о чём говорила Воронесса: тенёта по углам, пыль, пустоту; но картинка оказалась иной! Вернее, все атрибуты запустения тоже присутствовали, но здесь, в моём осознанном сне, они выглядели так, будто были чем-то эфемерным, не настоящим, даже бутафорским, как старый дырявый занавес, силящийся заменить собой звёздное небо. За всей этой бутафорией ярко и чётко прорисовывались невидимые в искаженной реальности предметы интерьера. Особенно выделялась та самая печь, о которой говорил Бардадым. Она просто сияла тёплым и чистым светом, притягивая мой взор. Что ж, будем, как говорится, плясать от печки! Я прикоснулась к белой поверхности, отозвавшейся приятным теплом, словно печь была живой, как во многих русских сказках. Того и гляди улыбнётся мне и пирогами накормит!
Глядя на неё, я думала о том, что хотел сказать мне Рагне Стигг, сделав такую краткую надпись на этом тёплом белом печном боку до того, как искажения изменили реальность, в которой у нас с ним остались восхитительные моменты счастья вдвоём. Может быть, в той надписи был какой-то скрытый смысл? В миг, когда догадка уже витала совсем рядом, готовая обрести форму, за печной заслонкой вдруг раздалось тихое «апчхи», а потом заслонка отодвинулась, продемонстрировав мне улыбающуюся физиономию симпатичного молодого парня, ездившего со мной в метро в том далёком мире, о котором я уже стала забывать.
Получается, мой ненаглядный калик ушёл в подполье, то есть в подпечье. Но что за метаморфозы? Куда он дел облик орка?! А может быть, так выглядит его душа, которую я, как и подобает психологу, смогла разглядеть в режиме осознанного сна? Если так, то тогда и на Кадваладура взглянуть можно, только придётся переквалифицироваться из бабоёг в спящие красавицы! Рагне Стигг приложил палец к губам, призывая меня молчать, и быстро выбрался из своего укрытия. Я же, до этого убеждавшая себя и других в том, что сны – это всего лишь игры человеческого подсознания, сейчас гнала эти мысли прочь: никакие не игры – всё серьёзно у нас!
– Ты жив?! С тобой всё порядке? – прошептала я, с трепетом ожидая, что он скажет.
Вместо ответа Рагне Стигг заключил меня объятия. Это было непередаваемое ощущение, совершенно не сравнимое с тем, что возникало меня во время обычных объятий. Прикосновение души дарило настолько абсолютное счастье, что мне казалось, будто я и Рагне Стигг – две части одного целого, те самые половинки, о которых говорилось в легенде, описанной Платоном. Разбросанные богами по разным мирам, они ищут друг друга чтобы воссоединиться. Такое случается очень редко, но, наверное, в этом и есть смысл настоящей любви, чтобы найти ту самую свою половинку, которая идеально подходит именно для тебя. И я ведь нашла!
От осознания этого мне вдруг стало так хорошо и спокойно, будто и не было вовсе Кадваладура с его кознями. Вот так бы всегда, всю жизнь! От моего избранника исходило мягкое свечение, казалось, что он весь соткан из света, а глаза его были похожи на искрящиеся драгоценные камни. В следующий миг у нас будто объединились сознания, и я могла слышать его мысли, а он – мои. Высшая степень доверия друг другу! Слова больше были ни к чему, и в моей душе, напитавшейся его внутренним светом, воцарился покой.
– Что произошло? Почему Воронесса не увидела тебя в этих покоях? И куда делись орки?
– Орки, Горыныч, Яробор, многие гриди из дружины князя – они все исчезли, потому что были частью этой сказки, а значит, оказались очень восприимчивы к действию искажений. У нас с тобой сопротивляемость значительно выше: мы не отсюда, но демонстрировать это лишний раз не следует. Я после твоего ухода в стенах этих покоев отражатели поставил, они взгляды отводят, чтобы никто увидеть меня не мог. Так мне проще наблюдать за искажениями и нанести удар в подходящий момент.
– Ты нашёл того, кто виновен во всём этом?
– Пока – нет. Жду, когда его найдёт моя формула поиска. Её применяют калики, но действует она долго, анализируя все варианты. Сначала я был уверен, что наш главный противник скрывается за личиной королевича, но Ванадий просто его союзник, возможно, пешка для обманных манёвров, а может быть, сам имеет какой-то свой интерес в этой истории.
Я вспомнила о подаренном мне цветке, оказавшемся затем корнем зла, о злых феях и прочих моментах, к которым, так или иначе, приложил свою руку Пупс, и кивнула. Долго же он водил нас за нос, но теперь мы такого не позволим! Только вот зачем потребовался такой длительный обманный манёвр? Почему искажения начали действовать только после моего ухода к Велемудру? Или это совпадение?
– Сейчас, когда искажения сами исключили потенциально опасных противников Кадваладура, напрашивается вывод, что наш враг может находиться в любом из тех, кто остался в хоромах, кроме твоего рогатого телохранителя, конечно, мелкой челяди (не тот уровень для Кадваладура) и Ванадия.
– Но тогда остаются Горислава, Дубыня и ближний боярин! Да ещё…
Мой сон вдруг распался множеством сияющих искр, разрушенный громким карканьем Воронессы:
– Сказано вам: не может Яга подойти! Она… это…
– Ме-е-е-е-едитирует! – подсказал Бардадым.
– Вот! – подтвердила Воронесса. – Так князю и передай!
– Понял! – сказал княжеский посыльный и уже закрыл за собой дверь, но что-то побудило его вернуться. Хорошо, что я ещё не успела полностью встать со своего жёсткого ложа, а только изобразила лёгкие конвульсии, шмякнувшись обратно.
– А как это – «медитирует»? – спросил посыльный, покосившись на меня. – Ну, чтобы князю объяснить, в случае чего.
– Это когда голова становится пустая-препустая, ни одной мысли нет, ничего непонятно, а на душе хорошо! – менторским тоном проблеял Бардадым.
– ПонЯл? – поддержала его Воронесса.
– Вона чё! – изумился посыльный. – Это, стало быть, баба моя постоянно медитирует: у неё точно ни одной мысли в голове нет!
– Да и не только у неё, – проворчал Бардадым, покосившись на него.
– Иди, милок! Князю всё поведай без утайки! – Воронесса бесцеремонно выпроводила посыльного за дверь и задвинула клювом щеколду, а потом спросила у меня, скрестив крылья на груди, как Наполеон Бонапарт руки: – Или к князю пойдёшь?! Что-то не к добру он тебя вызывает так настойчиво!
– На то он и князь, чтобы настойчивым быть! – возразил Бардадым.
– Идти надо в любом случае! – решительно сказала я, а потом добавила, вспомнив свой сон: – У меня для вас один важный вопрос: надо два зелья приготовить – засыпательное и рассыпательное, так сказать. Сможете?
– Вопрос на засыпку! – усмехнулся Бардадым.
– Вроде того! – кивнула я. – Только такие зелья надо, чтобы, если выпить одно – мгновенно уснуть, а второе – мгновенно проснуться!
– Делов-то! – каркнула Воронесса. – Наварим запросто! Кого засыпать планируешь?
– Посмотрим! – пробормотала я, погладив ключи под одеждой.
Спрятать бы их куда подальше! Ходить по хоромам, точно зная, что рядом в любой момент может оказаться настоящий Кадваладур, было опасно. Я женщина слабая, вдруг он отнимет у меня эти артефакты? Но куда спрятать, если всё обработано воздействием искажений? Может быть, надо было оставить ключи у лешего? Нет, это только добавило бы Велемудру уязвимости, а он и так пострадал в результате сложной многоходовки Кадваладура, которую я не разгадала: это ж надо было додуматься – отравить Воронессу, чтобы та, окунувшись в лесную купель, принесла с собой частицу искажений, убивающих лес и тем самым отнимающих силы у лешего! Хитрый и умный враг самый опасный, но и сражаться с ним интересно!
С такими невесёлыми мыслями я шла к князю, но ноги сами принесли меня к покоям орков. Наяву эти пустые помещения в правом крыле княжеских хором казались ещё более мрачными, чем во сне. Дверные створки поддались с трудом, и я сразу угодила головой в плотные тенёта, как мошка в сети паука, – липкие и серые, словно старые пыльные тряпки. Они свисали с потолка, зловеще покачиваясь от сквозняка. Идея, пришедшая мне на ум совершенно спонтанно, имела неожиданные последствия.
Я прошла внутрь, оставляя следы на полу, покрытом мохнатым слоем пыли, словно ковром, и остановилась там, где когда-то стояла печь. Если всё так, как я думаю, то искажения скрывают истинные интерьеры, как бутафория, но не могут пока их полностью уничтожить: видно, строители, воздвигавшие княжеские хоромы, вложили в них много сил созидания, старались от души, а может, вообще не из той сказки были, поэтому искажения не могли разрушить их творение. Осталось только найти скрытое. Мне было очень страшно от мысли о том, что мои предположения могут оказаться ошибочными и все здешние обитатели, а значит и Рагне Стигг, исчезли на самом деле, а сон – только фантазия, но иного способа убедиться в обратном, кроме обычного научного тыка, просто не существовало.
Я зажмурилась, чтобы сосредоточиться, и представила, как прежде выглядели эти покои. Там у окна стоял крепкий дубовый стол и широкие резные лавки, а в дальнем углу, кажется, были сундуки. А вот здесь… Да, вот она, печка! Белая, тёплая… Я почти физически ощутила её жар, а потом, не открывая глаз, нащупала заслонку и сунула за неё ключи, которые заранее сняла ещё в своей светлице и спрятала в рукав, как Василиса Прекрасная из известного советского мультфильма.