Не отрывая глаз от подвески, Володарь Светлый встал напротив меня у окна, и мне показалось, что игра света делит его образ на две части: одна будто вобрала в себя полумрак княжеских покоев, превращаясь в нечто призрачное и тягостное, а вторая, облитая солнечными лучами, всё ещё хранила в себе печать могущества, которую, как мне казалось, носил в себе каждый правитель, являясь наместником высших сил на Земле.
– Ну как это – в чём?! Они самые ярые приспешники зла и есть! Главный сыскарь мой их вычислил! – сказал князь, наблюдая за подвеской, а потом, спохватившись, добавил: – Ты же не знаешь ничего! Так вот, я когда ультиматум-то от Кадваладура получил, понял сразу, что просто так тот не успокоится! Шпионов всяких засылать станет, воду мутить… Вот и задумал я хитрость такую: женихов призвать для Гориславы, вроде как замуж выдать дочь планирую. Только на самом-то деле я среди женихов своего сыскаря внедрил, чтобы он за всеми следил и выводы делал.
Я удивлённо покачала головой. Вот, значит, как! Князь решил самого Кадваладура Хитрого обхитрить. Смело, хотя и довольно наивно! И вот что странно: в его словах я не чувствовала фальши, возможно, так, как он говорил, и было вначале, до того как Володарь вдруг уснул и не мог проснуться.
– Кто же сыскарь твой, княже? Что-то я его не приметила! – проворчала я.
– Не приметила, потому что он скрывался от врагов. Это сродственник мной дальний по материнской линии, из глухой провинции происходит, хотел сюда, в столицу перебраться, – сообщил Володарь Светлый. – Договорился я с ним так, что он прибывает ко двору, назвавшись королевичем из соседнего государства. Славный Пупс из него вышел – загляденье! Даже внешне похож, что удивительно: ведь сродственник мой ни сложением, ни голосом не вышел, видать, маскируется хорошо!
Я нервно рассмеялась. Ванадий Пупс – княжий сыскарь и сродственник?! Здрасьте, пожалуйста! Вот почему он посты проверял! В принципе, это многое объясняло. Я бы даже с радостью поверила в его непричастность к козням Кадваладура, но факты говорили о другом. Княжеский сыскарь точно не стал бы дарить мне цветок, пустивший корни зла. Обращало на себя внимание и то, что этот загадочный сродственник стал вдруг очень походить на настоящего Пупса. Может, не маскировка это была, а подмена на верного Кадваладуру человека – настоящего Ванадия?
– Остромысл меня отравой опоил – тут вина доказана, а Дубыня перстень украл по наущению злобных существ, которых в странах иноземных феями зовут – их Кадваладур ко мне и заслал, чтобы порчу на меня навести! – продолжал рассуждать князь.
Версия железобетонная, не подкопаешься! Мне было просто необходимо срочно побеседовать с Остромыслом и Дубыней, но как это сделать, не вызывая подозрений? В это время Володарь подошёл ко мне и неожиданно схватил за запястье, тихо прошептав:
– Помоги мне, Яга Ягишна! – В этих словах, да и во взгляде князя на мгновение отразилась такая боль и мольба, что мне стало не по себе, но вскоре Володарь Светлый, будто взяв себя в руки, стал прежним.
– Завтра поутру мы избавимся от супостатов! – сказал он, полоснув по мне нестерпимо светлым клинком своего волевого взгляда. – А пока возвращайся в свои покои: не ровен час, злые вороги на тебя покусятся! Там всё мои гриди проверили и обыскали – безопасно.
Мне осталось только поклониться и выйти. В голове, как кувалда, стучала мысль о том, что ключи я вовремя спрятала, а вот вещмешок не успела, а там столько ценного! Ванадий проводил меня до самых дверей, где уже дежурили вооружённые до зубов караульные. На этот раз Пупс уже не выглядел таким самодовольным, как до этого, на его красивом лице лежал отпечаток лёгкой озадаченности , а озадаченность на лице противника – это плюс.
– Фух-ты! Живая! – обрадовано закаркала Воронесса, завидев меня в дверях, а Бардадым приветственно затряс бородой, слегка потирая шишку на лбу.
Всё в светлице было перевёрнуто вверх дном – действительно обыск.
– Уж искали, искали! – подтвердила мои мысли Воронесса, – Но не нашли ни рожна!
Я вздохнула с облегчением, взглянув на своих друзей: ну ни дать ни взять революционеры на конспиративной квартире после обыска царской охранки! Боеприпасы спрятаны, ключей нет! Не одному Кадваладуру тешиться! Будет и в нашей Запенде праздник! Только куда же вещмешок-то подевался?
– Ме-е-е-еня княжна позвала, – оправдывался Бардадым. – Я и не думал, что вот этим всё обернётся!
Он потёр шишку, а потом подмигнул мне, проблеяв тихим шёпотом:
– А до этого я по крыше прошёлся, в колоду ещё раз заглянул!
Значит, вещмешок в колоду спрятан, где до этого подарочек Ванадия произрастал! Мудро! Там вряд ли искать кто будет.
– А я за травками тебе для зелий летала, воротилась, а тут…– прокаркала Воронесса и всплеснула крыльями.
К вечеру зелья были готовы, Бардадым встал на страже у дверей, Воронесса дежурила у окна, а я снова погрузилась в осознанные сновидения, решив на этот раз наведаться к заключённым под стражу подозреваемым. Во сне застенки, в которых держали Дубыню и Остромысла, выглядели гораздо страшнее, чем наяву. Нет, в них не было отвратительных злобных чудищ и страшных тюремщиков с окровавленными секирами. Кошмарность заключалась в особых ощущениях: в небывалой тяжести воздуха, давящей на плечи, в нехватке дыхания и мраке, от которого туманился взор. Похоже, всё это исходило от отростков корневой системы, опутавшей все хоромы, и сейчас эти отростки побирались к Дубыне и Остромыслу, чьи силуэты я смогла разглядеть только потому, что они светились: первый – ярким однообразным свечением, словно карманный фонарь, а второй – тускловатым и дрожащим, как пламя свечи.
Осторожно миновав отростки, источавшие мрак, похожий на ожившие кляксы Роршаха для проверки состояния психики, я подобралась к силуэту ближнего боярина, не зная, как начать разговор. С Рагне Стиггом всё было иначе: он выглядел так же, как наяву, а эти двое… у них не было ни рта, ни глаз… Я коснулась плеча Остромысла, пытаясь преобразовать сон и увидеть ближнего боярина в его обычном облике, но мои желания будто поглощались мраком, сгущавшимся вокруг. От прикосновения силуэт пошёл рябью, как старый чёрно-белый телевизор после удара кулаком, а потом в моих мыслях ярко и резко вспыхнули картинки, смысл которых пока оставался загадкой.
Сначала я увидела танец языков пламени. Извиваясь как ало-золотистые змеи, они обвивали нечто, свёрнутое в рулон. У меня даже возникла ассоциация из детства, когда в мечтах я, тринадцатилетний подросток, сжигала ненавистные мне обои с узором в розовый бантик, которыми мама с завидной регулярностью оклеивала мою комнату. Уже тогда мне хотелось чего-то сказочного и необыкновенного. И теперь, когда мечта идиота, как говорится, сбылась и меня окружали реальные опасности вплоть до угрозы жизни и неизвестные перспективы в грядущем, мне по-прежнему совсем не хотелось вернуться к розовым бантикам.
Прикипела я душой к Запенде и её обитателям – можно сказать, даже чувствовала себя здесь своей. Да и свою любовь я тоже встретила здесь. В общем, оставить всё на произвол судьбы было невозможно. Тем временем пламя разгоралось всё жарче, выпуская клубы дыма, тоже похожие на кляксы Роршаха. В какой-то момент они оторвались от горящего свитка, заставив его развернуться, и полетели туда, где спиной ко мне сидел мужчина богатырского сложения.
Кто это? Неужели князь? Дрова в очаге затрещали, привлекая моё внимание, и свиток развернулся, в последний миг перед тем, как сгореть дотла, показав мне таившиеся в нём надписи. Вверху чернели загадочные «МАТ» и «УМ», внизу оплывала, плавясь, замысловатая печать и виднелась изумительная размашистая и крупная подпись крайне изощрённой витиеватости. Среди множества петель и прочих украшательств, по законам графологии выдающих личность нарциссическую, лживую и шибко творческую, чётко я успела разглядеть только окончание «дур» и резкий росчерк, уходящий влево вниз и изящно подчёркивающий написанное. Впрочем, и этого было достаточно, чтобы у меня в голове вспыхнула догадка. Остромысл показал мне, как всё происходило, потому что видел эту сцену своими глазами – сцену, когда князь сжёг ультиматум Кадваладура. Ну и что? Что он хотел этим сказать? Кляксы дыма в это время окутали Володаря тёмным роем, заставив князя кашлять и цветисто ругаться.
Затем на моё восприятие обрушилась целая пачка таких отрывков с князем в главной роли. Все они указывали на странности в поведении Володаря: то посмотрел не так, то отвечал невпопад, то забыл важные даты для Запенди. Но всё это не казалось мне особенно важным: работа у князей тяжёлая, тут многое забыть можно, простительно. Но один фрагмент воспоминаний Остромысла по этому поводу заставил меня крепко задуматься. Боярин видел, как князь ночью крадучись вышел из хором и некоторое время стоял в темноте, словно ждал чего-то, а потом из черноты неба к нему спустилась та самая змееподобная тварь с двумя хоботами и птичьим клювом, каких тут звали татями, – спустилась, но не напала, а просто парила над ним, пристально глядя на князя, будто любуясь или ожидая указаний. Володарь Светлый, конечно, был мужчина видный, даже, пожалуй, исполненный истинно русской мужской стати и красоты, но вряд ли этим можно очаровать кровожадных ночных убийц. Да и сам он тоже как-то не спешил атаковать противника. Почему?! Неужели был с ним заодно?!
Наверное, этот вопрос будоражил и ум Остромысла, заставляя его всё пристальнее следить за князем. Последней каплей стала сцена, произошедшая накануне отравления. Она виделась мне словно через узкую дверную щель: князь, как-то мрачно, даже пугающе маниакально улыбаясь, протянул руку кому-то невидимому, словно для поцелуя. Угол зрения наблюдавшего за этим действом сместился так, чтобы увидеть этого загадочного персонажа. Каково же было моё удивление, когда этим персонажем оказалась одна из служанок Ванадия! С очаровательной и очень острозубой улыбкой она пыталась снять перстень с руки Володаря – тот самый, что ему преподнесли в подарок орки. А перстень сопротивлялся: паук, сверкая глазками, крепко обхватил лапами палец князя.