– Какой размер прикажете изготовить, Яга Ягишна? – учтиво осведомились пауки.
– Мне – сорок шестой, а суженому моему… ну… не знаю, 4XL, наверное! – пробормотала я, прикинув габариты Рагне Стигга. – Крупный он у меня.
Пауки без лишних слов приступили к работе. Ну вот, теперь можно и ванну принять, а ещё лучше – окунуться в реку, как это было когда-то моём сне.
Клубок снова начал движение, и мне ничего не оставалось, как поспешить за ним. Я не могла бы точно сказать, сколько времени прошло, прежде чем из-за елей, толпившихся впереди, отчётливо послышался шум реки, звавший меня в новую жизнь. Я вышла на пологий берег, поросший жёлтыми водяными лютиками, и только и успела увидеть, как клубок с разгона «прыгнул» в воду, разливаясь восхитительной синевой. Вот так волшебство! Я осторожно приблизилась к кромке воды. Река, мгновение назад казавшаяся мелкой лесной речушкой, вдруг обрела головокружительную глубину. Пожалуй, сейчас это была уже не река, а путь, усыпанный звёздами.
Несколько секунд я раздумывала, стоит ли мне рисковать: честно говоря, было немного жутковато, но желание преобразиться оказалось сильнее страха. Глубоко вздохнув, я приподняла подол и осторожно погрузила костяную ногу в воду. Выждав на всякий случай несколько минут и заметив, что костяная конечность почти мгновенно преобразилась в стройную девичью ножку без каких-либо ужасающих последствий для остальных частей тела, я, огласив окрестности боевым воплем «Э-х-х-х!», смело сбросила одежду и нырнула в звёздную синеву.
Какое-то время я медленно скользила, наблюдая, как смыкаются надо мной объятия воды; а может быть, это была и не вода вовсе, а отражение далёкой неведомой вселенной преображения, в которой я плавала, как дитя в утробе матери Природы, способной исцелить и подарить новый шанс. Меня охватило непередаваемое ощущение обновления, казалось, я готова родиться вновь, надо только найти в себе силы достичь поверхности.
В этот момент моё сердце сковал ужас, потому что я вдруг поняла, что не представляю, куда нужно двигаться, и зависла среди звёздной синевы, чья глубина завораживала и манила созерцать её вечно. Не знаю, как долго я пребывала бы в толще вод этой странной реки, но в какой-то миг в неё погрузился ещё кто-то, породивший волны и вихри, всколыхнувшие пространство. Я чувствовала, как этот кто-то энергичными рывками приближается ко мне, но не могла его увидеть, пока меня вдруг не подхватили чьи-то сильные руки, чтобы вытолкнуть к свету и дать мне вдохнуть чистейшего лесного воздуха.
Я закашлялась, вынырнув из воды, в которой уже не было и намёка на прежнюю звёздность. Куда она делась? Ну не клубок же впитал её обратно? Кстати, этот чудесный артефакт мирно загорал на берегу в шаге от воды, а нить в нём была синей-синей и поблёскивала. Так что же, всё это – просто наваждение?! Я уже собиралась разочарованно вздохнуть, как вдруг заметила своё отражение. Волны, вызванные моим бурным всплытием, наконец улеглись, и речная гладь стала похожа на зеркало. Из его глубины на меня смотрела эффектная кареглазая девица, волосы которой оттенка «серебристый блонд» красиво обрамляли лицо. Кто это?! Я подняла руку, собираясь дотронуться до лица и проверить, сделает ли так же отражение. В этот момент кто-то осторожно и мягко вынырнул позади меня и взял мою руку в свою. Это был могучий молодой мужчина с резкими чертами лица вполне славянской внешности и с серьгой в виде клыка на цепочке, вызывающе свисавшей из мочки левого слегка оттопыренного уха.
– Рагне Стигг?! – неуверенно спросила я, всё ещё не веря нашему счастью.
– Да, Грушенька! – тихо произнёс он густым басом, в котором трепетали бархатные нотки нежности.
Голос был прежним! Значит, волшебное преображение произошло и с ним! Я повисла на шее у моего возлюбленного с криком «Получилось!»
Как же приятно было снова ощущать себя юной и симпатичной; даже зубы новые выросли на месте тех, которые я использовала в сражении (или они преобразовались из железных в металлокерамику?)! Я чувствовала, что Рагне Стигг тоже рад своему преображению. Это только говорят, что мужчина должен быть чуть покрасивее обезьяны, на самом деле всё гораздо сложнее. Его новый облик был мне по душе. Казалось, весь лес тоже радовался произошедшей перемене. Даже трава как будто стала зеленее, а солнце – ярче! В какой-то миг нашей общей радости мы оба одновременно осознали, что из одежды на нас только капли воды, похожие на звёзды, и такие же звёзды, наверное, сияли у нас в глазах.
Это был самый волшебный, самый сказочный всплеск чувств в моей жизни, соединивший в одно не просто два преображённых тела, не просто два пылких сердца, бьющихся в унисон, а две жизни, которые созданы друг для друга! Мне казалось, что всё вокруг тоже разделяет с нами это единение, даже птицы и бабочки летали парами, и все незамысловатые, но такие милые полевые цветы на поляне раскрыли свои бутоны, напоив воздух медяными ароматами счастья. Нашу идиллию нарушил тихий шорох и бесстрастные голоса пауков, говоривших:
– Заказ готов, Яга Ягишна! Будете проверять?
Когда мне удалось справиться с краской смущения, я потеряла дар речи от восхищения созданными шедеврами. Казалось, наши свадебные наряды сотканы из узоров ветра и солнечных лучей. Из леса мы вышли, одетые «от кутюр», вернее, «от паутюр». На мне было потрясающее воображение ажурное платье в стиле славянского бохо, а причёску украшал венок из полевых цветов. Рагне Стигг тоже блистал в просторном одеянии, подчёркивающем мужественность его фигуры.
– А что, если они нас теперь не узнают? – встревоженно спросила я, когда мы вышли из леса.
– Узнают! – усмехнулся Рагне Стигг, обняв меня за талию. – Воронесса и Бардадым, небось, Ягу во всех обличьях видели. Ну а раз ты Яга, то тот, кто с тобой, однозначно, суженый.
Мои опасения оказались напрасными: нас узнали сразу же, громко и весело приветствуя жениха и невесту. Ситуация была, как в анекдоте: «Штирлиц шёл по улицам Берлина, и что-то выдавало в нём советского разведчика – то ли рация, то ли звезда на будёновке». А что же выдавало меня?! Может быть, знаменитый бабояговский прищур? Хотя, скорее всего, кроме нас с Рагне Стиггом никто не выходил из хором, поэтому все ждали только нас. Когда гости уселись за столы, успевший выздороветь князь Володарь Светлый произнёс проникновенную речь о любви и верности, дав знак к началу свадебных торжеств.
Каждое действо в них было исполнено глубокого сакрального смысла. Красивые протяжные величальные песни казались мне заклинаниями, призванными накликать счастье молодым – настолько шикарную жизнь, душевные и внешние качества они закрепляли за каждым женихом и невестой! Затем был обряд символического единения, когда правую руку жениха и левую у невесты связывали рушником (понятное дело, самым обычным, а не самовозгорающимся) и обводили вокруг груши, которая сейчас казалась выше обычного, словно подпирая ветвями небо и объединяя все миры в одну большую настоящую сказку рождения и смерти, вечного преображения, любви и победы.
Прежде чисто городской современный житель, я даже не подозревала, что на свадьбе кроме дружек, которые сейчас называются свидетелями, по обычаю, должны быть ещё и так называемые «посыпальные сёстры». Их роль исполняли симпатичные маленькие девочки, щедро осыпавшие нас житом и хмелем, чтобы житьё было добрым, а голова – хмельной от счастья и веселья.
А ещё на свадьбе было много игрищ и хороводов, восхитительно вкусной еды и ароматного кваса, сбитня и медовухи.
Интересно и весело проходил обряд дарения, призванный снабдить молодую семью полезными вещами. Чего только мы не получили сегодня в дар от гостей: подушки и перины на лебяжьем пуху, мощную скалку, которую дарительница назвала универсальным оружием (дескать, и блины печь и вразумить кого, если что), чёртову дюжину поросят и десяток кур (видимо, их дарили в надежде на то, что Баба Яга, помолодев и остепенившись, откроет свиноферму и птицефабрику для снабжения продуктами княжеского двора). Князь, вспомнив давнюю просьбу Яги, подписал указ о дарении каждой паре отдельных хором в столице, Яробор, как и подобает воеводе, выдал каждому мужчине воинское снаряжение и оружие, а девицам полагались украшения, заблаговременно заготовленные Гориславой. За весёлыми прибаутками все забыли об одном пустующем месте за столом. Оно было предназначено для Кощея, который почему-то задерживался: то ли готовил какой-то потрясающий сюрприз молодым, то ли передумал удостаивать нас своего навьего присутствия. Может, оно и к лучшему?
Ну а главным обрядом на свадьбе, конечно, считалась клятва, которую давали друг другу жених и невеста на закате. Я ждала её с замиранием сердца, меня даже бросало в дрожь от предвкушения этого апогея свадебной магии. День догорал, наполняясь бархатной негой и неутолённой жаждой; мне казалось, что всё вокруг вот-вот вспыхнет от последнего вздоха заката, поэтому, когда на пустом пространстве двора загорелись три небольших костра, это выглядело как волшебство.
Мы с Рагне Стиггом, как и все остальные новобрачные, расположились друг напротив друга, разделяемые пляшущими языками пламени, призванного очистить слова и помыслы. Клятвы вечной любви и верности давались в произвольной форме, заканчиваясь произнесением тайных имён, в знак абсолютного доверия друг другу. Это было непередаваемое ощущение! Костры рассыпали искры, с чёрным дымом и потрескиванием поднимавшиеся в небо. И этот бесконечный поток искр на фоне колеблющегося тёмного марева выглядел очень романтично. Слова, срывавшиеся с наших губ, будто превращались в пламя, а затем выгорали дотла. Моё тайное имя Рагне Стигг знал и раньше, а вот как звали его на самом деле? Или я буду до конца дней своих обращаться к нему, произнося звание каликов «Рагне Стигг» (это, наверное, почти как «товарищ капитан» в армии или как в «Двенадцати стульях» – «товарищ Бендер»)?
– Святослав! – тихо сказал мой суженый.
В этот миг пламя неожиданно усмирило полыхание алых сполохов, будто прижав их к земле, чтобы позволить моему жениху шагнуть мне навстречу, заключить меня в объятия и скрепить клятву поцелуем. Мне показалось, что от этого поцелуя пламя вспыхнуло в душах всех собравшихся. Меня и моего теперь уже мужа, Гориславу с Дубыней и Воронессу с Бардадымом радостные гости заключили в кольцо весёлого хоровода, и я уже собиралась пустится в пляс, но вдруг заметила, что Рагне Стигг (я пока не привыкла к истинному имени, да и называть его вслух в Запенде, с её магическими штучками, было опасно: ещё и порчу наведут ненароком) чем-то встревожен и напряжённо вглядывается в темноту. Серьга у него в ухе тоже как-то странно пульсировала алым.