Алфеус Глом поменялся в лице, его пальцы вцепились в край стола.
— Я? — чуть дрогнувшим голосом изумился он. — Ректор Люкс, это, конечно, честь, что вы доверяете мне, но…
— Вот и прекрасно, — улыбнулся ректор, но я в этой улыбке уловила и приказ, и власть, и все, что может транслировать ректор Ардэна. Кажется, у профессора нет вариантов.
Глом шумно сглотнул и неуверенно стал выбираться из-за стола. И если он нервничал из-за моей неопытности, то я готова визжать и бежать куда глаза глядят — если у меня не получится, если что-то напутаю, профессор может навсегда остаться кривым или вообще не профессором. Стул в аудитории прекрасный тому пример.
Но отказаться сейчас — значит при трех преподавателях расписаться в своей некомпетентности и вылететь из Ардэна, так в него и не поступив. А у меня такие перспективы. И с Васервальдом, вроде, начало налаживаться.
Матеньки… О чем я думаю? Даже в такой момент в голове возник Александр. Если получится, если я все-таки сдам этот чертов вступительный, придется раз и навсегда разобраться с этим вопросом. Иначе как учиться, если самый загадочный адепт Ардэна то орет на меня, то готов душу вытрясти, то помогает, как самый закадычный друг?
Профессор тем временем вышел на середину аудитории. Не надо иметь диплом психолога, чтобы заметить — он нервничает. И еще как!
И я.
Очень.
— Мисс Хор, прошу быть очень внимательной, — проговорил он глухо и чуть наклонившись. Я успела заметить, как его лицо побледнело. Вообще-то Алфеус Глом красивый мужчина, хоть и не в моем вкусе — слишком много в нем некроматии и темной магии. Возможно, чувствую это особенно сильно из-за дара.
— Постараюсь, — ответила я.
Уверенности в благополучном исходе нет, от слова «совсем». Алфеус прочел это на моем лице и занервничал еще больше.
— Как вы обычно это делаете? — спросил он напряженно и передернул плечами, будто разминается перед забегом.
Я про себя хмыкнула — он бы поседел, если бы узнал. Что мое «обычно», это третий или четвертый раз в жизни.
— Ну… — протянула я вместо этого и повторила слова из фолианта: — сперва надо расслабиться и сосредоточиться.
С каждой секундой Глом все больше походил на социофоба, которого выгнали на сцену — глаза бегают, жесты дерганые, все время сжимает и разжимает губы.
— Как-то противоречиво, — заметил он. — Расслабиться и сосредоточиться.
— Вы тоже заметили? — поддержала я.
Его моя попытка пошутить не впечатлила. Решила больше не пытаться разрядить обстановку — получается только хуже.
Ректор и Латимерия терпеливо ждали, пока я соберусь с духом. Когда ожидание затянулось, Мариус Люкс сказал:
— Можете начинать.
Что я делала потом понимала плохо. Но точно помню, как декоративная колонна в углу аудитории испарилась, а возникла уже на другом конце аудитории, слегка перекосившись. Под страдальческим взглядом Алфеуса Глома я со всей силы пыталась заставить его исчезнуть, но исчез почему-то преподавательский стол. Возвращаться не хотел долго, и удалось это только минуты через три усилий. Причем, кажется, я скруглила ему углы.
Потом исчезала часть пола прямо рядом с Алфеусом, в дыру снизу на нас таращились изумленные адепты. К счастью, пол вернулся первозданным.
Та же участь постигла одну из занавесок и канделябр с магической сферой. Вернулся канделябр, правда, уже без нее, хотя очень старалась держать на сфере фокус.
Алфеус Глом исчезать никак не хотел, как ни пыталась.
В конце концов, я выдохлась настолько, что еле стояла на ногах. В голове поплыло, и картинка медленно, но верно начала смазываться. В груди шевельнулось тревожное — не выполню дополнительное задание и вылечу с экзамена.
Но последняя попытка сосредоточиться обернулась падением. И если бы не Алфеус, успевший подхватить у самого пола, точно стукнулась бы головой.
— Не могу… — прошептала я в ужасе.
Воображение уже рисовало, как меня с позором выгоняют за ворота, и я с котомкой на палке бреду одиноко в закат. Жутко захотелось спать, я попыталась сомкнуть веки, но шлепки по щекам вернули в реальность.
— Не отключаейтесь, мисс Хор, — строго проговорил профессор, к которому вдруг вернулась уверенность и твердость. — Ректор Люкс, она обессилена. Ей нужен отдых.
Слабая и вялая, я повернула голову к ректору. Он чему-то улыбается и, не глядя, что-то записывает в свитке.
— Отлично, профессор. Отнесите ее в лекарский корпус. Дайте настойку магиутерококка и только тогда спать.
— Конечно, ректор.
Потом к моему огромному изумлению Алфеус Глом поднял меня на руки и вынес из аудитории. Слабая и полуживая я все равно прекрасно понимала — профессор некромантии несет меня по Ардэну и буквально чувствовала взгляды адептов. Матеньки… как потом на глаза показываться.
Чтобы не видеть их любопытных глаз, я отвернулась к профессору. Пах Алфеус приятно — смесью каких-то трав и асфальтом после дождя. В таком положении я застыла до тех пор, пока он не уложил меня в кровать. Только тогда осмелилась спросить, голос получился слабый и тонкий.
— Я провалилась, да?
Профессор укрыл меня до подбородка и сказал:
— Нет.
— Я же не выполнила…
— Вы достаточно сделали, чтобы продемонстрировать умение вызывать дар и обезвреживать его, — пояснил профессор, — остальному вас обязан научить Ардэн.
Пока до меня доходило, что таким изощренным образом меня проверяли, профессор окликнул лекаря. Девушка подбежала быстро и бесшумно.
— Одну дозу магиутеракокка, — скомандовал он, — и покой. Попрошу заботиться особо тщательно. Это очень ценная адептка Ардэна.
Глава 21
Очнулась на следующее утро, обнаружив на своей кровати Наоки и Мирчу. Когда открыла глаза, «повелительница зверей» заорала на весь лазарет:
— Вивиана! Как круто!
И кинулась меня обнимать. Мне обниматься не хотелось. Хотелось пить, о чем сразу и сказала. Когда Мирча подала стакан, выглушила его буквально залпом и отдала.
— А… вы чего тут? — спросила я, понемногу восстанавливая в памяти события вчерашнего дня.
Наоки даже обиделась.
— В смысле? Мы тут с восхода торчим. Чтобы поприветствовать новую адептку Ардэна, которая наделала столько шума.
То, что экзамен проходил у меня довольно масштабно, я помнила и сама. Но не заметила, чтобы поднимала шум, и все исчезновения были в пределах аудитории. Это я точно помнила. Если не считать дыры в полу, которую благополучно заделала.
— Что имеешь в виду? — поинтересовалась я и села. К облегчению, на головокружение не осталось даже намека, видимо настойка магиутерококка сделала свое дело.
Мирча хмыкнул, а Наоки захлопала ресницами.
— Ой, будто не знаешь, — проговорила она. — Тебя профессор Глом на руках по Ардэну носил. Вот что имею.
Я смутилась. Вчера была такой слабой, что особо смущаться сил не было, зато сейчас ощущения накатили с двойной силой, щеки запылали. Видимо, очень заметно — Наоки протараторила:
— Да ты что! О твоем экзамене вся академия говорит! Это же круто!
— Не вижу ничего крутого, — пробормотала я, не зная, куда деться и под какое одеяло забраться. А в памяти очень некстати всплыл запах профессора, кажется, даже почувствовала его снова. Матеньки… Этого мне еще не хватало. — Я ничего не натворила?
— Ты? Да вроде нет, — быстро отозвалась Наоки. — Правда в кабинете растенелогии на столе препода появился кусок колонны. А в комнате Николы непонятная занавеска.
Про Николу сейчас слушать вообще не хотелось. Но Наоки уже назвала его имя, и за ним вереницей в обратную сторону стала распутываться цепочка событий. Аудитория, дверь, Никола, Васервальд…
Почему-то он мне помог. Опять. И объяснить поведение стихийника не могу до сих пор. Если злость Ника можно понять хотя бы потому, что я не поддалась его напору, то Александр… Что ему надо? И почему я не могу выкинуть его из головы?
Пришла лекарь, бесцеремонно подвинула моих теперь уже однокурсников.
— Так, потеснились, — сурово проговорила она, — быстро.
Потом приложила ладонь к моему лбу, поводила каким- то шаром над головой, посмотрела в него и заключила:
— Все в порядке. Уровень магии восстановлен. Можно возвращаться к привычному образу жизни. Рекомендую включить в рацион слизь белых савгатусов для укрепления магической опоры. Она, может, и не очень вкусная, но крайне эффективная.
Мирча и Наоки покривились. Когда лекарь ушла, Наоки проговорила:
— Она сама бы ела эту слизь савгатусов…
— Пробовала? — поинтересовалась я, осторожно вылезая из постели. К счастью, переодевать меня никто не стал, и я все еще в брюках и блузке.
Наоки кивнула.
— Угу. Было дело. Перетрудилась при дрессировке барана. Баранов, скажу я тебе, не просто так называют упрямыми…
Мирча поправил:
— Вообще-то ослов.
Наоки так страшно на него посмотрела, что тот сразу поджал губы, а Наоки продолжила:
— Так вот. По вкусу эти совгатусы что-то среднее между недоваренной манкой и касторовым маслом.
Что такое недоваренная манка я знала прекрасно — мачеха любила ею кормить.
— Фу…
— Вот и я о чем, — проговорила Наоки, потом ее глаза сощурились, она добавила: — а знаешь еще что?
— Что? — спросила я, завязывая ботинки.
— Кода мы заходили, совершенно случайно наткнулись на Васервальда. Он ошивается возле лекарского корпуса со вчерашнего дня. Спрашивать у него, конечно, мы ничего не решились. Но… даже не знаю. В лазарете ведь кроме тебя никого нет.
Мне снова захотелось забраться под одеяло, а еще лучше — под кровать. Или совсем исчезнуть, в конце концов, я телепортер или нет? Но Наоки смотрит так, что ясно — не отстанет, пока не узнает всё.
— Рассказывай, — потребовала она.
Я поднялась.
— Нечего рассказывать.
Мне действительно не хотелось делиться ни с кем о нашем с Александром общении. Тем более, что оно настолько неоднозначное, что постоянно чувствую себя дурой рядом с ним.
Наоки покосилась на Мирчу.