Подпись была такой: ВРИО начальника Информационного отдела Разведывательного управления Генштаба подполковник Новобранец.
Сводка готова. Теперь надо обдумать, как ее довести до Сталина и войск. Голиков легко может мне помешать. Во время этих раздумий вдруг открывается дверь и ко мне входит генерал-майор Рыбалко. Он работал в нашей системе и часто заходил ко мне. Мы были с ним товарищами по выпуску из Академии им. Фрунзе. Хорошие отношения между нами сохранились. Каждый раз при встрече мы делились сокровенными думами. Рыбалко был старым коммунистом, комиссаром времен Гражданской войны. Он успешно окончил Академию им. Фрунзе, обладал большим политическим и военным кругозором. Был он человеком прямым, смелым, честным и объективным. В Академии им. Фрунзе он был старостой нашего курса и пользовался среди нас большим авторитетом.
Поэтому я с радостью поделился с Рыбалко горечью своих раздумий. Показал ему нашу сводку и схему. Показал и копию схемы югославского полковника Путника.
— Ну, что, по-твоему, мне делать? — спросил я старого друга.
— Д-да, — говорит он, внимательно изучив схему, — положение твое, как говорили в старину, хуже губернаторского. Советовать тебе сделать подлость и поместить в сводку данные Путника не могу. А за правдивую информацию, имей в виду, могут голову снести. Сталин тебе не поверит и заставит Берию тебя «проверить»!
И потом Рыбалко высказал такие мысли, которые и мне приходили на ум, но которых я сам же боялся.
— Черт знает что у нас происходит! — говорил Рыбалко. — Самые лучшие командиры армии уничтожены, самых лучших членов партии сажают. Армия, можно это считать как факт, обезглавлена, небоеспособна. На Халхин-Голе и в Финляндии мы опозорились на весь мир. Армией командуют неграмотные люди: командиры эскадронов, вахмистры без образования и опыта. Чтобы далеко не ходить, вот тебе пример: командующий 6-й армией генерал Музыченко. Я знаю его по Гражданской войне. Хороший боевой командир эскадрона, но полком командовать не может. А ему доверили современную армию! И в то же время сотни образованных офицеров, окончивших Академию, сидят в штабах на второстепенных должностях. Держат их в «черном теле». Почему, спрашивается? Будто нарочно делается так, чтобы проиграть будущую войну…
А в конце Рыбалко высказал совсем уж страшные предположения:
— Действует у нас какая-то вражеская сила, а врагов ищут не там, где надо. Говорят о «пятой колонне» и корни ее ищут среди старых членов партии. А я думаю, что действует какая-то иная колонна фашистского типа. Слыхал, что было на 17-м съезде партии? Некоторые делегаты подняли вопрос о незаконном осуждении, о расстрелах ни в чем не повинных людей. Была создана комиссия по расследованию этих дел. Часть дел разобрали, некоторых даже освободили. А потом и комиссию ликвидировали, и почти всех делегатов съезда и всех членов ЦК арестовали… Это будет похуже, чем твоя сводка. Чтобы не стать подлецом, советую дать правдивую сводку и попытаться направить ее в войска помимо начальства. Пусть хоть армия и народ знают, что их ожидает. Если уж умирать, так за правое дело!
Этот разговор с Рыбалко окончательно убедил меня, что над страной нависла грозная опасность. Уже без колебаний я принял решение довести сводку до войск.
Но как сделать, чтобы мне не помешали?
У нас была такая практика: все информационные документы, в том числе и сводки, составлялись и подписывались начальником Информотдела. Но перед рассылкой их в войска сигнальный экземпляр докладывался начальнику Разведупра. Только после его утверждения весь тираж рассылался по адресам. Разведсводки рассылались в части до корпуса (иногда дивизии) включительно, во все штабы округов, в Генштаб, Академиям, в Центральные военные управления Наркомата обороны. Правительству по особому списку: Сталину, Молотову. Ворошилову, Маленкову, Тимошенко, Берия, Мерецкову, Жукову.
Я решил отправить сводку без ведома начальника Разведупра, т. е. нелегально. Случай беспрецедентный, но иного выхода не было. Я вызвал начальника типографии полковника Серебрякова, вручил ему сводку и приказал срочно отпечатать, а сигнальный экземпляр доставить мне для доклада генералу Голикову. Полковник Серебряков просмотрел материал, понял всю его серьезность и, организовав круглосуточную работу в типографии, через два дня доложил, что сводка готова.
— Передай, — говорю ему, — в экспедицию для рассылки.
— А как же сигнальный экземпляр? Будем докладывать Голикову перед рассылкой? — спрашивает он.
— Да, конечно. Принеси сигнал мне, я сам доложу, а тираж отсылай в экспедицию,
Серебряков принес сигнал и сообщил, что весь тираж сдан в экспедицию. Я положил сигнальный экземпляр в сейф, позвонил начальнику экспедиции и попросил возможно быстрей направить сводку в войска. Для Москвы рекомендовал отправить в последнюю очередь. Здесь, говорю, всегда успеют ее получить.
Через три-четыре дня из округов поступили сообщения, что сводка ими получена.
Вот только теперь мне и предстояло выдержать «бой» с генералом Голиковым и пережить немало скверных минут. Решил: при всех обстоятельствах буду сохранять спокойствие и достоинство члена партии и офицера.
Взяв сигнальный экземпляр, пошел на доклад к Голикову. Молча зашел в кабинет, молча положил перед генералом сводку. Голиков стал ее листать, посмотрел схему.
Я стою молча и внимательно изучаю его лицо. Сначала увидел на нем удивление, потом недоумение и, наконец… грозу! И вот из грозовой тучи ударила молния:
— Вы что-о? Вы хотите спровоцировать нас на войну с Германией? Да вы… да я ваа… и что мне с вами делать, упрямый вы хохол?
Генерал выскочил из-за стола, пробежался по кабинету.
— Не-ет! — пищал генеральский визгливый голос. — Я не утверждаю эту сводку! Запрещаю ее рассылать в войска! Приказываю уничтожить весь тираж!
Спокойным ровным голосом говорю:
— Товарищ генерал, это невозможно сделать. Сводка уже в войсках.
Голиков оцепенел. Я думал, что из багрового лица брызнет кровь. С минуту он не мог говорить. И вот опять взорвался:
— Ка-ак? Вы… вы отправили сводку без моего разрешения?
— Да, товарищ генерал, отправил. Я считаю это дело очень серьезным, всякое промедление в данном случае — преступление.
Генерал задыхался. Трудно, с хрипом выдавил:
— Да как вы смели? Да вы с ума сошли… я вас…
И дальше прорвалось такое, чего бумага уже не терпит. Не вытерпел и я. Послушал я генеральский визг, нашпигованный матерщиной, и все так же спокойно заявил:
— Товарищ генерал, вы на меня не кричите, я вам не холуй. Я начальник Информационного отдела. Я подписываю сводку и отвечаю за нее головой. Положение на западной границе весьма серьезное, и молчать об этом нельзя. А так как наши взгляды на положение дел разошлись, прошу вас устроить мне личный доклад начальнику Генштаба. Если же вы мне это не устроите, буду искать другие пути.
На раскаленного генерала будто водой плеснуло. Мигом остыл. Сел за стол, удивленно посмотрел на меня и стал вдруг сверх меры корректен:
— Хорошо, товарищ подполковник, я устрою вам личный доклад начальнику Генерального штаба! — В тоне голоса слышалась скрытая угроза. — Можете идти. Вы свободны.
Пошел я в свой отдел и стал спешно готовиться к докладу. Доклад написал очень обстоятельный и убедительный. Кроме того, заготовил спецсообщение Сталину, Молотову, Маленкову, Ворошилову, Тимошенко и Берия, в котором изложил основную суть сводки и доклада с общим выводом о реально нависшей угрозе со стороны Германии, и приложил сводку № 8.
Через несколько дней после рассылки сводки последовал весьма показательный отклик. Позвонил начальник Академии Генштаба генерал-лейтенант Мордвинов и на эзоповом языке спрашивает:
— Слушайте, товарищ подполковник, я получил вашу последнюю продукцию. Действительно ли положение так серьезно, как указано у вас?
— Да, товарищ генерал, еще серьезней, чем написано.
— Да как же так? Ко мне в Академию ездят разные докладчики и говорят совершенно другое.
В то время был заключен пакт о дружбе с Германией и договор, о чем я уже говорил. Я был в хороших отношениях с Мордвиновым и поэтому позволил себе шутливый ответ:
— Гоните их в шею ко всем чертям, товарищ генерал. Они все врут.
Мордвинов засмеялся:
— Шеи у них толстые, не прошибешь… Ну ладно, будем разбираться.
А вот как реагировали слушатели Академии Генштаба на этот договор о дружбе и на разведсводки Генштаба. В своих воспоминаниях бывший слушатель Академии Генштаба полковник Плиев пишет: «Вспоминаю, как после провала англо-франко-советских переговоров о выработке совместных мер противодействия фашистской агрессии и заключения договора о ненападении с Германией в Академию стали часто наведываться различные лекторы, на все лады убеждавшие слушателей, что мир теперь обеспечен, что непосредственная угроза войны наконец-то миновала. Мы, слушатели, не разделяли их оптимизма. Никто из нас не строил иллюзий относительно характера этого соглашения с фашистской Германией. Вернувшись после лекций в свой учебный класс, мы доставали карту, брали разведывательные сводки и наносили районы сосредоточения немецко-фашистских войск, немецкие аэродромы, склады боеприпасов, которые приближались и приближались к нашим западным границам. Карта наглядно показывала сосредоточение больших группировок войск вдоль границы с Советским Союзом» («25 лет военной ордена Суворова I степени Академии Генерального штаба Вооруженных сил СССР». Сборник воспоминаний. С. 29). Да простят меня читатели за эту длинную выдержку, но я не могу ее не привести. Она отражает мнение не только слушателей Академии Генштаба о договоре с Германией, но и мнение всего народа. Все говорили о надвигавшейся войне с Германией, не верили в это только Сталин и его окружение. Народ был дальновиднее своего правительства, а партия дальновиднее своего ЦК. До народа дошло высказывание Гитлера об этом договоре. Вот что говорил о договоре, о ненападении Гитлер: «Я гарантирую все границы. Я заключу все пакты о ненападении и дружбе, которые от меня потребуют. Было бы с моей стороны ребячеством не пользоваться этим средством на том основании, что я когда-нибудь должен буду нарушить мои обязательства, в том числе и наиболее торжественные из них… Почему я сегодня не должен подписывать соглашения и спокойно отказываться от них завтра». И еще: «Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны прежде всего вытеснить и истребить славянские народы: русских, поляков, чехов, болгар, украинцев, белорусов. Нет никаких причин не делать этого».