хорошо освещенной меблированной комнате. С первого взгляда я понял, что очутился в какой-то секретной точке. Комната была оборудована новейшей радиоаппаратурой. Ко мне подошел полковник и спросил:
— Кто вы? Ваш документ.
Представляюсь:
— Вновь назначенный начальник Разведотдела 6-й армии. С кем имею честь разговаривать?
— Я начальник пограничного разведпункта (ПРП) полковник Тутыгин. Вы появились, как волшебник в сказке: я только что получил приказ о переходе в ваше подчинение.
О пограничном разведывательном пункте (ПРП), о его составе я имел уже некоторое представление еще в Москве, в Разведупре. Я знал, что здесь много хорошо подобранных квалифицированных работников разведки, что ПРП имеет хорошее техническое оборудование. Разведчики владеют многими иностранными языками, технически грамотны. Сейчас я воочию убедился, что в подвале находится огромная ценность. Вся эта аппаратура и эти люди во время войны будут и должны играть весьма важную роль. Кроме того, здесь же была школа агентурной разведки.
Значение разведпункта для меня было ясно. Но также было ясно, что он здесь не нужен, что ему надлежало быть в штабе Юго-Западного фронта. Непонятно было, зачем мне подчинили такой ценный и сложный механизм, который в данных условиях легко может стать добычей врага.
Я сказал полковнику Турыгину, что не представляю себе, как можно использовать все его хозяйство.
— Мне кажется, — говорю ему, — будет целесообразней отправить вас со всем хозяйством подальше в тыл.
— Это верно, — согласился полковник. — Так вот, жду ваших указаний.
— Они будут очень краткими: немедленно эвакуируйтесь.
— И свернуть всю аппаратуру?
— Да, немедленно свертывайтесь и выезжайте, пока вас не накрыли фашисты. Нам сейчас больше потребуется простая войсковая разведка, чем агентурная и техническая. А ваше дело развернете в тылу. Свертывайтесь и сосредоточьтесь около штаба армии.
Турыгин сейчас же отдал приказ о свертывании своего хозяйства.
— Кстати, где штаб армии?
— Ночью ехать не рекомендую, — посоветовал Турыгин. — В нашем тылу рыщут немецкие диверсанты. Можно легко на них наскочить.
Пришлось ночевать в подвале. Офицеры ПРП угостили меня хорошим ужином и дали койку. Я уснул тотчас же, как только уронил голову на подушку. А через три часа подскочил от страшного грохота. Подвал дрожал, с потолка сыпалась штукатурка. «Ну, — думаю, — завалит в этой железобетонной могиле, и пропадешь ни за грош». Привел себя в порядок и пошел было к выходу, но офицер ПРП удержал:
— Товарищ подполковник, нельзя. Город бомбят… Не так страшны бомбы, как камни и всякие обломки. Здешние дома от бомб разлетаются во все стороны и сметают все живое на улицах…
Вынужден был выждать конца бомбежки и наступления рассвета. Когда бомбежка прекратилась и рассвело, мы с Турыгиным выбрались на поверхность. Даже Турыгин не узнал своего дома и своей улицы, — полдома рассыпалось, разлетелось во все стороны. Обломки дымились. Горели и окрестные кварталы. Дым застилал все улицы Львова. С большим трудом мы разыскали машины и с еще большим трудом выбрались из горящих обломков.
Штаб 6-й армии расположился в лесном поселке Виники километрах в 20 восточнее Львова. Когда мы подъехали к домику разведотдела, я, повинуясь какому-то неясному чувству, посмотрел на часы — было ровно шесть часов — и в уме еще повторил: «Шесть ноль-ноль 24 июня».
Зашли в хату. За столом сидела группа офицеров. Один из них пошел нам навстречу и представился:
— Капитан Ободовский.
Это был заместитель начальника разведотдела армии по войсковой разведке. Подаю ему руку:
— Здравствуйте, товарищ капитан. Я вновь назначенный начальник разведотдела армии… — и назвал свою фамилию.
— Я хорошо вас знаю по документам Разведупра, — сказал Ободовский. — Вы были начальником Информотдела Разведупра. Ваши сводки мне хорошо известны. Но приказа о вашем назначении к нам я не видел…
— Ну что же, капитан, приказа ждать не будем. А воевать нужно. Познакомьте меня с обстановкой на фронте.
Общую группировку немецких войск на фронте я уже знал. В штабе Юго-Западного фронта изучил группировку, действующую против нас. Мне было известно, что здесь действуют 6-я и 17-я полевые армии и 1-я танковая армия Клейста, которая прорвалась на стыке между 5-й и 6-й армиями в глубь нашей территории. Сейчас хотелось получить подтверждение того, что мне было известно, и узнать общее положение дел на фронте нашей армии.
Из того, что я узнал, вырисовывалась очень неприглядная картина. 6-я армия, если исходить из наименований соединений, состояла из 5 стрелковых (6, 49, 4, 159 и 36-й) корпусов и 4 мехкорпусов. Формально 6-я армия по составу была очень сильной, хорошо оснащенной техникой ударной армией. Но это внушительно и красиво выглядело только на бумаге. В действительности все это были только номера. Все соединения армии, в том числе даже штаб армии, находились в стадии формирования и имели недокомплект до 50 % в личном составе и в вооружении. 4-й мехкорпус состоял из двух танковых дивизий и одной мотострелковой дивизии, но, опять-таки, с большим недокомплектом в личном составе и материальной части. На вооружении были старые танки ВТ-5, БТ-7, Т-26. И только несколько единиц Т-34 и КВ.
Соотношение сил на всем фронте 6-й армии было примерно таково: на правом фланге нашим войскам противостояла 1-я танковая армия Клейста: 150 тыс. человек, 1254 танка, 5630 орудий и минометов; в центре в направлении на Львов — 17-я армия в составе более 300 тыс. человек, 4,5 тыс. орудий и минометов; в стыке между ними наступала 6-я армия — свыше 250 тыс. человек, 4,5 тыс. орудий и минометов. Всего против нас наступало 750 тыс. человек, 1254 танка, 10 563 орудия и миномета. У нас же в обороне было около 100 тыс. человек, 209 танков, 512 орудий и минометов. Превосходство немцев было в живой силе в 7,5 раз, в артиллерии — в 3,5 раза, в танках — в 5,5 раз. Еще большее превосходство было в огневой мощи. Наш солдат был вооружен одной винтовкой и мог выпустить в немца 5 пуль в минуту, а немецкий солдат выпускал в нашего 150 пуль в минуту. В воздухе также было абсолютное превосходство врага. Авиация противника подавляла на земле все живое — нельзя было голову поднять, а тем более совершать какие-либо передвижения.
И вот эта армия, не закончившая формирования, должна была оборонять фронт протяженностью более 300 км, в среднем 40–50 км на ослабленную дивизию, содержавшуюся в штатах мирного времени. Положение армии осложнялось и тем, что войска занимали оборону, с ходу выдвигаясь из глубины.
Войска армии по примеру всех округов находились в учебных лагерях в 60—100 км от границы. В первый же день войны дивизии всех корпусов, поднявшись по тревоге, без артиллерии, спецподразделений и средств связи (последние, как я уже говорил, были в других спецлагерях) начали выдвигаться к границам на свои оборонительные полосы. На марше немецкая авиация подвергала их жестокой бомбардировке. Войска несли тяжелые потери, но продолжали движение в свои районы. В бой они вступали прямо с хода. Вот что писал об этом бывший министр обороны маршал Малиновский: «Войска продолжали учиться по-мирному — артиллерия стрелковых дивизий была в артиллерийских лагерях и на полигонах, зенитные средства — на зенитных полигонах, саперные части — в инженерных лагерях, а «голые» стрелковые полки дивизий — отдельно в своих лагерях. При надвигавшейся угрозе войны эти грубейшие ошибки граничили с преступлением» (Военно-исторический журнал. 1966 г. № 6).
В первые дни войны большую неоценимую роль сыграли пограничные войска. Они приняли на себя первый удар и относительно длительное время сдерживали врага. Люди, охранявшие наши границы, были неповторимого мужества, небывалого героизма. Почти все они погибли. Ценой своей жизни они выиграли необходимое время для подхода, развертывания и вступления в бой частей и соединений 6-й армии. Они же дали понять фашистам, что война на Востоке обойдется им значительно дороже, чем война на Западе.
Так же мужественно вступали в бой и войска 6-й армии. Они буквально штыками отбросили немцев за границу и заняли свои позиции. Но, несмотря на массовый героизм войск, армия оказалась в тяжелом положении вследствие подавляющего превосходства сил врага.
Танковая армия Клейста, прорвав фронт на стыке с 5-й армией, смяла один наш стрелковый корпус. В первый же день танки фашистов углубились на 20 км и угрожали правому флангу 6-й армии. Связь с правофланговым стрелковым корпусом была потеряна.
Перед фронтом 6-й армии непосредственно на Львовском направлении наступала 17-я немецкая армия. Правее перед фронтом 5-й армии действовала 6-я немецкая армия. Перед фронтом нашего соседа слева — 12-й армии — противник активности не проявлял.
В первый же день войны немцы ворвались в Кристонополь. Но выдвигающаяся к фронту 124-я стрелковая дивизия с ходу контратаковала немцев и выбила их из Кристонополя. Так действовали почти все дивизии 6-й армии. Выдвигаясь с тыла, они с ходу вступали в бой и буквально штыками выбивали врага с советской земли. Все корпуса, за исключением правофлангового корпуса, выбили немцев и успели занять свои оборонительные рубежи на границе.
В течение 23 и 24 июня немцы произвели перегруппировку своих сил и при поддержке большого количества авиации и танков снова перешли в наступление. Повсюду они имели подавляющее превосходство сил. Например, против нашей 97-й стрелковой дивизии, оборонявшейся в промежутке Рава-Русская и Перемышль, на фронте в 30 км наступал 49-й армейский корпус такого же состава.
Такое же подавляющее превосходство в силах было перед фронтом каждой нашей дивизии. И, несмотря на это, фронт обороны прочно удерживался. 99-я дивизия, оборонявшая Перемышленский укрепленный район, отражала в день по нескольку атак. Только во второй половине дня 24 июня противнику ценой больших потерь удалось вклиниться в оборону 97-й дивизии. На помощь ей была брошена 159-я стрелковая дивизия, не успевшая еще закончить формирование. Однако ее контратака была безуспешной. Противнику удалось вклиниться в направлении на Немиров.