Забежал к себе в кабинет, схватил маленький чемодан, в портфель сунул один экземпляр рукописи «О постоянно действующих факторах войны», выбежал из штаба, сел в машину и поехал на аэродром, где его уже действительно ждал самолет. Самохин спросил летчика:
— Знаешь ли маршрут и место аэродрома?
— Так точно, знаю, — ответил летчик.
— Из какой вы части?
— Из эскадрильи войск особого назначения НКВД.
Самохину показалось странным, что ему дали самолет НКВД, но потом сам себя успокоил предположением: фронтовая авиация занята выполнением боевых задач.
Устроился Самохин в самолете с возможными удобствами и полностью доверился летчику. Как-либо ориентироваться ночью было совершенно невозможно. На рассвете летчик пошел на снижение. Внизу какой-то аэродром. Пошли на посадку. Когда самолет коснулся земли, Самохин увидел, что со всех сторон к самолету бегут немцы. Крикнул летчику:
— Полный газ! Взлет!
— Горючего нет, — отвечает летчик.
Самохин выхватил из кармана директиву и поджег ее. Потом вспомнил, что в портфеле его секретная брошюра. Достал ее и поджег. А немцы уже рядом. Самохин стал стрелять в них, свалил двух, и в это время кто-то ударил его по голове. Самохин потерял сознание.
Очнулся в какой-то комнате на кровати. Сильно болела голова. За столом сидели два немецких офицера. Один из них по-русски спросил:
— Как себя чувствуете, господин генерал Самохин?
Самохин промолчал.
— Вам, конечно, неприятно оказаться у нас в гостях, но мы же вас не приглашали. Вы сами к нам прилетели.
— Это глупая случайность, мы заблудились.
— Возможно, очень возможно. Но обо всем этом вы расскажете в Ставке фюрера. Сейчас полетите туда. Желаем счастливого пути.
В сопровождении этих офицеров Самохина доставили в Лётцен, в какой-то штаб. Завели в комнату. За столом сидели несколько генералов и офицеров разных званий. Один генерал через переводчика приветствовал Самохина:
— Здравствуйте, господин генерал, пожалуйста, садитесь.
Самохин сел.
— Мы очень рады вас видеть, господин генерал Самохин, у себя.
— Возможно, так, — ответил Самохин, — но я не разделяю этой радости.
— Да, вы это уже доказали: вы убили двух солдат, за это заслуживаете строгого наказания.
— Я на войне, господин генерал. Ваши солдаты ведь тоже могли меня убить.
— Это не фронт. Вы сели в тылу и как диверсант открыли огонь по нашим солдатам. Мы и поступим с вами, как с диверсантом. Но у вас есть возможность спасти свою жизнь — это откровенно отвечать на все наши вопросы.
— Ни на какие вопросы отвечать не буду.
Немцы задавали вопрос за вопросом, причем по известной уже разгаданной схеме. Самохин молчал. Наконец один из генералов поднялся и сказал:
— Завтра утром вас расстреляем.
Самохина на машине привезли в тюрьму и втолкнули в камеру, где уже сидел какой-то генерал. Он почти радостно приветствовал Самохина:
— О-о, нашего полку прибыло. Здравствуйте. Где и как вы попали?
Самохин кратенько сказал, что летел на фронт, потерял ориентировку и сел в тылу противника.
— Эх, как вам не повезло! — сочувственно вздохнул генерал. — А я попал на Западном фронте в самом начале войны. Командовал дивизией. Был ранен, взяли прямо на поле боя. И вот до сих пор мучают, требуют, чтобы я давал показания. Я, конечно, молчу… Грозят расстрелом.
— Меня тоже обещают завтра расстрелять.
— Черт возьми, в такое время умирать! — говорит генерал. — Дожить бы до победы. А как там у нас дела? Обрадуйте чем-нибудь. Неужели мы так и погибнем, не дав врагу отпора?
— Почему погибнем? Нет, мы уже начали воевать по-настоящему, начинаем бить немцев.
— Да что вы? Расскажите, расскажите… Много еще у нас войск и техники? С наших заводов или американская?
Как услышал Самохин такой вопрос, его будто кто шилом кольнул: шпик! Но, не раскрывая своего подозрения, Самохин стал расспрашивать генерала, в какой армии он был, в каком корпусе, каких генералов знает по Западному фронту. Оказалось, что он не знает известных всем имен, спутал некоторые события. Самохину стало ясно, что этот «генерал» на обычном тюремном жаргоне называется «наседкой». Сославшись на головную боль, он прекратил разговор. Но мнимый генерал продолжал назойливо задавать вопросы. Самохин рассвирепел, подскочил к двери и застучал. Подошел дежурный офицер.
— Уберите от меня этого провокатора. — И, повернувшись к «генералу», угрожающе двинулся к нему с криком: — Вон отсюда, провокатор! Во-он, или я тебя задушу!
— Что вы… что вы… — засуетился «генерал». — Вы не поняли… вы оскорбляете…
Немцы все же «наседку» из камеры убрали.
А утром несколько человек эсэсовцев с автоматами ворвались в камеру, выволокли его и, усадив в машину, куда-то повезли. Ехали долго, минут сорок. Наконец остановились на опушке леса. Подвели Самохина к свежевырытой яме и приказали раздеться. Выстроились эсэсовцы в ряд и подняли автоматы. Офицер поднял руку и по-русски сказал:
— Господин генерал, в вашем распоряжении одна секунда. Будете отвечать на вопросы или нет?
— Нет! — закричал Самохин. — Стреляйте.
Рука офицера застыла на взмахе, автоматы нацелены. Несколько долгих, очень долгих секунд… но залпа не последовало. Ругаясь по-русски и по-немецки, эсэсовцы втолкнули Самохина обратно в машину и повезли обратно. Вместо генеральского костюма бросили ему солдатские окровавленные шаровары, гимнастерку и ботинки. В штабе ввели в ту же комнату, где Самохин был раньше. На этот раз за столом сидел генерал-фельдмаршал Кейтель.
— Вы генерал Самохин? — спросил он удивленно.
— Да, я… вот полюбуйтесь, как ваши люди ограбили меня… и инсценировали расстрел.
Фельдмаршал нажал кнопку и вошедшему адъютанту что-то приказал. Самохина вывели в другую комнату, куда минут через 30 принесли его обмундирование и чемоданчик. Самохин переоделся и заглянул в чемоданчик. Не хватало только бритвы.
Вошел офицер и спросил:
— Вы готовы, господин генерал?
— Да, готов.
— Вас приглашает фельдмаршал.
Самохин прошел в кабинет. Фельдмаршал пригласил его сесть. Весь разговор шел через офицера-переводчика.
— Господин генерал, я очень извиняюсь за то, что с вами произошло. Немецкая армия — культурная армия, и такого не должно было случиться. Но, как у вас говорят, «в семье не без урода». Вот нашлись уроды и у нас. Вы проверили ваши вещи? Все на месте?
— Да, проверил. Не хватает только бритвы.
— Хорошо, бритву я вам дам свою. Надеюсь, она будет не хуже вашей.
Через несколько минут Самохин получил фельдмаршальскую бритву «Золинген».
— Господин генерал, — говорил между тем фельдмаршал, — я ознакомился с вашим трудом по исследованию военно-экономического потенциала Германии…
«Значит, брошюра не успела сгореть!» — подумал Самохин.
— …Не скрою, — говорил фельдмаршал, — труд ваш оригинальный, и метод исследования правилен. Но я обнаружил в нем серьезные ошибки. Вы в своих расчетах указываете, что Германия, намереваясь окончить войну в кратчайшие сроки, использовала все свои людские ресурсы. Утверждаете также, что для народного хозяйства и для военного производства людей не осталось. Вы ошиблись. В рабочей силе мы не нуждаемся. У нас сейчас в стране 11 миллионов военнопленных разных стран, в том числе 5 миллионов русских. Все они работают и производят все, что нам требуется. Вы пишете, что у нас не хватит горючего и продовольствия. И это ошибка. В нашем распоряжении все продовольственные ресурсы Европы и нефть Румынии. Так что при всем уважении к вашим исследованиям не могу признать их полноценными в части Германии. Ну, а что касается ваших возможностей, то не берусь об этом судить. Но все же кажется мне, что вы свои возможности преувеличили. Ваши постоянно действующие факторы не так уж велики, как вы пишете.
— Не знаю, господин фельдмаршал, — ответил Самохин. — Не буду с вами спорить. Наш спор решит история.
И встал, дав понять, что разговаривать больше не желает. Встал и фельдмаршал:
— Правильно, оставим это на суд истории. А сейчас передаю вам просьбу вашего бывшего коллеги — он приглашает вас к себе на обед. Он, кажется, ваш должник.
В комнату входит полковник, бывший военный атташе в той же балканской стране, где служил Самохин. Незадолго до войны он по указанию из Москвы для закрепления дружбы с Германией пригласил к себе на обед вот этого полковника. Ответного обеда не было — началась война.
— Здравствуйте, господин генерал, — приветливо улыбаясь, обратился к Самохину полковник по-русски. — Никак не ожидал встретиться с вами при таких обстоятельствах. Но уж коли так произошло, я с разрешения нашего командования приглашаю вас к себе на обед. Ведь я же у вас в долгу. Помните?
— Да, помню, — угрюмо ответил Самохин. — Но мое положение так изменилось, что, честное слово, нет никакого желания вспоминать и выполнять разные дипломатические этикеты.
— Да что вы! Я буду на вас в обиде. Прошу вас.
«А почему бы в самом деле сытно и вкусно не пообедать?» — подумал Самохин и согласился.
Ехали с полковником опять минут сорок и очутились в такой же роще, в которой была инсценировка расстрела. Подъехали к уединенной даче. Провел полковник Самохина в комнату, в которой стоял полный разных яств и вин стол.
— Садитесь, господин генерал, — приглашает полковник. Налил в бокалы вино. — Давайте выпьем. Только за что же мы выпьем? Тогда пили за дружбу, а теперь?
— А теперь мне вообще не хочется пить, — отвечает Самохин.
— Да что вы? Выпьем за компромиссный тост — каждый за свою Родину.
Выпил Самохин, но в горло даже соблазнительная закуска плохо шла. А полковник основательно ел и пил. И говорил:
— Господин генерал, мы с вами оба разведчики. Конечно, вы ожидали, что я буду вас о чем-либо спрашивать или допрашивать. Не беспокойтесь, ничего подобного не будет. Наше командование уже знает, что вы за человек, знает и уже убедилось, что из вас никаких полезных сведений не выжмешь. И я не буду этого делать. Поверьте, я искренне хотел, чтобы наши страны жили в дружбе между собой. Я убежден, что эта война принесет обеим странам огромные бедствия, и ничего более. Эта война — роковая ошибка со стороны Германии. Это говорю вам я, ваш противник. Надеюсь, это между нами, и надеюсь, что вы меня не выдадите.