Однако я забежал далеко вперед. Возвратимся к тем дням, когда мы с Дашкевичем приехали на курсы «Выстрел». В первой же беседе с начальником курсов «Выстрел», генерал-полковником, у меня сложилось очень хорошее впечатление. Это был умный, тактичный, обаятельный человек, с большим оперативно-тактическим кругозором. Он сожалел, что не может мне предоставить квартиру, без всяких колебаний зачислил меня на должность преподавателя. И началась моя служба на курсах «Выстрел».
Курсы «Выстрел» — это высшая военная школа, крайне необходимая для Советской армии. Здесь готовились офицерские кадры, командиры мелких подразделений, пехоты. Особенностью этих курсов являлось то, что занятия проводились в поле и в большинстве случаев с войсками на местности. Здесь по-настоящему, практически на местности, учили офицеров организовывать бой своих подразделений. Так, как это должно было быть в действительности. Не допускалось никаких условностей. Если нужно было рыть окоп — его рыли; если нужно было резать проволоку — ее резали. Надо было идти в атаку — шли в наступление. Недаром курсы «Выстрел» назывались Полевой Академией. Эти курсы не ограничивались только учебным процессом, они являлись еще и научно-исследовательским институтом в области тактического применения всех видов вооружения. Ведь вооружение армии не стоит на месте, а развивается. Появляются новые образцы оружия. Его нужно хорошо изучить и найти ему место в бою. Вырабатывались навыки его использования. Вот в такую Полевую Академию я и попал.
И сразу же почувствовал свое полное несоответствие должности преподавателя. Ведь прежде, чем учить слушателей, нужно было самому все это знать и уметь. С большой благодарностью я вспоминаю всех преподавателей, моих коллег, которые в короткое время передали мне свои знания и опыт. И, конечно, две Академии — Фрунзе и Генштаба — дали мне большое военное образование, и это существенно помогло мне окончить третью — Полевую Академию — и стать полноценным преподавателем.
В первый год меня назначили тактическим руководителем учебной группы чехословацких офицеров, затем — болгарских, потом — албанских. На курсах в то время был полный интернационал. Это требовало более высокого методического мастерства, так как знание русского языка у этих офицеров было невысокое. Кроме того, мне предложили читать лекции по обороне на всех курсах. Теоретические разработки этих лекций являлись длительное время учебным пособием. Они были направлены в войска и получили хороший отзыв. Работа на курсах «Выстрел» мне очень нравилась, и я бы работал там еще долго, если бы позволяло здоровье. Но, к сожалению, и здесь соответствующие органы пытались меня дискредитировать.
Курсы «Выстрел». Выпуск 1951 г.
Все свое внимание в работе я сосредоточил на слушателях. Работал с каждым индивидуально, и мои труды увенчались большим успехом. Вся моя группа (25 человек) на государственном экзамене получила оценку по тактике «отлично». Это был небывалый случай в истории курсов «Выстрел». Изменить оценки Управление боевой подготовки не могло, и тогда оно придумало «соломоново решение». Руководство Управления устроило расширенное совещание с участием всех офицеров учебного и научно-исследовательского отдела. На совещание вызвали меня и поставили вопрос ребром: как это получилось у вас, товарищ подполковник Новобранец, что все слушатели на экзамене по тактике получили оценку «отлично»? «Да, — говорю я, — случай редкий. Это значит, что я их хорошо подготовил. Не думаете же вы, что я украл эту задачу из сейфа Управления боевой подготовки и продал слушателям? По моральным, да и физическим причинам я не мог этого сделать. Я не мог им и подсказать, как решать задачу, так как в это время находился в Москве.
На занятиях тактических курсов «Выстрел»
Кроме того, ведь по устной тактике знания хранятся не в сейфе, а в голове, их ведь не купишь. Понимаете ли вы сами, за что меня здесь прорабатываете? Обычно прорабатывают за плохую подготовку слушателей, и впервые я встретился с таким фактом, когда за отличную подготовку устраивают судилище. Выходит, я должен хуже работать, чтобы у меня не было так много отличников? Выходит, я должен объявить выговор своим слушателям за отличные оценки, как это делаете вы мне?» Тогда начальник курсов говорит: «Действительно, что за чушь? Совещание закрывается, всем разойтись!» Вот так иногда бывает, когда хотят «съесть» человека, а нет оснований. Ведь и в Академии им. Фрунзе со мной поступили точно так же: за хорошую подготовку слушателей — одни благодарности, а в итоге — «не соответствует должности».
И только после XX съезда партии изменилось отношение к военнопленным. Мы, пребывавшие в опале, получили наконец, полные права гражданства. Годы, проведенные в плену, были засчитаны в стаж, который влиял на воинское звание, я был восстановлен в партии, как и состоял в ней с 1925 года.
Послесловие
Ну, вот я и рассказал об основных этапах моей прожитой жизни. Может возникнуть вопрос: какой же вывод может сделать читатель? И что это — разочарование в прожитой жизни, изменение взглядов, мировоззрения, осуждение нашей общественной системы? Да! Я оголил все эти мерзости, чтобы они были видны молодому поколению, чтобы они не повторились. Я хочу, чтобы наше общество в будущем не имело в руководстве дураков, карьеристов всех мастей и просто врагов. И, если мои воспоминания послужат этому делу, очень сложному и трудному, я буду очень рад, что моя жизнь прожита не зря.