То, что мы победили не умением, а численным превосходством, подтверждается в 10-м томе Малой Советской энциклопедии (3-е издание), где на стр. 10–11 можно прочитать о Халхин-Голе краткую, но весьма показательную справку. Из нее (и приложенной карты боев) следует, что победа досталась нам при таком соотношении сил: восемь наших дивизий против двух неполных японских, или, округленно, четыре к одному в нашу пользу, а в танках и артиллерии у нас было подавляющее превосходство. По потерям у нас было также печальное «преимущество». Было огромное количество убитых и раненых, Чита была переполнена ранеными, многих из-за недостатка мест пришлось срочно эвакуировать в Иркутск и дальше на Запад по всем городам Сибири, а затем в европейскую часть СССР, на курорты Крыма и Кавказа.
Победа, о которой мы прокричали на весь мир, была пирровой победой. Не нужно было кричать о победе на весь мир, не надо было обманывать советский народ, а нужно было сделать серьезные выводы из трагического халхин-гольского опыта.
Для всех нас, начиная от командования и кончая солдатами, было ясно, что Халхин-Гол явился прелюдией близкой военной грозы. Несомненно, немецкий и японский генштабы прощупывали нашу боеспособность. И вот, подводя итоги событий, большинству командиров стало очевидно, что мы к большой войне не готовы. Командующий Штерн во время событий неоднократно пытался «вразумить» Жукова, однако без всякого результата, а вернее, с трагическим для себя результатом. Дело в том, что и Жуков, и Штерн имели прямой провод к Сталину. Честная и правдивая информация Штерна тотчас же искажалась Жуковым в выгодном для себя свете. В 1940 году Штерн исчез с нашего горизонта, и о его дальнейшей судьбе нам ничего не было известно.
Вместе с тем необходимо сказать, что только благодаря Штерну мы одержали победу над японцами. Командующий Штерн, которому подчинялся Жуков, радикально вмешивался в управление войсками и исправлял грубые ошибки Жукова. На этой почве и возникали трения, которые привели к опале Штерна и его гибели.
Накануне большой войны наша армия лишилась еще одного талантливого полководца с большим оперативно-стратегическим кругозором, человека высокой культуры. Во время Гражданской войны в Испании Штерн был военным советником республиканской армии и проявил там хорошие полководческие способности. В те времена он находился в личной переписке со Сталиным, лично ему сообщал о ходе военных действий и о своих планах. По возвращении из Испании Штерн был награжден званием Героя Советского Союза.
Но у Штерна был большой «недостаток» — он обладал независимым складом ума, смелостью суждений. Для расследования событий на месте Сталин направил в Забайкалье комиссию во главе с Мехлисом, который и «помог» Штерну «исчезнуть».
Позднее стало известно, что на судьбу Штерна повлияло не только его вмешательство в действия Жукова, но и попытка объективно изучить этот горький опыт войны. Он приказал группе офицеров-генштабистов изучить только что полученный боевой опыт, вскрыть все ошибки командования и все недочеты в подготовке армии. И обо всем этом написать книгу. Предполагалось доложить ее высшему начальству, затем издать в секретном порядке и разослать в армию. Этого требовал и Генеральный штаб. Все командиры должны учиться на опыте Халхин-Гола. Таков был замысел.
В состав комиссии были включены следующие генштабисты:
Печененко Савва Дмитриевич — начальник отдела боевой подготовки фронта, он неоднократно лично наблюдал боевые действия армии и действия Жукова;
Ломов Николай Андреевич — начальник мобилизационного отдела фронта, он лично сопровождал прибывающие части на фронт и передавал их Жукову;
полковник Тестов, начальник оперативного отдела штаба армейской группы;
Новобранец Василий Андреевич — ответственный за снабжение войск и другие (фамилий не помню).
Возглавлял редакционную коллегию начальник оперативного отдела фронта полковник Клестов.
Члены комиссии, конечно, были в курсе всех дел, являлись свидетелями и очевидцами событий. Однако мы не ограничились штабными документами и личными впечатлениями. Пришлось опросить многие десятки участников боев, начиная от рядовых солдат, танкистов, летчиков и до командиров разных частей и соединений. Опрашивали их непосредственно на местах боевых действий, выясняли детали событий на местности и, как говорится, «по горячим следам», на второй день после окончания боев.
Беседовали мы и с командующим 1-й армейской группой генералом Жуковым. Однако откровенной полезной беседы не получилось. Жуков расценил наши расспросы по-своему, почему-то обиделся и больше с нами не встречался.
Наша работа была сугубо документальная. Большую помощь оказал нам начальник оперативного отдела штаба Первой армии полковник Тестов М. Г., который предоставил нам всю документацию по разработке и проведению операции. Его свидетельство было особо ценно, так как он ежедневно наблюдал боевые действия войск и действия Жукова. На основании всех материалов мы составили обстоятельный обзор с правдивым освещением всех событий, с полным раскрытием всех недостатков в боевой подготовке армии и допущенных ошибок, промахов и просчетов командования.
Командующий фронтом генерал армии Штерн, ознакомившись с нашим обзором, одобрил его и приказал подготовить для печати. Однако наш труд света не увидел, горький опыт Халхин-Гола армией не был изучен и учтен. Не буду детально рассказывать, как «двигалась» рукопись. Ограничусь последним этапом.
Полковник Шевченко, начальник Восточного отдела Оперативного отдела Генштаба, получив рукопись из Читы, нашел ее ценной и совершенно необходимой для изучения командирами Красной армии. Он попросил разрешения у начальника Генерального штаба генерала армии Мерецкова напечатать ее. Мерецков согласился. Но произошла смена кабинета — Жуков был назначен начальником Генштаба. Шевченко не учел очень важного обстоятельства, что Жуков уже выпустил о событиях на Халхин-Голе свою книжку, заполненную самовосхвалением. Ничего ценного в ней не было. И вот полковник Шевченко дал автору упомянутой книжки на утверждение правдивое описание событий. Жуков просмотрел рукопись, вызвал Шевченко и по-фельдфебельски обругал его, а рукопись похоронил в своем сейфе. Судьба ее неизвестна. Не мешало бы ради истории разыскать ее и опубликовать. Даже в наше время этот труд будет интересным и поучительным.
Вскоре после событий на Халхин-Голе, как известно, началась война с Финляндией. На этот раз уже фашистская Германия проверяла нашу боеспособность. И в этой кампании мы опозорились на весь мир. Наши дивизии гибли в окружении точно по тем же причинам, которые выявились на Халхин-Голе. Дополнительным бедствием явились жестокие морозы. Мы, в общем-то наполовину северная страна, опозорились даже в том, что не обеспечили войска зимним обмундированием, лыжами и пр. Полгода мы стояли перед «линией Маннергейма» и не могли ее прорвать. Наконец прорвали и финнов победили, но обошлась нам эта победа очень дорого — по крайней мере, втрое больше потеряли людей, чем финны. Было огромное количество убитых, раненых и обмороженных. Часть раненых попала в плен, и их судьба неизвестна. В результате Ворошилов был освобожден от должности наркома обороны и на его место назначен Тимошенко, который начал по-настоящему учить армию воевать. Но, к сожалению, история отвела нам очень мало времени для более глубокого изучения опыта войн на Халхин-Голе и в Финляндии, чтобы хорошо подготовить армию к большой войне, за что дорого расплатились в 1941 году.
С этого места начинается повествование о крутом и резком переломе в моей личной и служебной биографии.
С юношеских лет, когда я еще ходил с пастушеским кнутом, мечталось быть в Красной армии, стоять на страже наших границ. Служба в армии представлялась в качестве командира, для чего надо было учиться и учиться. Служба мыслилась в обычных войсках: в пехоте, артиллерии, коннице, с развитием техники — может быть, в механизированных войсках или в авиации. Но никогда в своих думах о будущем не предполагал работать в разведке. Больше того, работать в разведке я просто не желал и старался быть от нее подальше. О разведке среди офицеров закрепилась «плохая репутация». Нам было известно, что там никакого продвижения по службе не бывает. А никто из нас, молодых офицеров, не был лишен некоторой доли честолюбия и стремления к росту.
Доходили до нас также слухи, что в разведке люди «исчезают» таинственно, быстро и без следа. Например, в 1937 году исчез начальник Разведотдела штаба Ленинградского военного округа полковник Гродис. Лишь недавно я узнал, что он сидел в концлагере, а ныне реабилитирован. «Пропали без вести» один за другим начальники Разведуправления Берзин Ян, Урицкий, зам. начальника Розведупра Никонов и многие другие. Что ж удивительного в том, что молодые офицеры чурались разведки как «черт ладана».
Это была, так сказать, субъективная причина, почему я не хотел даже думать о работе в разведке. Но были серьезные и совершенно объективные причины.
Мои представления о стратегической разведке, о ее организации и характере работы были весьма примитивны. Специального курса по этой части ни в Академии им. Фрунзе, ни в Академии Генштаба тогда не было. Мои познания о разведке пополнялись главным образом из приключенческой литературы типа «Маты Хари» и разных брошюр «о коварных методах». За период учебы в двух академиях мне запомнились только два факта из истории разведки. Один о том, как разведка царской армии купила за крупную сумму золотом «план развертывания японской армии», оказавшийся обычным НЕ СЕКРЕТНЫМ полевым уставом. Другой факт о том, как русская разведка путем шантажа заставила начальника австрийской разведки полковника Редля выдать план развертывания австрийской армии. Однако Редль был своевременно разоблачен австрийской контрразведкой, а план переделан. В результате русская армия на театре войны в 1914 году встретила уже совершенно другую группировку австрийской армии и ударила по «пустым местам».