фар проезжающих мимо автомобилей виднелись очертания фабрик, складов и дымовых труб. Где-то ревел локомотив. По окнам сбегали крупные капли.
Вагон был почти пуст. Несколько усталых женщин в платках и с большими сумками дремали. Молодой человек в очках с толстыми стеклами серьезно читал толстую книгу. На задней платформе пьяный спорил с кондуктором. Доктор Фройнд сидел напротив меня. Он молчал. За последний час он уже наговорился.
После того как он повесил свою шляпу, он просто прошел мимо меня в гостиную.
— Вы идете? — спросил он. — Я хочу объяснить вам цель своего визита.
Я смотрел ему вслед, потом заметил, что невольно сам проследовал за ним. Доктор Фройнд был необычайной личностью, я почувствовал это с первой же минуты. Голова кружилась, и я был еще очень пьян, когда сел напротив него. Он с любопытством рассмотрел пустую бутылку из-под коньяка, беспорядок в комнате и, наконец, меня. Доктор Фройнд смотрел дружелюбно и тепло. Но я не доверял ему. Будь начеку, сказал я себе, будь внимателен! Если ты сейчас выдашь себя, все пропало. А попасться ты можешь очень легко, так как ты пьян. Что этот человек знает о тебе? Что ты знаешь о нем? Ради бога, будь внимательней! Думай, прежде чем что-либо сказать.
— Господин Франк, — сказал доктор Фройнд, не спуская с меня любопытных глаз. — Пожалуй, я начну с того, что сообщу вам, кто я такой.
— Да, — сказал я (ответил верно).
— Я директор одной венской школы.
— Школы? (Осторожно, не показывай удивления. Может быть, ты должен знать, что это за школа.)
Доктор Фройнд кивнул:
— Это не совсем обычная школа. Так же как и я не совсем обычный учитель.
— Да?
— Да. Собственно, я воспитатель, я работал с психологом Альфредом Адлером. К практической работе в школе я обратился позже. Школу мне дали, так сказать, в качестве лаборатории.
Зачем этот человек рассказывал мне об этом? Какое мне до всего этого дело? Может быть, я сошел с ума и бредил? Кажется, он сказал, что речь пойдет о моем сыне.
— Вы что-то сказали о моем сыне. (Осторожно. Может быть, он говорил вовсе не об этом. Почему он так улыбается? Я чем-то уже выдал себя? Проклятый коньяк.)
— Сейчас, господин Франк, сейчас я перейду к нему. Прежде я должен сообщить вам кое-что еще.
— Пожалуйста. (Это был хороший ответ.)
— В своей школе я провожу эксперименты.
— С детьми?
— Да, — ответил он. — С разными детьми, с нормальными, а также с больными, дебильными, аутичными. Это, так сказать, экспериментальная школа, которой я руковожу.
— Ах так.
— Вместе с тем, — продолжал маленький человек, — я открыл консультацию. В психиатрической клинике. Туда могут прийти родители вместе со своими детьми, которых что-либо беспокоит. Мы — мои коллеги и я — пытаемся им помочь.
— Так.
— Вам тоже надо бы прийти в мою консультацию.
— Мне?
— Да. Ваша жена была у меня один раз, — он посмотрел на пустую бутылку. — К сожалению, — сказал он и вздохнул. Затем он быстро посмотрел на меня: — Вы знали об этом, господин Франк?
— Я, — начал было я, но осекся. Его взгляд смутил меня, я замялся, а потом понял, что должен пойти на риск, если хотел узнать больше. — Нет, — ответил я. — Я не знал об этом.
— Так я и думал.
— Что?
— Что ваша жена ничего вам не сказала о своем визите.
Бывают мгновения, когда алкоголь помогает найти спасительное решение. Преодолеваешь скованность и отбрасываешь раздумья, действуешь смелее, жизнь больше не кажется такой важной, появляется отвага, играешь ва-банк.
— Доктор, а что моей жене было от вас нужно?
Он посмотрел на свои руки. Это были крепкие жилистые руки с плоскими ногтями, руки скульптора.
— Ваша жена, — сказал он, — пришла ко мне после того, как побывала в приюте, в котором оставила своего сына. Ее направили ко мне. Собственно, я занимался с ее ребенком уже давно.
У Иоланты был сын. И она никогда не говорила мне об этом. И я даже не догадывался. Как же я не догадался? Разве это было так противоестественно? Ее возраст был соответствующим. Она уже была замужем. Почему же у нее не могло быть сына? Действительно, почему нет? Боже мой, но как же это было странно.
— Почему вы смеетесь? — спросил доктор Фройнд и озабоченно посмотрел на меня.
— Я не смеялся, я кашлял.
Он встал и подошел ко мне. Потом так тихо, будто никто не должен был нас больше слышать, он спросил:
— Господин Франк, вы знали о существовании этого ребенка?
Я молчал. Я думал. Но доктор Фройнд знал ответ еще до того, как я медленно покачал головой.
— Конечно нет, — сказал он тихо. — Мне жаль, что именно я должен сейчас рассказать вам об этом.
— Не сожалейте, — возразил я. Наконец я снова был абсолютно трезв, совершенно спокоен и мог здраво рассуждать. — Расскажите мне все.
Он кивнул и стал ходить по комнате взад-вперед.
— То, что я знаю, я узнал в полиции и из документов мальчика. Кстати, его зовут Мартин.
Его звали Мартин. Ну конечно, должны же его были как-то звать. Почему не Мартин? Мартин — это всего-навсего имя.
— Рассказывайте дальше, доктор, — попросил я.
— Мартин, — сказал он и снова принялся расхаживать по комнате, — сын вашей жены от первого брака. После развода, четыре года назад, мать отдала ребенка в упомянутый мной приют. Иногда она его посещала. Правда, в последнее время очень редко. — Он подошел ко мне и остановился — Господин Франк, — сказал он, — я прошу поверить, что мне не доставляет удовольствия таким образом вторгаться в вашу личную жизнь.
— Зачем же вы это делаете?
Внезапно голос его стал твердым:
— Потому что речь идет не о вас и вашей частной жизни, а о ребенке.
— Рассказывайте дальше, — сказал я.
— Ваша жена регулярно оплачивала счета из приюта, — продолжал он, а я снова перебил его:
— Но как она это делала? Она жила в Германии.
— Счета в Вене оплачивал ее знакомый, некто…
— …инженер Лаутербах, — сказал я.
— Да, откуда вы знаете?
— Я догадываюсь, — пояснил я. Круг замкнулся. Я не был сумасшедшим. Все было просто и логично. — Продолжайте, пожалуйста, — сказал я.
— Когда Мартину исполнилось шесть лет, мать передала право опеки руководству приюта. Мартина отправили в школу. — Доктор Фройнд закурил сигарету и выдохнул облако дыма. — Поймите меня правильно, господин Франк, я излагаю факты и воздерживаюсь от всякой критики по поводу поведения вашей жены, хотя оно тесно связано с тем, что произошло далее.
— Что же произошло?
— Мартина, — сказал доктор Фройнд, — который совсем не знает своего отца, да и мать не очень, через полгода выгнали из школы.
— Но почему?
— Впоследствии его выгнали еще из двух школ, — сообщил доктор Фройнд. — Почему? Потому что он был настоящим маленьким чертенком, так называли его учителя. Он терроризировал весь класс. Он жестоко избивал девочек, ломал чужие вещи. Он был не в состоянии воспринимать учебный материал. Это классический пример патологического ребенка. Руководство приюта направило его ко мне в консультацию. Я, господин Франк, знаю вашего сына уже год. Он приходит ко мне каждый четверг. И я не могу сказать, что мы не установили контакт за этот год. Не могу сказать, что я не пользуюсь его доверием. Если вообще кто-то есть, с кем он с удовольствием разговаривает, с кем он находит какой-то контакт, — то это я. И уже были признаки того, что дела идут на поправку… — доктор Фройнд задумчиво кивал, не обращая внимания на сигарету, которую держал в руке. Он старый человек, вдруг подумал я, я только сейчас понял это. Состарившийся человек, возраст которого был заметен только в моменты слабости, так как в остальное время он скрывался за фасадом силы и спокойствия. — Да, — пробормотал он, — были действительные признаки выздоровления. — Он взглянул прямо на меня, и его возраст ускользнул как дымка, его лицо снова стало молодым. — Поэтому, — продолжал он, — я обрадовался, когда ваша жена пришла ко мне и сообщила, что она снова вышла замуж.
— Ио… — я исправился: — Валери сказала вам об этом?
— Да, господин Франк, она также сказала мне, что вы усыновили ребенка.
— Я усыновил?
— Она предъявила документ, свидетельство, господин Франк, — он внимательно посмотрел на меня. Жгучий интерес к моей личности засветился вдруг в его взгляде. — Это был…
— Это был — что?
— Это был фальшивый документ.
О Иоланта, что же ты наделала! Что же ты была за человек? Ты мертва. Я убил тебя. Но ты все еще продолжаешь жить, я все еще должен принимать во внимание твое существование. Умрешь ли ты когда-нибудь? Что ты еще сделала, о чем я не знаю? Затеряется ли когда-нибудь твой след? Где рассеяны твои остальные тайны, где еще ты наставила ловушек, о которые я буду спотыкаться, в которые еще попаду?
— Это был, — выговорил я с трудом, — подлинный документ — я усыновил мальчика.
— Но вы даже не знали о его существовании.
— Мы мельком об этом говорили, моя жена и я. Я сразу согласился его усыновить. Я подписал формуляр, не взглянув на него…
— И не зная, как зовут ребенка, — он смотрел на меня без видимого удовольствия.
Я не выдержал его взгляда и отвернулся.
— И не имея желания хоть раз взглянуть на своего ребенка, — продолжал он спокойным безжалостным голосом.
Боже, это какое-то безумие. Чем все это кончится? Ситуация была абсолютно безнадежной! Тому, что я рассказывал, не мог поверить ни один человек. Я застонал. С бездумной легкостью было покончено с моими планами, спокойствием, с которым я шел на свои преступления. Кончено, все кончено. Я был калекой, готовым разрыдаться перед этим человеком, которого не знал, который ничего не знал обо мне и который даже не был полицейским. Кончено. Все кончено.
— Доктор, — сказал я и снова посмотрел на него. — Я хотел защитить свою жену. Но я вижу, вы мне не верите. К сожалению, я должен выдать ее. Ну хорошо. Я ничего не знал о том, что у Валери был ребенок. Я не усыновлял его.