Розалин, вероятно, уже забыла — если и знала когда-то, — об искусстве получать удовольствие. Удовольствие ради самого удовольствия. В общем, скучная личность. Не столь беспросветно скучная, как Ребекка, потому что медицина, по меньшей мере, предполагает сочувствие, но все равно скучная.
Скучная и эгоистичная. Скотта удивило, почему старый доктор Паркер так не хотел, чтобы его единственная дочь приехала, когда его хватил удар. Он предполагал, что их отношениям недоставало тепла, но это нисколько не оправдывало в его глазах Розалин, пренебрегающую дочерним долгом все последние годы. Скотт с неудовольствием припомнил, что заставил ее остаться едва ли не под дулом пистолета. И даже сейчас, согласившись пробыть здесь какое-то время, она торопится хоть на день уехать. Какой бы ни была внешняя упаковка, все деловые женщины по сути одинаковы — они свихнулись на своей работе.
И тем не менее несколько последующих дней мысли о Розалин Паркер посещали его в самые неподходящие моменты.
Когда один из его сотрудников после обычной встречи с клиентом спросил: «С тобой все в порядке, Скотт? Ты выглядишь странно», — он неожиданно сорвался. Ему всегда удавалось сдерживать свои эмоции — зачем кричать, если того же самого можно добиться тихим голосом?
— Наверное, это из-за погоды, Дилан, — пробормотал он в свое оправдание. — Может быть, я простудился.
Дилан посмотрел на него с облегчением.
— Слава Богу! А то в какой-то момент мне показалось, что ты утратил интерес к сделке.
— Ни в коем случае! — с преувеличенной живостью возразил Скотт.
Они вышли из комнаты для совещаний, и он постарался припомнить, как шли переговоры. Скотт знал, что убедил клиента, но не помнил как. Возможно, действовал автоматически.
— Может, тебе лучше полежать в постели пару дней? — посоветовал Дилан, задерживаясь возле выхода из офиса. — Пусть эта зараза пройдет. А Лондон подождет.
Лондон? Подождет? Скотт с огорчением вспомнил, что ему предстоит этот чертов полет с этой чертовой бабой, и от этого настроение у него испортилось еще больше. Он заставил себя улыбнуться.
— Ты излишне беспокоишься, Дилан. А это признак старости.
Дилан был всего на четыре года старше Скотта, но небольшая разница в возрасте служила поводом для добродушного подшучивания друг над другом.
— Но раз уж ты летишь, — ответил тот, усмехнувшись, — то не перенапрягайся. Никакого вина, никаких женщин, никаких развлечений.
— Ну не знаю, — покачал головой Скотт, вспомнив длинные, светлые волосы и удивительно правильные черты лица. — Вино, женщины и развлечения — это лучшее лекарство против надвигающейся болезни.
Дилан был счастливо женат, имел троих детей. Но тем не менее с тоской узнавал об очередных успехах Скотта у представительниц прекрасного пола, словно судьба его чем-то обделила.
Позже, в тот же вечер, Скотт понял, что тоже завидует своему помощнику. Например, постоянству его супружеских отношений. Скотт считал, что избавился от иллюзий относительно брака. Однако теперь задумался, каково это — быть счастливо женатым, защищенным от множества мелких домашних забот, досаждавших ему порой.
Пора взять себя в руки, решил Скотт. Избавиться от эмоциональных терзаний подростка. Когда утром он увидит Розалин, то поймет, что любопытство его удовлетворено. Она для него полностью прочитанная книга. Тем более что у нее есть кто-то другой, весьма ей подходящий.
Скотт позволил себе усмехнуться собственной глупости. Возможно, его женское окружение в последнее время было слишком однообразно. Избыток внешнего блеска привел к тому, что появление женщины, отличной от остальных, вызвало у него такой же интерес, как у ученого — открытие новой формы жизни…
Но едва ли он сам заинтересовал ее. Эта мысль пришла утром, когда Скотт одевался. Он перестал завязывать галстук и посмотрел в зеркало. Что ж, подумал он, в конце концов, выигрыш невелик, проигрыш — тоже. Эта женщина не имеет для меня никакого значения, так что нет смысла бороться за то, чтобы внести ее имя в список моих побед.
Это верно, он поцеловал ее после обеда, но только вроде как на прощание. Скотт вспомнил свои ощущения после прикосновения своих губ к ее и поспешил поскорее одеться…
Когда незадолго до семи он заехал за Розалин, она была готова и ждала его. Волосы туго стянуты сзади. Ни одной свободной пряди. Костюм темно-серый, с длинным жакетом и юбкой такой длины, которая не казалась ни провоцирующей, ни старомодной. Единственное, чего не хватало, — это очков и стетоскопа… да, и белого халата.
— Мы можем идти? — вежливо спросила Розалин.
Но Скотт посмотрел на часы и поинтересовался, где ее отец.
— Я бы хотел повидаться с ним до отъезда. У нас еще много времени.
— Он в кухне, пытается уговорить себя съесть омлет.
Роналд выглядел лучше, чем в первое время после удара. Его щеки порозовели, он был заметно бодрее. Но Розалин, похоже, этого не замечала.
— Терпеть не могу омлет, — пожаловался отец, ковыряя вилкой в тарелке.
— Это тебе полезно, — сказала Розалин из-за плеча Скотта.
— Как и большинство того в этой жизни, чего не стоит иметь, есть или делать.
— Тебе видней, папа, — кротко отозвалась дочь.
— Ты должна обзавестись какими-нибудь недостатками, девочка моя. Это пойдет тебе только на пользу.
Розалин густо покраснела.
— Я и так слишком скучная, ты знаешь об этом.
Ответ был вроде бы простым и искренним, но Скотт почувствовал в нем какой-то подтекст. Отец — тоже, потому что прекратил есть и пристально посмотрел на дочь.
— Я так понимаю, это была шутка, Рози, — серьезно сказал он.
Розалин, покраснев еще больше, отвернулась и кивнула.
Скотт подумал, что позднее задаст ей несколько вопросов, чтобы разобраться в сути этих странных разногласий между отцом и дочерью. Но потом он спросил себя: «А зачем мне все это нужно?» И решил, что незачем…
Едва они оказались в самолете, Розалин с беспокойством оглянулась и сказала:
— Эта штука безопасна?
— Вы нервничаете? — удивился Скотт. Сидя так близко к ней, он мог разглядеть маленькие морщинки возле глаз, но, если не считать этого, Розалин выглядела моложе своих лет. Странно, подумал Скотт, учитывая стрессы, связанные с ее работой.
— Надеюсь, ваш пилот знает что делает.
— Я тоже надеюсь, — рассмеялся Скотт, решив, что может расслабиться, но потом заметил на ее лице крайнее беспокойство и добавил серьезно: — Я летал с ним уже тысячу раз.
— А что, если ему станет плохо?
Известно ли ей, что когда она, подняв брови, задает подобные вопросы, то становится похожей на пятнадцатилетнюю девочку?
— В таком случае, я думаю, вы — единственная, на кого он может рассчитывать.
— А что тем временем случится с самолетом? — спросила Розалин, поворачиваясь к нему. — Пока я буду заниматься пилотом? Только не говорите, что самолет будет лететь сам по себе!
— Не беспокойтесь. Я могу управлять им.
— Вы сказали это только для того, чтобы успокоить меня? — спросила Розалин, с подозрением глядя на него.
— Ну, если вам угодно, то да.
Она слегка улыбнулась. И Скотт быстро отвернулся, опасаясь, что его взгляд обязательно скользнет с ее лица ниже, туда, где в вырезе строго костюма угадывались очертания груди.
— Не ожидал, — пробормотал он, — что вы боитесь летать.
— Я не боюсь летать, — поправила она. — Просто немного нервничаю из-за того, что нахожусь в таком маленьком самолетике. Большие выглядят более…
— Просторными?
Скотт не смотрел на нее, он положил голову на спинку сиденья и прикрыл глаза. Ему очень хотелось испытать ее реакцию, пощипать ей нервы. Но уступить искушению означало снова поддаться любопытству, а ведь всем известно, что бывает расплатой за излишнее любопытство.
— Очень смешно!
— Не нужно вас видеть, чтобы догадаться, что вы сейчас поджали губы, — усмехнулся Скотт. — Но вы так и не рассказали мне, как чувствуете себя в приемной практикующего врача.
— Это кажется отдыхом после больничной суеты.
Сейчас, подумал Скотт, она смотрит в окно, возможно, молится о хорошей погоде, безветрии, чтобы на пути не попалась крупная птица и чтобы горючее не потекло из баков.
— И это не требует такой самоотдачи, — продолжила она все так же задумчиво. — Когда каждый день общаешься с больными, это…
— Страшно?
— Пожалуй. Но награда за труд несравнима с этим. — Они повернулись лицом друг к другу одновременно, и их взгляды встретились. — Я начала искать замену. Надеюсь, очень скоро найду то, что нужно.
— Деловой подход.
— Я вообще деловой человек.
Однако выглядела она слегка смущенной, и Скотт ощутил странное удовлетворение от этого.
— А как ваш отец? Он сказал, что пару раз был в приемной.
— Да, был.
Скотт почувствовал в голосе Розалин напряженность и понял: она прикидывает, что рассказывать, а чего не рассказывать ему. Это обеспокоило его сильнее, чем следовало. «В чем дело?» — хотелось ему спросить. Не считает ли она, что он способен использовать эту информацию против нее? Или скрытность стала такой неотъемлемой частью ее натуры, что она об этом даже не задумывается?
— Просто у отца все валится из рук, и я была вынуждена сказать ему, чтобы он не спешил действовать самостоятельно. Терпеть не могу, когда думают, будто я придираюсь.
— Но ваш отец, кажется, достаточно оправился, так что ваши замечания не должны сильно раздражать его.
Розалин одарила его ледяным взглядом. Боже, до чего ему не нравился такой взгляд! Избавиться от него можно было двумя способами: убив ее или поцеловав.
— Откуда вам известно, что мой отец достаточно оправился? Я с ним живу, а не вы. Уверяю вас, он… он такой же, как всегда…
— Вам виднее. Во всяком случае, он уже не безразличен к окружающему. А это, как мне кажется, хороший признак, — сказал Скотт, глядя ей в лицо.
— Наверное. — Розалин пожала плечами и уставилась в пространство перед собой. — Самое ужасное, что может сделать человек, выздоравливающий после инсульта, — это неожиданно сломаться. Вы бы удивились, узнав, до чего можно дойти.