Все скрытого смысла полно…
Нежданно печаль наплывает,
Хоть было недавно смешно.
И к прошлым словам не взывает.
Они позабыты давно.
И радость в душе убывает.
Но, видно, уж так суждено…
В любви мелочей не бывает.
Все тайного смысла полно.
«Ты остаешься, а я ухожу…»
Ты остаешься, а я ухожу…
Что-то в нас есть,
Неподвластное смерти.
Пусть все идет по тому чертежу,
Что без меня тебе Время начертит.
Ты остаешься, а я ухожу…
Долгая жизнь,
Как пиджак, обносилась.
Муза ютится, подобно бомжу,
В душах чужих,
Оказавших ей милость.
Я перед будущим в вечном долгу.
Мне бы успеть на тебя насмотреться.
Все те слова, что тебе берегу,
В книгах найдешь
Или в собственном сердце.
«Даже очень живописная дорога…»
Даже очень живописная дорога
Может показаться бесконечной,
Если это путь до твоего порога,
Если это время до заветной встречи.
Мы с тобой не виделись полжизни,
Ведь для нас и день разлуки —
Вечность.
Я судьбой к тебе навеки призван,
Почему ж дорога бесконечна?
Я лечу к тебе на старом «Форде»,
На котором мы с тобой носились…
И шепчу слова любви Природе,
Что в пути мне оказала милость, —
Красотой спасая от азарта,
От безумства скорости опасной…
Я врываюсь в грусть твою внезапно,
Чтоб любовь внезапно не погасла.
Тверской пейзаж
Я люблю апрельские рассветы.
Над округой – праздник тишины.
Старый дуб навесил эполеты
И река полна голубизны.
Здравствуй, день!
Побудь еще со мною.
Воздух льется в душу, как бальзам.
Этот свет и волшебство лесное
Расплескалось по твоим глазам.
Скоро вновь сирень раскроет завязь
И поднимет голубой букет.
Я опять тебе в любви признаюсь,
Словно не промчалось столько лет.
Словно я тебя вчера увидел.
Увидал нежданно в первый раз.
Ты надела свой весенний свитер,
Цвета неба, цвета грустных глаз.
Ты сейчас, как девочка, прелестна
В искренней наивности своей.
Лес расставил на поляне кресла —
Модную округлость тополей.
Я люблю апрельские рассветы.
Я люблю их – если рядом ты.
Тих наш лес, как в кризисе поэты,
И красив, как в праздники менты.
«Мы с тобою любовь…»
Мы с тобою любовь
Не словами творим.
Мы друг к другу
Волшебные тропы торим.
Потому не сердись,
Что признанье в любви
Все еще молчаливо
Бушует в крови.
Наша близость превыше
Признаний и фраз.
Все, что надо сказать,
Она скажет за нас.
«Итожа жизнь, я вспоминаю женщин…»
Итожа жизнь, я вспоминаю женщин,
Которых на пути своем встречал.
С кем нежен был, суров или беспечен,
Деля открыто радость и печаль.
Я всем им бесконечно благодарен
За дни восторга, легкие, как бриз…
И как писал великий бабник Байрон,
Чем больше женщин, тем прекрасней жизнь.
Но сколько бы я в прошлом ни влюблялся,
Женился, разводился, горевал, —
Лишь музыка единственного вальса
Звучит в душе, что нам оркестр играл.
Тебя одну назвал я королевой,
Чем вызвал у былых избранниц гнев.
От королевы той я не ходил налево,
Поскольку уважаю королев.
«Я останусь навсегда двадцатилетним…»
Я останусь навсегда двадцатилетним,
Если не по внешности судить,
А по той наивности и бредням,
Без которых мне уже не жить.
Я останусь навсегда двадцатилетним,
Потому что верил с юных лет,
Что не буду средь коллег последним.
Впрочем, среди них последних нет.
Я останусь навсегда двадцатилетним,
Потому что радостно живу.
Восторгаясь то закатом летним,
То седыми льдами на плаву.
Я останусь навсегда двадцатилетним.
Потому что ты всегда со мной.
Ну, а счастье не дается в среднем.
Только все —
На весь наш путь земной.
«Сколько же вокруг нас…!»
С кем сражаться-то? С ворами?
С их придворным званием?
Я и так опасно ранен
Разочарованием.
Жизнь пошла не по законам.
Провались все пропадом.
Припаду к святым иконам.
Помолюсь им шепотом.
Все, что нам с тобою надо, —
Во Всевышней власти:
Чтоб от взгляда и до взгляда
Умещалось счастье.
«Вижу я лицо твое…»
Вижу я лицо твое,
Даже если ты не рядом.
Вот ты вешаешь белье,
Вот ты в зеркале нарядном.
Тихо в доме, как во сне.
Но какие-то флюиды
От тебя идут ко мне
Через радость и обиды.
Мы их чувствуем с тобой,
Осязаем их как будто,
Чтоб ушла из сердца боль,
Как уходит ночь из утра.
Эта боль в тебе жила.
И мое терзает тело.
Слишком много в мире зла,
Чтобы сердце не болело.
Красота ли нас спасет
Иль слеза омоет души?
Сами мы себе ОСВОД
В этом море равнодушья.
«С высоты своих лет…»
С высоты своих лет
Опускаюсь в былое,
Где не стар я, не сед.
И лицо молодое.
Впрочем, мысль не о том.
Просто память вернулась
В мой родительский дом,
В опоздавшую юность.
Где мы жили в войну…
Помню, как было страшно!
Где пришлось пацану
Заменять в доме старших.
Где мечтал я о том,
При годах своих малых, —
Поменять отчий дом
И сиденье в подвалах
На окопы иль танк
И на силу – бессилье,
Чтобы видел наш враг,
Как мы любим Россию…
С высоты своих лет
Я в былое спускаюсь…
Только там меня нет.
Я – в полете,
Как аист.
«На Святой земле мы ближе к Богу…»
На Святой земле мы ближе к Богу.
И куда б ни отлучался я,
Вновь в Израиль зовет меня дорога,
Где всегда светла душа моя.
Для меня Земля та – и судьба, и чудо…
И любимый мой Иерусалим
Я вовеки сердцем не забуду,
Даже если и в разлуке с ним.
Снова в синем небе зори тают.
Дарит море нам шумы свои.
Как прекрасна ты, земля Святая —
Край надежды, веры и любви.
«Я возвращаюсь улицей детства…»
Я возвращаюсь улицей детства
В город по имени Тверь.
И вершится в душе моей действо,
Чтоб в былое открылась дверь.
– Здравствуй, мама! Как ты красива —
Ни морщинок, ни седины.
И глядит на меня Россия
Фотографией со стены.
Это я подарил когда-то
Свой наивный тверской пейзаж.
Мать торопится виновато
Стол украсить на праздник наш.
Батя режет тугое сало.
Белое, как за окном мороз.
– Баба Сима тебе прислала,
Чтоб здоровым и сильным рос.
На столе довоенный чайник
И крахмальная белизна…
Как мне горестно и печально
Сознавать нереальность сна.
Встреча
Майским утром синим,
Одолев черед,
Бабушка Аксинья
Села в самолет.
И вздохнув глубоко,
До слезы из глаз,
На небо до срока
Тихо вознеслась.
И накрывшись пледом,
Стареньким на вид,
Над российским летом
Бабушка летит.
В круглое окошко
Смотрит свысока.
А у ног лукошко,
Кринка молока.
А в лукошке творог,
Блинчики да мед.
Внуку в дальний город
Снедь она везет.
Не терпелось очень
Ей пуститься в путь.