хает. Вечно покачивая бедрами, красиво поворачиваясь всем телом, во все стороны, раздаривая улыбки. Юля могла себе представить, сколько у Ларисы Васильевны в жизни было ухажеров! И, судя по всему, она кому-то и отвечала взаимностью. Когда женщина порхает, как мотылек? Только если она уверена в себе, в своих чарах, когда ей отвечают взаимностью, когда ею восхищаются или хотя бы вслух и время от времени говорят о ее привлекательности.
Да, Клавдия на мотылька внешне не походила. Немного квадратная и тяжеловесная. Но, между прочим, с красивым лицом, большими глазами, красиво очерченным ртом, прямым носом. Она, кстати, тоже могла бы быть римлянином, правда, мужского пола. Юля устыдилась своих мыслей. К чему убивать и так подавленную женщину.
Недавнюю драму Клавдии знали на фирме все. Она и не скрывала. Рассказала сначала в бухгалтерии, потом вот точно так же, сидя в той же позе, офис-менеджеру Антохе, со словами: «Нет, ну ты только вдумайся! Нет стыда у этих людей!»
Соседка Лидия Тимофеевна зашла как бы невзначай на чашку чая.
– А твой-то где?
– Так в санатории. Коленки у него больные, прописали грязи. Вот, поехал. На Кавказ куда-то. Все забываю, как называется. У них там все названия какие-то нерусские.
– Может, Мацеста?
– Вот, точно!
– И как он там?
– Звонит. Говорит, болит меньше. Стало быть, на пользу. Сказал, теперь нужно ездить регулярно, чтобы закрепить эффект.
– Клава, а ты чего с ним не поехала?
– Так у меня ж коленки не болят. Там же не задаром. К чему деньги тратить? Я в отпуск лучше к матери поеду, картошку убирать. Кто ей поможет?
Лидия Тимофеевна тяжело вздохнула и разгладила ладошками симпатичную клеенку квадратиками:
– Значит, Клава, скажу я тебе, как друг. Дура ты и есть дура. Один раз мужика отпустила и больше такой глупости не делай никогда. Ты меня поняла? Короче, мы с Витькой только что с той Мацесты приехали. Так вот, не один твой Вова там коленки лечит.
– Господи! Как же так? – Клава приложила большие руки к груди.
– Ты что, забыла, что мы вместе работаем? Этот же санаторий от нашего завода. Да он небось сам не ожидал, что Танька эта припрется за ним. А может, и заранее они все обстроили. Только вот не рассчитали, что мы с Витей в те же числа заедем. Вот такая незадача.
– Да как же? Мать моя. И что это за баба? Кто она?
– Наша. Из отдела кадров. Мне она никогда не нравилась. Маленькая такая, щуплая, волосы в перья крашенные. И всегда веселая, главное. Я не люблю, когда человек всегда веселый. Как-то сразу думаю, может, придурковатый? Чего всю дорогу радоваться? Как думаешь?
– Ой, да какая мне разница. Ты мне про Вовку расскажи. Может, тебе показалось, что они вместе?
Клава вскочила и заметалась по кухне.
– Так мы за соседними столиками в столовой сидели. Она уже там пару дней как ела. А тут твой нарисовался. И им соседи говорят: пойдемте в кино сегодня. А Татьяна так громко на всю залу: «А ко мне муж приехал. Я за ним соскучилась. В кино можно и потом сходить».
– О господи. Так, может, это действительно к ней муж приехал! При чем тут мой-то? – Клавдия пыталась как-то справиться с ситуацией и вывести мысль в привычное русло.
– Ну о чем ты говоришь? Они потом все время под ручку ходили. Это она твоего своим мужем всем представила.
– А он?
– Не отпирался!
– Так, а жили-то они как? Он мне все про соседа своего рассказывал. Такой, говорит, активный. Ну совершенно спать ему не дает. Ой! Мамочки.
– Слушай, ты тут истерик-то не закатывай. Это Татьяна противная – сил нет. И привязчивая. Думаю, твой-то и сам не рад, что связался. Но попробовать, стало быть, решил. И попался, главное. Так что ты имей в виду.
– Это как? То есть выгонять его не надо? Это ж предательство!
– Это зов плоти! Никакое не предательство. Предательство – это если он пришел и сказал, мол, бросаю тебя ради молодой.
– Так она молодая?
– Ну лет тридцать пять!
– О господи. От кобелина! Ну я ему задам.
– А вот это правильно! Задай обязательно! Он когда обратно?
– Так неделя еще.
– Вот вернется, ты ему и задай по первое число. Или, наоборот, приглядись. Может, она ему осточертеет, так лучше и не вспоминать.
– Так ты тогда мне зачем все это рассказала? Мне ж теперь с этим неделю ночей не спать?
– А затем, чтоб ты глаза свои открыла да посмотрела на мир, какой он бывает.
– Добрая ты, Лидка. Даже и спасибо тебе не знаю, говорить или нет.
– Предупрежден, значит, вооружен. Я ведь как рассудила. Вот если бы у моего так случилось. Я бы как хотела: знать или не знать?
– Ну?
– Гну! Сложно это! Поэтому и не отпускаю его одного. Только вместе! А знать бы все равно хотела на этапе, когда можно еще все вернуть. Вот у тебя этап – можно все вернуть. Понимаешь? Поэтому я и пришла. А не чтоб тебя обижать! Так что не серчай. Вовка твой дурак, еще и неопытный, поперся туда, где его все знают. Проведешь с ним работу и будет как новенький, вот увидишь!
Клава грустно сидела перед Антоном, никакие остатки у них не сходились.
– Да бросьте вы, Клавдия Семеновна, может, эта ваша Лида все придумала.
Антон разговаривал больше сам с собой. Клавдия угрюмо и одновременно решительно смотрела в пол.
– Вон праздник у нас намечается. Итальянский. Вот вы в чем придете?
– Сказали же в белом платье. У меня в чемодане как раз отлеживается. Свадебное. Или лучше этому подарить?
– Какому? Повару?
– Зачем повару? Придурку моему. На следующую свадьбу.
– Не надо, Клавдия Семеновна. Вы ж ее не видели. Вдруг не налезет.
Мужики захихикали, Клавдия юмора не поняла.
– Клавдия Семеновна, вы Ирине с вечеринкой поможете? А то я занята буду. – Юля решила перебить этот ни к чему не ведущий разговор.
– Че ж не помочь. У меня теперь только вы и остались.
– Вот и хорошо.
– Это ж надо додуматься. Сабантуй в понедельник. И что потом, всю неделю пить?
Праздник еще не начался, а всем уже было весело. Стало быть, все в порядке, командный дух поднимался.
– У повара в понедельник выходной. Ты ж не хочешь, чтоб его за прогулы выгнали? – многозначительно вещала Ирина.
– Нет, конечно. Хотя какая мне разница, что там потом с этим поваром будет. Лишь бы мне понравилось. – Антон сказал, а все были с ним явно согласны.
= 19 =
Дата праздника неумолимо приближалась, а Юля никак не могла сосредоточиться и наконец-то выстроить сценарий вечеринки. Приблизительно она, конечно же, представляла себе ход вечера, но плотно решила заняться вопросом в выходные накануне праздника. Понимала, что рискует, ну уж так вышло. Впереди целая суббота и половина воскресенья. Тем более после встречи с Лелей, может, и еще какие мысли в голову придут. И, конечно, вечер пятницы. Самое любимое время. Как прекрасно осознавать, что впереди у тебя целых два свободных дня!
По дороге с работы набрала книг в библиотеке, фильмов в видеотеке. Заодно взяла и фильм с Моникой Витти. Девушку задели слова повара не на шутку. Она всегда думала, что слишком проста и открыта, и именно поэтому никто за ней и никогда толком не ухаживал. Основные романы были в школе. Там действительно кипели страсти, она была влюблена в мальчика из параллельного класса. Он вроде как тоже был в нее влюблен. Но совершенно неожиданно сразу же после выпускного подал заявление в ЗАГС со своей одноклассницей. Юля тогда рыдала, пошла выяснять отношения домой к мальчику. Как сейчас вспомнила весь свой стыд, когда она позвонила в дверь. Потом еще долго думала, почему было не позвонить по телефону? Зачем было переться домой? На звонок вышла мама мальчика. Первое, что поразило Юлю – халат, кое-как опоясанный шнурком, явно не отсюда. Да и сам халат был не очень свежим, пуговицы оторваны, поэтому и шнурок. И мама вся какая-то неприбранная, с немытой головой.
– Тебе чего?
– Я к Мише.
– Так он к Ане переехал.
– Уже? – тупо спросила Юля.
– Еще! – гаркнула женщина и хлопнула дверью перед носом девочки. Потом зачем-то приоткрыла дверь через цепочку. Может быть, боялась, что Юля начнет ее бить. – И нечего тут ходить. Гордость-то имей.
Лучше б она эту дверь не приоткрывала. Про гордость Юля запомнила на всю жизнь. Она тогда поклялась себе, что больше ей такое никто в вину не поставит, и заморозилась на долгие годы. Но никто ее отмораживать и не собирался.
Институтский брак никаких эмоций не принес. Она сама удивилась, зачем она в этот брак пошла. Ни будущий муж особо ей не нравился, ни, похоже, она ему. Все шли, и она пошла. Как и поступать в институт. Лишь бы поступить. Хоть куда-нибудь. Она не задумывалась о стадном рефлексе. Но такое было время. Все в нем жили, и все не задумывались. В пионеры, так в пионеры, в комсомол, замуж! А если не ходить? И что будет? Почему-то казалось, что-то обязательно произойдет. Сродни извержению вулкана. Осудят, о ней будут говорить! Кто? Зачем?
Это уже потом она поняла, что если и будут говорить, то ровно два дня. Ну, от силы два месяца. И никому она в принципе не интересна. Вышла замуж, все вокруг немного оживились. Надо же, и чего он в ней нашел? Развелись? Ясное дело, и не нужно было это дело начинать. Тогда она еще очень резко реагировала. Даже не на предательство мужа, а именно на людскую молву. Мать тогда была не помощницей в любовных страданиях. «А я говорила», – это все, что могла она сказать. Люба? Тоже высказалась, хоть стой хоть падай: «Даже такого не смогла удержать!» Прекрасная поддержка! И только Леля постфактум посоветовала: «Проговори сама с собой. И постарайся оценить ситуацию. С холодной головой. Времени ведь много прошло. Почему? Что произошло? И придумай, что будет дальше. Что-нибудь красивое. И живи по этому плану».
Леля была особенной. Она редко давала советы, а может, и вообще не давала. Но она давала возможность высказаться. Нечасто. Много говорила сама, вспоминала. Но очень четко понимала, вот сегодня нужно дать возможность выговориться. И тоже итоги не подводила. «Вот видишь, значит, так должно было случиться. А своя комната – это всегда кстати».