Редактор для автора – это скала и приют утомившегося странника. Если статья журналиста чего-либо стоит, на неё обязательно кто-то обидится. И, как правило, обижаются уже в процессе её создания. За десять лет редакторской карьеры я получил сотни звонков от ньюсмейкеров с жалобами, угрозами и требованиями в диапазоне от «повлияйте на своего сотрудника!» до «снимите эту статью немедленно».
Первым делом в таких случаях необходимо убедиться, что автор действительно работал по правилам. Предупреждал, что включает диктофон, – ну, конечно, если он не выступал в роли Клода Ланцмана в фильме «Шоа», тайно записывавшего байки нацистских преступников. Не перевирал факты. Не интегрировал в факты личные оценки. И если сделал из фактов вывод, то логичный и обоснованный.
Если всё это выполнено, то редактор с чистой совестью может сообщить разгневанному ньюсмейкеру, что, в соответствии с законом «О СМИ», издание не снимает статьи по чужой воле и вносит в них правку лишь в том случае, если подтверждается фактическая ошибка. Ньюсмейкер продолжает угрожать? Оповестите главного редактора, и пусть тот делает свою скорбную работу: защищает сотрудников от давления извне.
Но ни в коем случае нельзя поддаваться на манипуляции и идти на компромиссы – как минимум из уважения к честной работе автора.
Это более тревожная ситуация, сигнализирующая, что, возможно, в работе журналиста что-то пошло не так. От редактора здесь требуется трезвое рассуждение.
Если автор утверждает, что его обманули, это значит, что в тексте есть фактическая ошибка, следовательно, необходимо получить истинные данные (возможно, через другие источники знания) и опубликовать их.
Если автор утверждает, что ему не предоставили желаемую информацию, следует задуматься, почему это случилось и о чём это говорит. Скорее всего, есть какой-то ещё, скрытый доселе от вас поворот темы и стоит потратить лишнее время, чтобы в нём разобраться.
В случае, когда на автора оказывают давление, то в зависимости от характера давления имеет смысл обращаться к юристам, правоохранительным органам или проводить с ньюсмейкером разговор, описанный в предыдущей главе.
Часто бывает так. Ньюсмейкер говорит журналисту: умолчи об этом событии, не копай эту тему, а я тебе буду рассказывать все секретные новости из моей сферы деятельности, а вот, кстати, есть такая сенсация…
В идеале журналист гневно отмахивается от таких предложений и ни о чём не умалчивает. В реальности же встречаются ситуации, когда ему с редактором приходится совершать сложный выбор. Классический пример: источник просит не лезть в менее значимую историю, зато точно владеет информацией о более важной и уже даже приоткрыл в неё дверцу. В таких случаях редактор сначала задаёт себе вопрос: можем ли мы написать о менее значимой (но тоже важной) истории, пользуясь информацией от других источников? Как правило, ответ звучит так: «Да, но потребуется больше времени».
Тогда редактор взвешивает на воображаемых весах плюсы и минусы: не «протухнет» ли история, если её долго копать? точно ли торгующийся ньюсмейкер владеет данными о более важном кейсе или блефует? И опять же: можем ли мы без него расследовать этот кейс?
Опыт показывает: чем меньше журналисты позволяют с собой торговаться, тем меньше искажений и попыток манипуляции случается с ними в дальнейшем.
Чем строже редактор – тем выше вероятность, что торгующийся источник однажды всё расскажет ему и так и не слишком будет обижаться на то, что на его манипуляции не поддались.
Как мы знаем, в классической качественной журналистике существует правило: достаточным для публикации статьи считается наличие как минимум двух авторизированных, с именем-фамилией-статусом, и не связанных между собой источников – или трёх анонимных, опять же не связанных между собой источников. Впрочем, ригористы от медиа вроде Bloomberg c подозрением относятся и к трём анонимам.
Однако это правило плохо работает без учёта контекста. Например, в последние 20 лет сотрудники любых госструктур России всё менее охотно общаются с журналистами, хотя бы и на условиях полной анонимности. Даже совестливых людей, готовых делиться сведениями о несправедливости и коррупции, пугают уголовные дела, заведённые на тех, кто посмел выступить против власти и господствующего сословия – силовиков. Именно поэтому редакторы часто выбирают всё же рассказать о сюжетах, которые невозможно подтвердить документально в полном соответствии с высокими журналистскими стандартами, – иначе пришлось бы молчать о них годами. Типичная история: статья «Медузы» по мотивам «слива» из силовых органов о рассылке директивы, касающейся выявления реального количества сторонников Навального. Осуждать кого-то за такой выбор в России образца 2021 года мне кажется неэтичным.
Статья «КАК ВЫЯСНИЛА ”МЕДУЗА“, ПО ВНУТРЕННИМ ПОДСЧЁТАМ ФСБ, НА ЯНВАРСКИЕ МИТИНГИ ВЫШЛИ 90 ТЫСЯЧ ЧЕЛОВЕК»
https://bit.ly/3h30dQw
Впрочем, подобные компромиссы допустимы только в случае, если все возможные способы добыть информацию перепробованы. Стыдно лениться искать доказательства, когда медиакоманда того же Навального расследовала покушение на него самого, да ещё и допросила одного из членов команды отравителей.
Задача любого пиарщика – протащить в медиа ту картину мира, которая прямо или косвенно выгодна его работодателю или клиенту. По этой причине журналист, стремясь к объективности, всегда относится к пиарщику с подозрением. В этом нет ничего обидного для служителей PR – просто у них работа такая. Редактор должен всегда это держать в уме – даже если кажется, что цели пиарщика и автора в процессе работы над конкретной статьёй совпадают.
Пиарщики и их начальники умело манипулируют журналистами. Манипуляция, связанная с «торговлей», рассмотрена выше, а вот другие характерные типы.
«СНИМИТЕ СТАТЬЮ, У МЕНЯ СЕРЬЁЗНЫЕ ПРОБЛЕМЫ». Умело давить на жалость – распространённая компетенция работников PR. Это примитивный, но работающий с неопытными авторами приём. «У меня» может быть заменено на «у нашей компании с пятью тысячами сотрудников, которые ужасно пострадают в случае обнародования такого-то факта».
«ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ, О ЧЁМ ПИШЕТЕ, У ВАС НЕДОСТАТОЧНО ЗНАНИЙ». Тоже известная манипуляция. Редактору следует приучить журналистов полагаться исключительно на факты и добросовестно их проверять. В этом случае апелляция к чувству вины и вечному синдрому самозванца, знакомому всем, кто работает в медиа, попросту не сработает.
«МЫ НИКОГДА ВАМ БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ РАССКАЖЕМ И ПОДАДИМ В СУД!» Во-первых, практика показывает, что если редактор с автором честно выполняют свою работу, то пиарщики не только не замолчат, но и спустя некоторое время придут и сами возобновят общение. Во-вторых, суд – это долго и дорого, а статья выйдет через день или через час, и, вероятно, только связи с руководителями Роскомнадзора помогут быстро заблокировать страницу, где она висит. В-третьих, в 2021 году пиарщики в массе своей сознают, что эффект Стрейзанд работает: скандал только поспособствует распространению информации, и о нежелательном для клиента факте узнает во много раз больше людей, чем если бы обошлись без суда и публичной драки.
Статья об эффекте Стрейзанд в «ВИКИПЕДИИ»
https://bit.ly/2UtscRI
Отдельно стоит рассмотреть случаи, связанные с интервью ньюсмейкеров и последующим процессом приведения текста в вид, соответствующий их PR-целям.
К сожалению, не все издания могут себе позволить заявить, подобно The New York Times, что перед публикацией никогда не отправляют интервью на «визирование», так как их репутация и есть гарантия того, что слова ньюсмейкера будут опубликованы в неискажённом виде. Однако журналист абсолютно любого издания способен совершить следующие шаги:
• перед интервью проговорить вслух, что цитаты или прямая речь (если жанр – интервью «вопрос-ответ») с диктофонной записи будут использованы в статье;
• объяснить, что эти цитаты будут расшифрованы в строгом соответствии с записью и не будут отредактированы;
• попробовать договориться, что визировать прямую речь героя сам герой не будет.
Если последнее не получается, можно договориться, что цитаты на сверку будут присланы, но журналист имеет право в критических ситуациях, когда ньюсмейкер радикально переправляет свою речь (например, испугавшись или желая утаить что-то), оставить в тексте изначальные цитаты.
Безусловно, на всех трёх этапах автор может встретить противодействие, и тут задача редактора – укрепить его уверенность в своей правоте, а если что, быть готовым цитировать разъярённому ньюсмейкеру закон «О СМИ», а также статью 1274 Гражданского кодекса РФ, из которой следует, что только должностное лицо, то есть госслужащий, сотрудник госпредприятия, может рассчитывать на снятие своей прямой речи. Правда, на закон «О СМИ» можно ссылаться, лишь когда СМИ официально зарегистрировано. Инди-журналу в случае судебного разбирательства остаётся уповать на Гражданский кодекс.
Такие ситуации, как ни странно, до сих пор возникают. С судебными перспективами всё более-менее понятно: вас, скорее всего, пугают, потому что клевету довольно сложно доказать, судебный процесс стоит денег, а журналисты так умудрятся сформулировать опровержение, что ньюсмейкер ещё раз опозорится. Так что судятся обычно очень крупные компании – вспомним, кейсы «“Роснефть” против “Ведомостей”» и «ВТБ против Forbes».
А в случае угрозы физической расправы следует тут же оповещать юридический отдел и службу безопасности. Если таковых в издательском доме или компании нет, то имеет смысл поставить в известность полицию и, главное, сообщить об этом ньюсмейкеру или предположительно связанным с ним лицам. Конечно, такие случаи редко происходят в 2021 году – на журналистов научились давить по-другому, – но всё равно лучше быть начеку.