анстве кладовой, я бы никак не сумела ускользнуть.
XXVIВажное время в жизни моего брата
Я скучала по милым знакам внимания и обществу брата Уильяма, который уехал в Вашингтон вместе с хозяином, мистером Сэндсом. Мы получили несколько писем, составленных без какого-либо упоминания обо мне, но с такими выражениями, которые показывали, что он меня не забыл. Я изменила почерк и отвечала ему в той же манере. Это был долгий период, и, когда он завершился, Уильям сообщил, что мистер Сэндс собирается на Север и его некоторое время не будет дома, а он, Уильям, должен его сопровождать. Я знала, что хозяин обещал дать ему свободу, но, когда именно, не указывал. Станет ли Уильям полагаться на удачу раба? Я помнила, как мы в юности разговаривали об обретении свободы, и тогда еще думала, что очень сомнительно, чтобы он вернулся.
Затем бабушка получила письмо от мистера Сэндса, в котором говорилось, что Уильям показал себя самым преданным слугой, и он бы даже сказал – ценным другом; что ни одна мать не воспитала бы лучшего сына. Он писал, что объехал все северные штаты и Канаду, и, хотя аболиционисты пытались завлечь Уильяма, им так и не удалось преуспеть. В конце письма добавил, что вскоре они будут дома.
Мы ожидали писем от Уильяма с описаниями новых подробностей путешествия, но так и не дождались. В свое время стало известно, что мистер Сэндс прибудет поздней осенью в сопровождении молодой жены. Писем от Уильяма по-прежнему не было. Я была почти уверена, что больше никогда не свижусь с ним на земле Юга, но неужели у него не нашлось ни одного слова утешения, чтобы послать их друзьям на родине? Или бедной пленнице в ее темнице? Мои мысли блуждали то в темном прошлом, то в неясном будущем. Одна в своей келье, где ничьи глаза, кроме Божьих, не могли меня видеть, я давала волю горьким слезам. Как искренне молилась я, чтобы Он вернул меня к детям и дал мне возможность быть полезной женщиной и хорошей матерью!
Как искренне молилась я, чтобы Он вернул меня к детям и дал мне возможность быть полезной женщиной и хорошей матерью!
Наконец настал день возвращения путешественников. Бабушка с любовью начала приготовления, чтобы приветствовать так долго отсутствовавшего внука у старого очага. Когда накрывали стол к ужину, для Уильяма было оставлено прежнее место. Дилижанс проехал мимо дома пустым. Бабушка подала ужин. Она думала, что Уильяма, должно быть, для какой-то надобности задержал хозяин. Я в своей темнице встревоженно прислушивалась, рассчитывая в любой момент услышать голос и шаги дорогого брата. Во второй половине дня мистер Сэндс послал слугу, чтобы сказать бабушке, что Уильям с ним не вернулся, что аболиционисты его соблазнили. Но просил не беспокоиться, ибо был уверен, что через пару дней она увидится с Уильямом. Как только у него выдастся время на раздумья, он вернется, ибо ни в коем случае не может рассчитывать на такую хорошую жизнь на Севере, как та, что он вел у хозяина.
Если бы вы видели эти слезы и слышали рыдания, то подумали бы, что посланец принес весть о смерти, а не о свободе. Бедная старая бабушка не чаяла снова свидеться с милым внуком. А во мне взыграло себялюбие. Я больше думала о том, чего лишилась сама, чем о том, что приобрел брат. Новая тревога начала донимать меня. Мистер Сэндс потратил немало денег и, естественно, должен был чувствовать раздражение из-за урона, который нанес ему брат. Я боялась, что это может повредить перспективам моих детей, которые теперь становились ценной собственностью. Я жаждала удостовериться в их освобождении. Тем более их хозяин и отец теперь женат. Я была слишком хорошо знакома с рабством, чтобы не понимать: исполнение обещаний, данных рабам, пусть и с благими намерениями и всей искренностью, зависело от множества случайностей.
Как бы я ни желала Уильяму быть свободным, совершенный им шаг опечалил и встревожил меня. Следующее воскресенье выдалось спокойным и ясным, столь прекрасным, что казалось воскресным днем в мире вечном. Бабушка вывела детей на веранду, чтобы я могла слышать их голоса. Она думала, что это отчасти развеет мою тоску; и оказалась права. Они весело болтали, как умеют только дети. Бенни сказал:
– Бабушка, как ты думаешь, дядюшка Уильям уехал навсегда? Неужели он никогда не вернется? Может, он найдет матушку. А если найдет, правда же, она будет рада его видеть? Почему бы тебе и дядюшке Филиппу и всем нам не поехать жить туда, где живет матушка? Мне бы этого хотелось. А тебе, Эллен?
– Да, мне бы тоже, – ответила Эллен, – но как бы мы ее нашли? Ты знаешь, где она живет, бабушка? Я не помню, как выглядела матушка. А ты, Бенни?
«Он в свободных штатах, и это для него самое подходящее место. Не ворчи на деяния Господа, а становись на колени и благодари его за доброту».
Малыш как раз начал описывать мою внешность, когда их разговор прервала старая рабыня, близкая бабушкина соседка по имени Эгги. Эта бедная женщина была свидетельницей продажи своих детей и видела, как их увозили в неведомые края, без всякой надежды когда-либо снова услышать о них. Она заметила, что бабушка плачет, и спросила сочувственным тоном:
– Что случилось, тетушка Марти?
– О, Эгги, – ответила та, – похоже, у меня не останется ни детей, ни внуков, чтобы подать мне воды при смерти и опустить мое старое тело в землю. Мой мальчик не вернулся с мистером Сэндсом. Он остался на Севере.
Старая Эгги хлопнула в ладоши от радости.
– Так ты поэтому ревешь, что ли? – воскликнула она. – Пади на колени и благословляй Господа! Я не знаю, где мои бедные дети, и никогда не узнаю. Ты не знаешь, куда отправилась бедная Линда; зато точно знаешь, где ее брат.
Он в свободных штатах, и это для него самое подходящее место. Не ворчи на деяния Господа, а становись на колени и благодари его за доброту.
Слова бедной Эгги прозвучали упреком моему себялюбию. Она возрадовалась спасению того, кто был ей всего лишь собратом по несчастью, таким же невольником, как она, в то время как его собственная сестра только и думала о том, во что его удача может обойтись ее детям. Я опустилась на колени, взмолилась Богу о прощении и от всего сердца поблагодарила Его за то, что один из моих родственников был спасен от тисков рабства.
Вскоре мы получили письмо от Уильяма. Он писал, что мистер Сэндс всегда обращался с ним по-доброму и что он старался верно исполнять свой долг. Но с тех пор, как Уильям был ребенком, он жаждал быть свободным и прошел достаточно испытаний, чтобы убедиться: лучше не терять представившуюся возможность. Завершил он письмо словами: «Не беспокойся обо мне, дорогая бабушка. Я всегда буду думать о тебе, и это будет побуждать меня трудиться усердно и стараться поступать правильно. Когда заработаю достаточно денег, чтобы подарить тебе дом, возможно, ты приедешь на Север, и мы сможем счастливо жить вместе».
Мистер Сэндс поведал дяде Филиппу подробности того, как Уильям покинул его. Он сказал:
– Я доверял ему, как собственному брату, и обращался с ним так же. Аболиционисты заговаривали с ним в нескольких городах, но я даже не думал, что они смогут его соблазнить. Однако Уильяма я не виню. Он молод и опрометчив, и канальи-северяне ввели его в заблуждение. Должен признать, этот плут действовал весьма смело. Я встретил его, когда он спускался по лестнице «Астор-Хауса»[37] с сундучком на плече, и спросил, куда он направляется. Он ответил, что собирается сменить старый сундучок на новый. Я признал, что тот действительно выглядит потрепанным, и спросил, не нужны ли ему деньги. Он сказал, что нет, поблагодарил меня и ушел. Я рассчитывал на его скорое возвращение, но его все не было, а я продолжал терпеливо ждать. Наконец я пошел узнать, уложены ли в дорогу вещи. Я обнаружил сундуки запертыми, а на столе нашел запечатанное письмо, в котором было сказано, где лежат ключи. Этот пострел даже постарался соблюсти религиозные приличия. Он писал, мол, надеется, что со мной всегда будет благословение Божье, и что Он вознаградит меня за доброту; что он не прямо не желает служить мне, но хочет быть свободным человеком; и, если я считаю, что он поступил скверно, надеется, что я прощу его. Я намеревался дать Уильяму свободу через пять лет. Он мог бы и довериться мне. Он проявил неблагодарность, но я не поеду за ним сам и никого другого не пошлю. Уверен, он вскоре вернется.
Впоследствии я слышала рассказ от самого Уильяма. Никакие аболиционисты его не соблазняли. Он не нуждался в сведениях, которые они могли дать ему о рабстве, чтобы возбудить стремление к свободе. Он смотрел на руки и вспоминал, как однажды они были в цепях. Какие были гарантии, что это не случится снова?
Он смотрел на руки и вспоминал, как однажды они были в цепях.
Да, мистер Сэндс был добр к нему, но он мог неопределенно долгое время откладывать исполнение обещания. У хозяина могли возникнуть денежные затруднения, и его собственность могла попасть в руки кредиторов; или он мог умереть, не оставив распоряжений в пользу моего брата. Уильям знал – такие случайности слишком часто происходят с рабами у добрых хозяев, и мудро решил воспользоваться представившейся возможностью стать самому себе хозяином. Уильям проявил щепетильность – не стал брать у хозяина никаких денег под ложными предлогами, поэтому продал лучшую одежду для оплаты дороги до Бостона. Рабовладельцы объявили его низким, неблагодарным негодяем за то, что он таким образом отплатил хозяину за снисходительность. Интересно, что сделали бы они в сходных обстоятельствах?
Когда Флинты прослышала, что Уильям бросил мистера Сэндса, они немало посмеялись над новостью. Миссис Флинт, как обычно, проявила христианские чувства, сказав:
– А я и рада. Надеюсь, Сэндс никогда не получит его обратно. Люблю, когда людям возвращают должок их же монетой. Полагаю, расплатиться за это придется детям Линды. Ох, я была бы довольна, снова увидев их в руках перекупщика, потому что мне надоело смотреть, как эти маленькие черномазые разгуливают по улицам.