Эх, вырваться бы отсюда! Мир посмотреть, хотя бы маленький кусочек!
10 ноября 1952 года
Слава Богу, скоро Рождество. Могу уехать в Берхтесгаден. Нужно непременно закончить расписывать тарелку в подарок маме. Перед Рождеством у нас в интернате всегда всё вверх дном. Театр, репетиции. Кстати: снег идет! Всё, хватит на сегодня.
11 ноября 1952 года
Сегодня глаза бы мои не глядели на весь белый свет. Прямо за завтраком начались всякие подначки. Потому что когда я была в Зальцбурге у тёти Марианны, я остригла свои длинные волосы. Теперь у меня голова как у овечки. Или как у ежа, такие короткие кудряшки. Мони и Маргит находят, что это шикарно. Я вообще-то — тоже. Но остальные! Или насмехаются, или возмущаются. Кричат: ты выглядишь как кинозвезда! Слова довольно-таки лестные, потому что ведь киноартистки очень симпатичные. Но КАК они это говорили! Меня это взбесило.
Ну ладно, я ещё покажу этим глупым индюшкам! Дождётесь!
13 ноября 1952 года
Играть на сцене мне ужасно нравится. Мы выучили одну маленькую английскую пьесу. Я играю главную роль, и потом ещё Мефистофеля в «Фаусте».
Августина всегда бывает режиссёром, мы репетируем по субботам после обеда. Поэтому у меня не получается ездить в Зальцбург. Но репетировать — это даже лучше, чем в гостях у тёти Марианны.
Жаль, у мамы никогда нет времени посмотреть меня на премьере. К другим девочкам родители всегда приезжают. Только я должна всё описывать в письмах, а я же так ленюсь писать!
Если бы я себя заставляла, мой дневник был бы полнее и подробнее.
Моника уже гораздо больше написала. А у меня — большие перерывы. Но я хочу исправиться.
14 ноября 1952 года
Я теперь лучшая по пению. Пою в церковном хоре сольную партию.
15 ноября 1952 года
Толстая Хельга действует мне на нервы. Она такая послушная! У неё лежит на ночном столике листок бумаги и карандаш, и она, чуть что, должна всё записывать — всё, из-за чего вечером вышла ссора. И она так и делает! Марлен я тоже не пойму. Вечно мы с ней ругаемся. Она такая скучная!
17 ноября 1952 года
Моника, Маргит и я сегодня опять спрятались в кегельбане. Там уже давно никто не играет, потому что там стоят гимнастические снаряды. Летом мы занимаемся на улице, а зимой — здесь. Гимнастика — мой любимый предмет. Но настоящего спортзала у нас нет, иногда его заменяет столовая. Но куда это годится? Мы там должны надевать длинные спортивные трусы. Я их ненавижу. Директриса вечно устраивает мне скандалы. Потому что я просто поддеваю короткие трусы под длинные и, улучив момент, когда никто не смотрит, стаскиваю быстренько верхние. А то что ж мне — прыгать как на ходулях?! Фрау Августина понятливее. Она разрешает мне надевать короткие.
1 марта 1953 года
Рождество прошло уже давно. Когда я ездила в Берхтесгаден, мне пришлось заплатить на таможне пошлину за тарелку, которую я разрисовала для мамы! Ничего себе, да? Они там подумали, что я её купила. Пожалуй, стану мастером по росписи, если с актёрством ничего не получится.
12 июля 1953 года
Ну наконец-то! 12 июля 1953 года. Эту дату надо запомнить: сегодня я покидаю школу. С «малым аттестатом зрелости», как здесь говорят. С Рождества почти ничего не записывала. Но теперь, когда с этой гнусной школой покончено, у меня будет больше времени, наверняка.
Оценки у меня хорошие!
А сейчас я жду господина Лигля. Он меня заберёт и отвезёт на машине в Берхтесгаден. Почти все девочки уже уехали со своими родителями.
Господин Лигль уже должен подъехать. Выйду и посмотрю, а в Берхтесгадене напишу дальше. Я рада ужасно!
1953-1955Мой дневник: Я СНИМАЮСЬ!
«Когда вновь расцветает белая сирень» — «Фейерверк» — «Юность королевы» — «Гроссмейстеры Тевтонского ордена» — «Последний человек» — «Зисси»
15 июля 1953 года, уже через три дня после окончания школы, Роми едет в Мюнхен, на киностудию. Так решила Магда Шнайдер. Вскоре начнутся съёмки фильма «Когда вновь расцветает белая сирень». Кинопробы Роми настолько удались, что она получила роль дочери героини Магды Шнайдер. Вот так уже в четырнадцать лет Роми вошла в киноиндустрию, и вошла успешно: за «Сиренью» последовали «Фейерверк» с Лили Пальмер, «Юность королевы» и «Гроссмейстеры». В этих фильмах, снятых в 1954 году, Роми вновь снималась вместе со своей матерью, а в «Последнем человеке» - с Хансом Альберсом.
Роми окончательно решает стать актрисой.
Режиссёр Эрнст Маришка экранизирует в 1955 году романтическую историю Елизаветы Баварской (её называют Зисси), ставшей императрицей Австрии. Роми исполняет главную роль, в роли императора Франца-Иосифа — Карлхайнц Бём. Фильм «Зисси» имеет большой кассовый успех.
Роми продолжает вести дневник, начатый в интернате. Она пишет о съемках, об отелях, о радостях и невзгодах на студии, о своих партнёрах по фильмам и об отношениях с ними. И о том, что значит для неё работа в кино, чему она обучается, как входит в образ.
15 июля 1953 года
Скажу честно: у меня есть чутьё. Сижу сейчас в вагоне-ресторане и еду в Мюнхен. Я вся в голубом, всё — мамино: пальто, перчатки и туфли на высоком каблуке (к счастью, они оказались мне как раз). А слева в углу сидит молодой человек, он выглядит как мой папа в молодости. Чёрные глаза, чёрные волосы. Наверняка он дал мне не меньше семнадцати лет. Иначе он бы так на меня не пялился. Посмотреть на него в упор я не могу: сразу покраснею. Здорово, что я пишу. Это производит хорошее впечатление.
Что думает обо мне официант? Знал бы он, что у меня в сумке всего пять марок, да и те я сейчас тут промотаю! Надеюсь, мама будет меня встречать. Иначе я пропала.
Да, я же ещё не записала, как это получилось, что я вот так вдруг еду в Мюнхен. А вышло вот что: вчера вечером мы сидели дома в Берхтесгадене, в охотничьей комнате, и играли в карты. Зазвонил телефон. Вольфи подошёл к письменному столу и взял трубку. Звонила мама. Вольфи положил трубку рядом с аппаратом, вернулся, уютно устроился в кресле и только потом, когда мы уже умирали от любопытства, сказал:
— Иди, Роми, это тебя.
Я взяла трубку — и дальше всё так завертелось! «Собирай быстро чемодан и принарядись хорошенько. И завтра выезжай утренним поездом в Мюнхен».
До сих пор не знаю, что меня там ждёт.
Вот теперь сижу в поезде и всё ещё удивляюсь, что мне всё это удалось.
Официант на меня уставился. Понятно: надо расплачиваться. Мы уже прибываем в Мюнхен.
16 июля 1953 года
Если бы я могла так высоко прыгать, то точно подскочила бы до потолка от радости! Я снимаюсь, я буду сниматься, — если всё получится.
Вот это был день так день!
Сижу в нашей комнате — ах! Что значит «комната»! Это называется «апартаменты», я читала — в отеле «Баварский двор», в Мюнхене. Тут всё так чудесно устроено. Возле двери — кнопка. Нажмёшь — сразу же появляется горничная, или кельнер, или что я пожелаю.
Я сама себе не верю. Не знаю, что бы мне заказать. Может, лимонный сок? Утром я попросила маму, чтобы она позвонила кельнеру и показала, как всё это делается.
Ну хорошо, по порядку. Поезд подкатил к вокзалу. Тот молодой человек, что похож на папу, встал у дверей рядом со мной, как будто случайно. Когда поезд остановился, этот парень спрыгнул сам и помог мне сойти. Было даже немножко неловко, хотя и очень мило с его стороны.
Пока я размышляла, что я должна сказать и как лучше его поблагодарить, ко мне подошла мама. Я уронила чемодан и бросилась к ней, а когда обернулась, тот молодой человек уже исчез. Может, он мамы испугался?
Вот бы он теперь меня увидел!
Мы взяли такси. Мне нравится ездить в такси. А больше всего — в совсем старых. Я тогда всё время представляю себе, кто тут только не ездил до меня за долгие годы. Вдруг — Макс Шмерлинг? Или Ханс Альберс? Когда он ещё снимался вместе с Марлен Дитрих.
Мама оглядела меня сверху донизу и улыбнулась:
— Хорошо выглядишь!
— Пожалуйста, мама, — сказала я, — не томи, рассказывай. Чего ради я должна была посреди недели мчаться в Мюнхен? Ты, может, выиграла в лотерею? Или что?
Наверно, я слишком разнервничалась. Мама подумала, что лучше бы меня сначала как-то успокоить, а уж потом объяснять, что случилось.
Я была как натянутая тетива. Да что там — тетива! Как... как... высоковольтная линия. «Осторожно, опасно для жизни!» Примерно так. По маме было видно, что случилось что-то невероятное.
И тут, пока мы ехали, она мне рассказала, что было вчера. Я так сильно взволновалась, что эта поездка по Мюнхену засела во мне, наверно, навсегда.
Мама пришла в бюро известного продюсера господина Ульриха, чтобы получить сценарий одного нового фильма. Контракт у неё уже был, очень хороший. И она собиралась уехать ночным поездом в Кёльн, чтобы повидаться с Дэдди: съёмки в Берлине начнутся только через несколько недель, так что время у неё было.
Господин Ульрих спросил маму, кто у неё: дочь или сын.
— Смеяться будешь, — ответила мама. — У меня — оба: и дочь, и сын.
— Дочка? А не могла бы она в нашем фильме сыграть твою дочь? Вот было бы здорово!
Вот примерно так и сказал маме этот господин Ульрих. Она не ответила «нет» (моя любимая!). Но «да» она тоже не сказала. Она вообще ничего не сказала. Просто позвонила в отель, чтобы вновь забронировать номер (ведь она уже успела отказаться от своего номера, потому что собиралась ехать в Кёльн), сунула сценарий под мышку, поехала в отель и принялась читать.
Свою роль, а ещё — детки, мне всё равно ещё не верится! — а ещё роль, которую, может быть, сыграю я!
Потом она позвонила Дэдди, посоветоваться. Но он сказал, что ничем не может ей помочь, и поэтому пусть она решает сама. После чего мама заказала себе пару рюмок коньяку — и только потом позвонила мне в Берхтесгаден. И ни слова не сказала, о чем вообще идет речь! О роли в фильме!