– Да не особо. Мама просто не понимает. Сама подумай: всю эту неделю мы будем сидеть дома, смотреть фильмы, потом у нас сходка фандома, встреча с группой и в четверг – концерт. Ничего опасного. А эта школьная церемония все равно никому не сдалась.
Джульетта опускает руку мне на плечо и пафосно произносит:
– «Ковчег» не забудет твою жертву.
– Спасибо за поддержку, товарищ, – не менее пафосно отвечаю я.
Перед выходом со станции Ноттинг-Хилл-Гейт у меня в кармане оживает телефон. Я смотрю на экран – папа наконец ответил.
Папа
Мама успокоится. Просто пиши нам, когда будет возможность. Я понимаю, что пропущенный выпускной – еще не конец света. Мама всего лишь волнуется, не совершаешь ли ты ошибку. Но мы понимаем, что ты хочешь независимости, и знаем, что ты умеешь выбирать друзей. Тебе восемнадцать, ты сильная, здравомыслящая девушка. Я знаю, что мир не так плох, как думает твоя мать. Но ее воспитывали в иной системе ценностей: она уважает традиции и академические достижения. А я в юности примерным поведением не отличался. Ты должна жить своей жизнью, иншаллах! И сделай уже наконец хоть что-нибудь, о чем я смогу написать, скучная ты девчонка!!
Люблю тебя.
Что ж, хотя бы папа на моей стороне. И почему я не удивлена? Думаю, он надеется, что в конце концов я найду каких-нибудь не слишком опасных приключений на пятую точку, и он использует их в качестве сюжета для своих самиздатовских романов.
Я показываю сообщение Джульетте. Та вздыхает.
– «Мир не так плох». До чего оптимистично.
– И не говори!
Мы останавливаемся в Лондоне у бабушки Джульетты. Сама Джульетта живет за городом, и оттуда сложнее добираться на сходку фандома и на концерт. Я, разумеется, ничуть не возражаю.
Семья Джульетты, мягко говоря, не бедствует, и по дому в Ноттинг-Хилле это сразу видно. О благосостоянии ее родителей я догадалась еще на заре нашей дружбы, когда Джульетта не моргнув глазом потратила пятьсот фунтов на всякие товары с символикой «Ковчега», чтобы победить в розыгрыше, – и ничуть не расстроилась, когда ничего не вышло. Я за долгие годы пребывания в фандоме накопила денег только на плакат и толстовку с «Ковчегом».
И, конечно, на билет, который распахнет для меня двери Арены О2 – огромного стадиона, где в четверг пройдет встреча «Ковчега» с фанатами.
– А здесь круто, – говорю я, когда мы оказываемся в прихожей. Пол покрыт кафельной плиткой. Все вокруг белое, а на стенах висят настоящие полотна.
– Спасибо?.. – с долей неуверенности откликается Джульетта. Кажется, она понятия не имеет, как реагировать на мои слова. Чаще всего я стараюсь не заострять внимание на том, насколько ее семья богаче моей. Боюсь, нам обеим от этого станет неловко.
Я разуваюсь, и Джульетта отводит меня в комнату, где мы будем спать, чтобы я оставила вещи. В доме хватает свободного места – я могла бы устроиться в гостевой спальне или в кабинете, – но разве смысл ночевок у друзей не в том, чтобы до рассвета болтать под одеялом и грызть чипсы, пока на заднем плане бормочет дурацкая романтическая комедия?
Потом Джульетта знакомит меня с бабушкой – ее зовут Дороти. Невысокая, как и Джульетта, она выглядит моложе своих лет (хотя я толком не знаю, сколько ей). Длинные волосы выкрашены в песочно-желтый цвет. Она сидит в дизайнерских сапогах за кухонным столом, печатая что-то на ноутбуке. На кончике носа поблескивают очки.
– Здравствуй, – тепло улыбается она. – Ты, верно, Ангел.
– Ага! Здравствуйте!
Ладно, соглашусь: когда люди называют меня Ангелом в реальной жизни, это странно.
– Волнуешься из-за концерта? – спрашивает Дороти.
– Еще как!
– Да уж надо думать. – Дороти закрывает ноутбук и встает. – Что ж, постараюсь не путаться у вас под ногами. Уверена, вам с Джу о многом нужно поговорить!
Я заверяю Дороти, что она ни в коем случае нам не помешает, но она все равно уходит, и я чувствую себя немного виноватой. Никогда не умела вести себя с бабушками и дедушками: мои-то либо умерли, либо живут очень далеко. Об этом я тоже стараюсь не распространяться.
– Итак! – восклицаю я, потирая руки. – Что у нас есть из провизии?
Джульетта откидывает волосы назад и упирает ладони в кухонный стол.
– К такому жизнь тебя не готовила, – говорит она, загадочно вскидывая бровь.
После чего показывает мне запасы на неделю – в основном это пицца и газировка J2O всевозможных вкусов. Затем она спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь прямо сейчас, и я выбираю классическую «Апельсин и маракуйя». Ненавижу, когда во время разговора руки ничем не заняты. Куда прикажете их девать?
А потом Джульетта ни с того ни с сего выдает:
– Если выйдем в районе шести, как раз успеем добраться вовремя.
Я сосредоточенно ковыряю этикетку на бутылке и не сразу понимаю, о чем она.
– Погоди, мы куда-то поедем?
Джульетта застывает – между нами целый остров кухонного стола.
– Нам нужно встретить… Стой, неужели я тебе не сказала?
Я выразительно пожимаю плечами.
– Мой друг Мак тоже приезжает, – говорит она. – Он будет жить здесь и пойдет с нами на «Ковчег».
Я немедленно начинаю паниковать.
Что еще за Мак? Джульетта прежде о нем не упоминала. А я не горю желанием тусоваться с человеком, которого вижу впервые в жизни. Я вообще не планировала с кем-то знакомиться на этой неделе – подразумевалось, что поездка в Лондон будет целиком посвящена Джульетте и «Ковчегу». Заводить друзей сложно, а подружиться с Маком будет еще сложнее: он меня знать не знает, и вряд ли его обрадует моя чрезмерная разговорчивость и безграничная любовь к подростковой группе. Откуда он вообще взялся, этот Мак?
– Неужели я правда тебя не предупредила? – спрашивает Джульетта, нервно приглаживая волосы. Она явно чувствует себя не в своей тарелке.
– Нет… – отвечаю я. Возможно, чуть резче, чем хотела. Ладно. Успокойся. Все в порядке. Подумаешь, какой-то Мак. – Но ничего страшного! Чем больше народу, тем лучше. Я легко схожусь с людьми.
Джульетта закрывает лицо руками.
– Боже, прости, пожалуйста. Я была уверена, что все тебе рассказала. Клянусь, он очень милый. Мы с ним каждый день болтаем на тамблере.
– Ага! – жизнерадостно киваю я, хотя на самом деле такой поворот меня совсем не радует. И у меня прямо зудит сказать об этом Джульетте. Знай я заранее, что придется неделю общаться с каким-то парнем, которого я в глаза не видела, я бы, скорее всего, не приехала. Но я провела тут всего десять минут и боюсь, что, если все выложу, нам обеим станет неловко.
Ничего не поделаешь, придется врать. Уж неделю я как-нибудь продержусь. Будем надеяться, Господь меня простит. Он знает, что я должна быть здесь. Ради «Ковчега».
– Значит, мы выйдем в шесть, вернемся к пицце, посмотрим фильм, а в два часа начнется награждение, да? – с преувеличенной бодростью говорю я, хотя слова вязнут на языке.
На часах семнадцать минут шестого. Сегодня ночью мы ляжем поздно – в два часа по местному времени стартует премия West Coast Music Awards. И наши мальчики – «Ковчег» – будут там выступать. Это их первое выступление на американской церемонии награждения.
– Да, – решительно кивает Джульетта. Я вот тоже недавно кивала, только на уме у меня было совсем иное.
Я начинаю нервно ходить по кухне, а Джульетта достает телефон.
– Мальчики приехали в отель! – восклицает она, глядя на экран.
Скорее всего, заглянула к ним в твиттер. @ArkUpdates – наш главный источник информации. Поверить не могу, что не проверяла его целый час.
– Фотографии есть?
– Только смазанные, как они выходят из машины.
Я заглядываю ей через плечо, чтобы получше рассмотреть фото. Вот они. Наши мальчики. «Ковчег». Нечеткие пиксельные мазки, наполовину скрытые могучими телохранителями в темных костюмах. Роуэн впереди, Джимми второй, Листер замыкающий. Они будто связаны. Как «Битлз» на Эбби-роуд или дошколята на прогулке в парке.
ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ
– Просыпайся, Джим-Джем. – Роуэн слегка пинает меня в лодыжку. Мы в полном составе едем в одной машине, что для разнообразия приятно. Обычно на всякие церемонии награждения нас доставляют по отдельности, и мне приходится сидеть с телохранителем, который буравит меня взглядом, будто я – карточка с редким покемоном.
– Я не сплю, – отзываюсь я.
– А вот и спишь, – настаивает Роуэн и шевелит пальцами над головой. – Ты не с нами.
Роуэн Омонди сидит напротив меня в задней части нашего «Хаммера». Выглядит отпадно, впрочем, как и всегда. Волосы завиты – с этой прической он ходит последнюю пару месяцев, – глаза скрыты за линзами новых очков-«авиаторов». Красный костюм с белыми и золотыми цветами буквально пылает на фоне темной кожи. На ногах – ботинки от Кристиана Лабутена.
Роуэн сцепляет пальцы на колене, отчего его кольца не слишком мелодично звякают.
– Эй, мы же не в первый раз в таком участвуем. А я прямо слышу, как у тебя мысли в голове стрекочут. – Он стучит пальцем по виску и выжидательно на меня смотрит.
Мысли в голове стрекочут. Вот за это я и люблю Роуэна. Он произносит слова так, будто сам их придумал. Наверное, поэтому именно он пишет для нас тексты.
– Волнуюсь, – отвечаю я. – Я просто волнуюсь.
– Почему? – не унимается Роуэн.
Я смеюсь и качаю головой.
– Ты ведь знаешь, это так не работает. Мы уже проходили.
– Да, но у всего есть причина и следствие.
– Волнение – это и причина, и следствие. Как двусторонний скотч.
– О.
Роуэн не в первый раз пытается разобраться с моей тревожностью. Она успела стать полноправным членом нашей группы. Я даже обратился за помощью к психотерапевту, но в последний год – с гастролями по Европе и новым альбомом – у меня не было возможности толком заниматься. К тому же, откровенно говоря, мы пока не нашли общий язык: я даже не рассказал ему о жуткой панической атаке, которая приключилась со мной на благотворительном концерте для организации «Дети в беде». В конце концов я все равно вышел на сцену и спел. Можете посмотреть на ютьюбе. Если приглядеться, видно, как у меня слезы бегут по щекам.