Блисс опускается рядом со мной на тротуар и поднимает зонт так, чтобы он укрывал от дождя нас обеих.
– Ну и что с тобой стряслось? – спрашивает она.
– Кризис среднего возраста, – мрачно шмыгаю носом я.
– Та же фигня.
– Где ты была?
– Дома сидела. Не высовывалась на улицу с самой среды. Папарацци взяли нас в осаду.
– А сюда зачем приехала?
– Устала прятаться, – отвечает Блисс. – И решила, что пора брать жизнь в свои руки и разбираться с этим дерьмом. Роуэн написал, что они едут в Рочестер. Но я ему не ответила, – хмыкает она.
– О.
– А ты-то что тут делаешь? Далековато забралась. Ты же не преследуешь Джимми? Потому что это было бы странно. А я уже решила, что ты клевая.
Я открываю рот, чтобы рассказать, как много событий вместили в себя последние два дня, – и закрываю, только устало качая головой. Бесполезно.
– Ну супер, – вздыхает Блисс, и мы просто сидим, спрятавшись под зонтом, пока я выплакиваю остаток слез.
ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ
Дедушка включает телевизор – показывают передачу о торговле недвижимостью. Как будто бормотание ведущего о выставленных на продажу домах может нас успокоить.
Но никто не собирается успокаиваться. Листер меряет гостиную шагами, не отрывая взгляд от пола. Роуэн сидит в кресле, сердито скрестив руки на груди. Я устроился на диване и рассеянно оттягиваю ворот футболки.
Как объяснить им, что творится у меня на душе?
– Так, – говорит дедушка. – Я сейчас пойду и заварю нам чай. И пока я не вернусь, вы не будете обсуждать случившееся. Поняли? Вам троим будет полезно несколько минут посидеть и подумать.
Роуэн собирается возразить, но дедушка уходит прежде, чем он успевает что-то сказать. Так что Роуэн падает обратно в кресло и раздраженно притопывает по ковру, время от времени бросая на меня недовольные взгляды.
Я вижу в его глазах множество вопросов. Зачем я это сделал? Почему решил уйти из «Ковчега»? Неужели я ненавижу его и Листера? Как я мог так с ними поступить? Что со мной не так? Меня не радуют слава и деньги? Мне что, сложно еще чуть-чуть потерпеть?
Я и сам задавал их себе тысячу раз.
Через пару минут Роуэн не выдерживает и рявкает на Листера:
– Да бога ради, прекрати маячить!
Листер не спорит и просто замирает посреди комнаты. А потом вдруг спрашивает:
– Вы помните четырнадцатый день рождения Джимми?
Мы с Роуэном разом поворачиваемся к нему. Листер, убедившись, что завладел нашим вниманием, кивает и поднимает глаза к потолку.
– Мы праздновали его втроем. Жанна испекла огромный торт, мы принесли маленькие синие бутылочки WKD[20], а Жанна все думала, что это фруктовый сок. Нет, мы не напились, но притворялись пьяными.
Мы молчим, не понимая, к чему он ударился в воспоминания.
– А потом, – продолжает Листер, – мы собирались посмотреть «Властелина колец», но вместо этого засели в гараже и четыре часа сочиняли электроверсию «С днем рожденья тебя». А Жанна и Пьеро слушали и аплодировали. – На его лице появляется полубезумная улыбка. – Блин, Джимми, как думаешь, Пьеро не выкинул мою ударную установку? – Не дожидаясь ответа, он идет на кухню к дедушке. – Пьеро, а моя ударная установка еще стоит в гараже?
Роуэн плетется за ним, бормоча под нос проклятия.
Мне ничего не остается, кроме как пойти следом. Дедушка стоит посреди кухни, вид у него весьма озадаченный, в руке – пакетики с чаем.
– Ну да, – говорит он. – Я не знал, что с ней делать, поэтому она до сих пор там пылится.
– Отлично! – Листер подпрыгивает и, даже не оглядываясь, мчится к гаражу. Мы с Роуэном спешим за ним, не понимая, что происходит. А что еще нам остается?
У дверей гаража Листер оборачивается:
– Давайте, ребята! Тур в честь воссоединения группы начинается в Крошечной Замшелой Деревеньке среди болот северного Кента.
Роуэн вздыхает, но я вижу, что его сердитость потихоньку рассеивается.
– Листер, какого хрена ты творишь?
Но Листер не отвечает – просто скрывается в гараже и включает свет.
Вот оно, место, где родилась наша группа, где мы сочиняли музыку, репетировали и записывали первые видео, которые выкладывали на ютьюб. В глубине гаража стоит старая, тронутая ржавчиной ударная установка; обивка на стуле выцвела и потерлась. К стене прислонены два убогих пластиковых синтезатора. Дедушка даже сохранил нашу запасную акустическую гитару, украшенную наклейками с группой My Chemical Romance и вырезанным изображением руки с поднятым средним пальцем – за последнее спасибо Листеру.
Он немедленно садится за ударные и шарит под ногами, пока не находит палочки. Потом легко, на пробу прикасается к барабану – и я словно возвращаюсь в прошлое. Я помню этот звук. Мне опять четырнадцать.
– Ну же! – окликает нас Листер. – Давайте сыграем!
Роуэн косится на гитару. По сравнению с дорогущими инструментами, на которых он играет сейчас, старушка выглядит так, будто ее откопали на свалке. И все же он берет ее и проводит пальцами по струнам. Мы морщимся – она капитально расстроена, но Роуэн, не сказав ни слова, принимается за настройку, напевая под нос правильные ноты до тех пор, пока струны не начинают на них отзываться.
– Джим. – Теперь Листер смотрит на меня и кивает в сторону синтезаторов. – Подключай их скорее!
Секунду я колеблюсь, но затем иду к инструментам. У каждого отдельная стойка, один чуть выше другого. Раньше я включал на каждом свой сэмпл и во время песен играл сразу на обоих. Получалось довольно круто, особенно если учесть, что в то время я ничего не знал о ланчпадах и MIDI-контроллерах, секвенсорах и прочих программах. Все это случилось потом. А сейчас я включаю синтезаторы и с удивлением обнаруживаю, что даже спустя пять лет в гараже они исправно работают.
Листер уже наигрывает простой бит, мотая головой в такт. Я сразу узнаю вариацию на тему «С днем рожденья тебя», которую мы сочинили на мое четырнадцатилетие. Роуэн поднимает брови, но быстро подхватывает, без труда вспоминая аккорды. В акустическом исполнении звучит не так здорово, как в электронном, но все равно хорошо.
Я поворачиваюсь к синтезаторам и выбираю свои любимые сэмплы: «Тихую электрогитару» и «Басовый синтезатор». Ноты всплывают в памяти сами собой. Я даже не представлял, как крепко засела в голове эта нелепая песенка.
– День рождения у Джимми, – пою я прежде, чем понимаю, что делаю, и смущенно смотрю на ребят.
Листер широко ухмыляется. Роуэн все еще настроен скептически, но уже улыбается уголком губ, а пальцы проворно бегают по струнам.
– Кхм, я что, должен сам себе петь «С днем рожденья тебя»?
– Даже не думай, Джимми Кага-Риччи! – говорит Листер, палочки ускоряют бег, он кричит «ПЯТЬ, ШЕСТЬ, СЕМЬ, ВОСЕМЬ!», и гараж взрывается музыкой. Мы начинаем петь одновременно, и глупые слова глупой песенки сами ложатся на язык:
День рождения у Джимми,
День рожденья у него!
Трудно верить, что когда-то
В мире не было его.
Листер извлекает какие-то невероятные звуки из малого барабана: раньше ему не хватало техники, зато теперь он отрывается. Потом он указывает на Роуэна – и тот выдает сложное гитарное соло, которое звучит в акустике совершенно неуместно и вместе с тем нереально круто, – а затем тычет палочкой в меня, и я молча играю, а сам Листер орет во всю глотку:
С днем рождения, наш Джимми,
С днем рожденья, парень.
За тебя Ро с Листером
Смерти в бубен вдарят!
Мы до слез смеемся над ужасной рифмой, и я забываю обо всем, что было. Мы просто играем, как дети, которые сбежали с праздника в гараж – к своей музыке.
Увлекшись, мы совершенно теряем счет времени. Когда мы выходим из гаража, дедушка пьет чай в гостиной. Напротив него на диване – Ангел. Она почему-то опять вся мокрая, сидит, завернувшись в полотенце.
А рядом с ней – Блисс Лэй.
АНГЕЛ РАХИМИ
Когда Роуэн заходит в комнату и видит Блисс, довольная улыбка на его лице моментально сменяется выражением шока.
– Что ты тут делаешь? – спрашивает он, едва не поперхнувшись словами. – В смысле, что?.. Почему?..
– Ты же написал, что вы будете здесь, – пожимает плечами Блисс. – И я решила присоединиться к безудержному веселью. Кстати, не хочешь сообщить Сесили, что с Джимми все в порядке? Пусть уведомит СМИ, а то они уверены, что Джимми пошел по стопам Бритни Спирс и сорвался в пике.
После ее слов в комнате воцаряется напряженная тишина.
– Почему ты не… – Роуэн запинается на середине предложения и с трудом сглатывает.
На помощь приходит Пьеро:
– Так, детишки, давайте-ка оставим Роуэна и Блисс наедине, им многое нужно обсудить.
Листер выскакивает из комнаты прежде, чем Пьеро успевает договорить. Джимми беспокойно переминается с ноги на ногу и выходит только после того, как Роуэн ему кивает: иди, мол. Я смотрю на Блисс. Озорная дружелюбная улыбка, которую я часто видела на этой неделе, исчезла без следа. Теперь вид у Блисс такой, будто она приехала на похороны.
Я встаю и тоже без лишних слов покидаю гостиную.
Пьеро и Листер скрываются на кухне, а Джимми остается в коридоре, привалившись спиной к стене. В глазах пустота. Сейчас он выглядит особенно одиноким. Когда я выхожу из гостиной, он бросает на меня взгляд исподлобья.
– Привет.
– Привет.
– Ты плакала? – спрашивает он.
– А кто из нас не плакал? – парирую я.
– Справедливо.
– Ага.
Я прислоняюсь к стене напротив.
– Знаешь, ты в любое время можешь уехать домой, – говорит он, силясь улыбнуться. – Я не… Не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной за мной присматривать.
Он прав. И вскоре мне в самом деле нужно будет уехать.
– Не волнуйся, долго надоедать не буду.
– Почему ты приехала? – Тонкие стены дома вкупе с открытой дверью ничуть не приглушают голос Роуэна.