– Случайно знал, – нехотя ответил Лейкин. И заметил: – А ты еще говоришь, что не связан с полицией! Это же допрос, Леша! Зачем ходишь вокруг да около? Наводящие вопросы задаешь? Обманул ты меня. Я, когда визитку тебе давал, думал, что помочь надо. По-хорошему хотел. А ты обманул. Так вот, ты им скажи: я все равно буду молчать. А с Викой меня Лиля познакомила. Они же были подружки! Странная такая дружба. Никогда этого не понимал. На мой взгляд, ничего общего у них не было. Лиля такая чистая, непорочная. Я искренне ее любил…
Леонидов испугался, что на кухне снова обрушатся кастрюли. Но Лейкин замолчал сам. Тему Виктории Воробьевой он тоже не собирался развивать. Алексей подумал: а не сделал ли я хуже своим вмешательством Барышеву и следствию? Ведь все равно ни черта не понял. Ни икебаны, ни «соэ» этого, ни Кольку Лейкина. Ишь ты, человек! Вверху, значит, небо, а внизу земля.
– Слушай, Коля, а почему ты берешь продавцами девушек с именами цветов?
– Так ты и справки обо мне успел навести, друг детства? Кто у меня работает, как долго?
– Не преувеличивай, мы никогда не дружили. И справок я не наводил. Просто догадался. Раз была Лилия, значит, есть и Роза?
Тут уж Лейкин сам опрокинул на пол поднос с серебряными вазочками. В одной печенье, в другой шоколадные конфеты в ярких фантиках. Нагнулся, собирая их с ковра. Из-под стола глухо сказал:
– Не были никогда друзьями, говоришь? А что ж ты тогда в душу лезешь? По какому праву?
Леонидов нагнулся туда, под стол, и спросил:
– Значит, ты ухаживаешь только за девушками с «цветочными» именами? Правильно я догадался? А прочие тебя не интересуют?
– А твою жену как зовут?
– При чем тут моя жена?
– Что, у тебя нет странностей?
Алексей распрямился, Лейкин тоже вынырнул из-под стола, сжимая в руке печенье. Глядя, как его сильные, гибкие пальцы в серебряных кольцах крошат сдобное тесто, Леонидов поспешно сказал:
– Мою жену зовут Александра. Саша. Понятно? И желтых пакетов у нее нет.
– Каких пакетов? – упавшим голосом спросил Лейкин.
– Тех самых. С подсолнухами.
– Ты икебану-то свою возьмешь? – Лейкин сделал вид, что про подсолнухи не услышал. – Для тебя старался.
– Нет. Она твоя. И, если хочешь, я тут еще пару коряг могу передвинуть.
– Передвинуть? Тебе что, все это не нравится?! – Лейкин обвел взором комнату-грот.
– Нравится. Только мне, Коля, пора. Жена ждет. Дети.
– Дети? А… сколько их у тебя?
– Двое, Коля. Двое.
Лейкин, похоже, обиделся на то, что не оценили его коряги. Алексей тоже слегка разозлился. Ишь, творчеством прикрывается! Денег, значит, ему мало, надо еще и матерью-природой прикрыться! Он, мол, единственный понимает ее красоту! А вот дудки! Не творец он, а делец. А все эти кольца, маникюр, бородка-клякса – чепуха! Антураж, чтобы красиво обставить куплю-продажу.
– Я пришел за книжкой, – сказал Алексей, поднимаясь. – Дай моей жене про икебану почитать.
– А я думал, это предлог, – усмехнулся Лейкин. – Ментовские штучки.
– Последний раз повторяю: в полиции я больше не работаю. Я коммерческий директор фирмы «Алексер». Возьми мою визитку и успокойся. Можешь завтра мне в офис позвонить. Проверить.
– А то вы не можете сделать так, что мне там все, что положено, скажут!
– У тебя паранойя. Сходи к психотерапевту, – посоветовал Леонидов и, огибая коряги, направился к дверям. Лейкин следом.
Закрывая за ним дверь, бывший одноклассник сказал:
– Привет жене.
Алексею эта фраза почему-то очень не понравилась.
Это не мое. Забыть и успокоиться. Ну, что такого уж страшного случилось? Ничего. Ровным счетом ничего. Пришел бывший одноклассник, обломил на ветках пару сучков, сорвал пяток ягод. Ненужных, как оказалось. Но почему я не увидел, что они не нужны? Почему? Что мне мешает? Словно я ослеп. Это месть. Я украл, и судьба мне мстит. Я лишен дара Божьего за воровство.
А ведь как старался! Творил, искал, измерял углы, думал, что созидаю. С линейкой и транспортиром, согласно конспекту. А в конце конспекта маленькое пожелание, одна строчка мелким шрифтом: глаз, рука и сердце не должны быть в плену у правил. Вот и все. Я выучил наизусть и понял весь конспект, а эту фразу не понял. Как же так? Ведь получается: те, кто только и делает, что следует правилам, и не творцы вовсе? А творцы те, кто верит лишь в глаз, руку и сердце? Кто плюет на правила?
Но для чего же тогда правила? Для того чтобы все прочие могли прикидываться творцами? Но ведь Лешка Леонидов никакой не творец. У него отродясь не было талантов. Разве что бегал быстро. Да и то, я смог его обогнать. Один раз, но смог! Задался бы целью, тренировался изо дня в день, и Лешку победил бы неоднократно. Вовсе он не недосягаемый. Всего лишь человек. И служил он простым опером. И врет, что сейчас не служит. Но я почему-то верю, что в следующий раз он принесет мне книжку про икебану, и так же, как про Лилию и Розу, невзначай скажет: «А ведь я знаю, что после моего ухода ты выбросил в мусоропровод полиэтиленовый пакет с картинкой «Подсолнухи». И про «Нежность» тоже знаю».
И мне станет опять так больно, что умереть захочется. Ну почему же мне не везет, а? Почему, прочитав внимательно от корки до корки эту книгу и получив диплом флориста, я не сделал ничего достойного внимания и похвалы, а он, прочитав ту же книгу, узнает и про «Нежность», и про «Подсолнухи», и про Лилию с Розой, хотя там ни слова об этом не написано?
Почему?!
Глава 3Маргаритка
1
В середине следующей недели Алексей сам позвонил Барышеву. Хотел узнать, не испортил ли он дело своим визитом к Лейкину, но река разговора сразу же потекла по иному руслу.
– Серега, время есть?
– Хорошо, что ты меня застал. Убегаю. На мобильник звони. Да и то: овес нынче дорог. Я деньги имею в виду, которые тают, как снег. Не успеешь кинуть две сотни – как их нет.
– Да я только узнать хотел, как успехи?
– Пока никак.
– Я про «цветочное» дело.
– И я про него. Молчит Анашкин. Хоть тресни! А я в тупике. Нельзя же задержать человека только за то, что он вошел в подъезд чужого дома с букетом цветов?
– Он это отрицает?
– Не отрицает. Куда ж денешься против показаний двух свидетелей? Он просто молчит.
– Ну, тогда «шерше ля фам», как говорится.
– Да ты что?! Я навел справки. Анашкин – образцовый семьянин, у него двое детей, жена-красавица. И богатый тесть, который от внуков без ума. Денег для дочери не жалеет. Какая женщина? Тут дело только в бизнесе.
– А где он был в понедельник вечером, когда Лилию убили?
– Дома. С женой и детьми.
– А с женой ты разговаривал?
– Конечно. Подтверждает целиком и полностью.
– Еще бы!
– К сожалению, не только она. У них в тот вечер теща в гостях была. Она тоже факт присутствия Анашкина дома подтверждает.
– Ну, если уж теща! Теще придется поверить. Неужели тоже подтверждает? – не удержался Леонидов.
– А ты не ехидничай. У меня, между прочим, теща – класс! Блины печет – пальчики оближешь! И не хмыкай в трубку, не всегда теща с зятем как кошка с собакой живут.
– Не всегда. Бывает еще, как кролик с удавом.
Барышев вздохнул:
– Кто бы говорил. У тебя-то тещи нет! Сказал же, что у Анашкиных все в порядке. Я думаю, раз Виктория Воробьева с Лилией были подружки, то могла бухгалтерша и про дела на фирме проболтаться. Он сначала девчонку убрал, а потом и с самой бухгалтершей разделался.
– А что за букет он нес, узнал? Какие цветы?
Серега засопел.
– Ты, Леонидов, конечно, будешь смеяться и ехидничать, но – узнал! Розы. Белые розы. Пять штук. Самых дорогих. Между прочим, жена Анашкина сказала, что это ее любимые цветы. Я долго пытался ее разговорить, болтали о том, о сем. Ну, смейся теперь!
– Не буду. Розы, значит. Тогда точно: «шерше ля фам». Ты его припугни. Намекни, что расскажешь жене про цветочки. И про то, как он в чужой подъезд с букетом ее любимых роз заходил.
– Ты думаешь, у него с Викторией были амуры? – задумчиво спросил Серега.
– Ага. Он заходил с букетом к ней домой и прямо при муже и детях говорил: «Я вас люблю». Думай, Барышев, думай.
– Да ну тебя, в самом деле! Гибискус.
– Ты думаешь, я обиделся? Это, оказывается, комплимент. Только больше женщине подходит. Ты книжку лучше почитай. По цветоводству.
– Не буду.
– Боюсь, что придется. Ты позвони, Серега, когда в стену упрешься. Я тебе ее принесу. Там обо всем есть. О любви, об уважении и об измене. И о том, кто убил Лилию с Викой, есть тоже. Я в этом уверен. Ее только надо внимательно прочитать.
– Я лучше Анашкина припугну. Спасибо за совет.
«Розы, розы, белые розы», – замурлыкал Леонидов, положив трубку. Что ж тут плохого: мужчина с букетом белых роз? А сам он когда в последний раз дарил жене цветы? Не по случаю дня рождения или Восьмого марта, а просто так? Ах, да! Дарил! И не так давно. Когда обещал приехать пораньше с работы и посидеть с ребенком, пока Саша отлучится по срочным делам, а потом забегался и забыл. Пришлось замаливать грехи цветами. Может, и теперь стоит попробовать? А какие за ним числятся грехи? Невнимание – раз. Пренебрежение – два. Откровенное хамство – три. В субботу вечером они с Барышевым выхлестали-таки бутылку водки. Огромному Сереге хоть бы хны, а Леонидов, будучи под газом, начал хамить. Роковая фраза «Я тебя содержу» прозвучала трижды.
Покупая вечером букет белых роз, он подумал: «Интересно, это выражение моих чувств, замаливание грехов или следственный эксперимент?»
Результат следственного эксперимента оказался неожиданным. Александра, увидев на пороге мужа с букетом цветов, охнула:
– Что-то случилось?
– Ничего, – растерялся Леонидов.
– Ты уезжаешь, да? В командировку? Надолго?
– Да никуда я не уезжаю!
– Леша, не ври! На неделю, да? Или на две? Ох! – Саша взялась руками за румяные щеки.