– Еще шампанского? – спросил он у Саши.
– А спектакль? Мы напиться сюда пришли или пьесу посмотреть?
И тут Алексей его увидел! Николая Суханова. Против ожидания, он узнал его сразу. И Эллу Эдуардовну по описанию Сереги тоже. Она показалась Леонидову полотном, в котором не чувствовалось кисти великого мастера. Так, мазня. Блестящее модное платье ей не шло, она была полновата. И драгоценности оказались слишком уж вызывающие.
– Саша, тебе нравится этот молодой человек? – спросил Алексей, тронув жену за локоть. – Блондин в сером костюме.
– Какой блондин? Я не мужчин сюда пришла смотреть! Уже первый звонок, Леша!
– Ну, посмотри, пожалуйста!
– Нет, не нравится, – отрезала жена, нехотя повернув голову.
– А почему?
– Он какой-то… замороженный.
– Зато красивый.
– Ничего особенного.
– Но он же не толстый. Как я.
– Леша, мне не нравится этот молодой человек, – повторила Саша. – Это все?
– Я есть хочу, – сказал он.
– О, господи! Ну, ешь!
Алексей оставил жену возле столика и протиснулся поближе к чете Сухановых. Запах духов, которыми пользовалась Элла Эдуардовна, чуть не сшиб его с ног. Поистине, всего в ней было слишком. Она словно жалела, что можно так мало на себя надеть, намазать и вылить. Алексей все не мог понять, из чего состоит ее наряд, так много в нем было разрезов, бахромы, блесток и разного рода аксессуаров. Эта экзотическая птичка, меж тем, не переставала жадно стрекотать:
– Мне бутерброд с белой рыбой, с красной рыбой, нет, два с белой и еще пирожное. Нет, два.
Николай Суханов обернулся к жене, и Алексей вдруг поймал его взгляд. В нем была ненависть. Элла Эдуардовна меж тем жадно поглощала пирожные и бутерброды. Сохранением формы она себя, похоже, не утруждала. Николай Суханов был красив, строен, но словно заморожен, как правильно заметила Саша. В правильных чертах его лица жизни не было. Казалось, ему давно уже все приелось: и публика эта, и премьеры, и дорогие рестораны. Хотя он был очень молод! Только жена, Элла Эдуардовна, еще вызывала у него какие-то эмоции. В частности, ненависть. Он смотрел на нее так, словно хотел задушить. Но вместо этого протянул с улыбкой еще очередной бутерброд. «Чтобы ты лопнула», – понял его тонкую улыбку Алексей. Странное дело! Улыбка ему не шла, лицо сразу потеряло свою привлекательность. Глаза оставались холодными. Он смотрел на людей так, словно накалывал их, как мертвых бабочек, на острые булавки своих зрачков. А глаза у него оказались светло-голубые, ледяные.
– Может, не стоит брать два пирожных? – услышал Алексей. – Ты же хотела сесть на диету.
– Что? Не нравлюсь уже такая? Только не думай, будто я тебя так быстро простила! И вообще: что хочу, то и делаю! Дай еще!
– Извини. Я куплю все, что ты захочешь.
– Я еще не успокоилась после визита мента!
– Потише, Элла! Ты с ума сошла!
– А почему я должна отдуваться за тебя? Ты уже забыл, где я тебя подобрала? На помойке.
– Не на помойке, – невольно поморщился Суханов. – Я работал в офисе твоего отца. И не кричи, пожалуйста, вокруг люди.
– Что хочу, то и делаю! А офис моего отца и есть помойка! Раз он нашел там такое барахло, как ты! Гнилье! Для своей единственной дочери! – Суханов с опаской обернулся. Алексей тут же уткнулся в прейскурант, лежащий возле тарелки с пирожными.
– Я куплю тебе шампанского. Два бокала, – обреченно сказал парень с ледяными глазами.
– Только не надейся, что я сопьюсь!
Тут уж он точно скрипнул зубами. И торопливо сказал буфетчице:
– Два бутерброда с белой рыбой, два с красной, два с колбасой, два пирожных с кремом и два бокала шампанского.
Потом, небрежно бросив на поднос тысячную купюру, Суханов сунул тарелку с бутербродами жене:
– Иди за столик, Элла, я сейчас принесу тебе шампанское.
Получив бутерброды и пирожные, райская птичка со скверным характером немного успокоилась и на время затихла: она клевала и жевала. Леонидову пришлось пройти в зал, потому что раздался третий звонок. Жена Александра не раз ему выговаривала, что актеров надо уважать и подчиняться правилам, установленным в театре, раз уж сюда пришел. И обязательно отключить мобильный телефон. Сухановы на них, похоже, плевали. На правила. Алексей видел в бинокль, как под шиканье зрителей они протискиваются к своим местам.
– Жевать в зале неприлично, – шепнула ему Александра. – Убери бутерброды. И вообще не понимаю, зачем в театре буфет!
Он не хотел есть. И спектакль смотреть не хотел, потому что опасался громких премьер. Если что-то усиленно рекламируют, значит, это продается хуже некуда. Об этом спектакле Леонидов был наслышан, ведь во время болезни он только и делал, что смотрел телевизор. В частности, реклама вопила о «гениальных находках режиссера». Алексей с опаской смотрел по сторонам. Как бы не начали актеров чем-нибудь обливать и обсыпать. Задавать глупые вопросы и ставить в угоду прочим зрителям в дурацкое положение. Ноу-хау нашего времени как раз и состоит в том, что кого-то назначают дураком, а все остальные над ним потешаются до тех пор, пока не назначат нового дурака. Чтобы дурак не обижался, ему дают много денег. Иногда у дурака сдают нервы, но это заводит публику еще больше. Как говорится, назвался груздем – всей птичке пропасть.
Но с женой, обожавшей модные спектакли, изобилующие гениальными режиссерскими находками, Леонидов никогда не спорил. Если это кому-то нравится, значит, имеет право быть. Пусть себе развлекаются. Лишь бы дураком не назначили тебя. Тем более что всегда есть добровольцы. Но сегодня, к счастью, портить костюмы и прически публике не собирались. Палили и дымили только на сцене. Там же играли спектакль. Даже под потолком мало что висело. В смысле людей. И ни одной обезьянки или хотя бы кошки. «Денег, что ли, мало?» – подумал Алексей.
– Правда здорово? – шепнула ему Саша. – Какие молодцы!
– Что? Да, конечно, – кивнул Алексей.
В бинокль он в это время разглядывал партер, мысленно отсчитывая десятый ряд. Ничего интересного. Сытая колибри и Коля Суханов старательно смотрели на сцену. Найти их в антракте он не успел. Услышав жалобы на то, что его хотят уморить голодом, жена достала из сумочки бутерброды:
– На, ешь.
– Давай хотя бы за столиком в буфете!
– Стань у стенки и жуй.
– А шампанское?
– Я не хочу, а ты за рулем, – отрезала неумолимая Александра, и Леонидов через силу принялся жевать бутерброд.
Мысленно он называл себя жертвой искусства. Ну и попал! Придется терпеть до конца. Да еще поддакивать Александре, выражая восторг по поводу происходящего на сцене. Наконец, главный герой умер к всеобщему облегчению, уж очень громко он кричал. Героиня немного поплакала и сказала, что жизнь кончилась, зато у других она сразу началась, потому что занавес опустился. Все вскочили, те, что сидели ближе к сцене, чтобы стоя поаплодировать и вручить ожившему герою и исстрадавшейся героине цветы, прочие же ринулись в гардероб. Алексею удалось утащить жену из зала сразу же после того, как опустили занавес.
– Скорее, Сашенька, скорее! В гардеробе сейчас соберется огромная очередь!
– Ну и что! Мне понравилось, я хочу поблагодарить артистов! Хотя бы аплодисментами, раз цветы мы не догадались купить.
– А вдруг ребенок плачет? И мама не может его успокоить? Надо поторопиться!
– Так позвони ей!
– Не здесь же, – сыграл на ее любви к театру Алексей. – Звонить в зрительном зале – кощунство! Это же театр! Святое место! В машине позвоню.
– Хорошо, – Саша дала себя увести, и на стоянке Леонидов убедился, что машина Сухановых никуда не делась. Стоит, миленькая, на месте. Видимо, Сухановы застряли в гардеробе.
Теперь уже он никуда не торопился, зато жена занервничала:
– Что же ты не звонишь?
– …Все в порядке, – сказал Алексей, переговорив с матерью. Он задал массу вопросов, все тянул время. И, увидев, что на горизонте появилась чета Сухановых, напряженно повторил: – Все в порядке.
То, что он собирался сделать, любимая жена ни за что бы не одобрила. И ему это не надо. Коммерческому директору Алексею Алексеевичу. Но в бывшем опере Лешке Леонидове проснулся вдруг охотничий азарт. Мысленно перекрестившись, он даванул на газ, сдал назад, потом дернулся вперед и аккуратненько тюкнул передним бампером своей машины заднюю левую фару новенькой иномарки Суханова. Раздался хруст, словно из челюсти пациента поднатужившийся стоматолог с корнями выдрал больной зуб.
– Ой! – вскрикнула Саша. – Лешечка!
– Не волнуйся, обе машины застрахованы.
«Спасибо тебе, господи, кажется, я правильно все рассчитал! – подумал Леонидов, вылезая из своей машины. – Ничего серьезного быть не должно».
Но выражение лица у Николая Суханова было такое, будто случилась вселенская трагедия. Его аж перекосило. Впрочем, высказался он корректно и без мата:
– Надеюсь, вы понимаете, что я могу обратиться к охране на стоянке? Есть свидетели.
– Да я сейчас папе позвоню, только дернись! – взвизгнула его жена.
– Не беспокойтесь, я не собираюсь удирать, – усмехнулся Алексей. – Я готов компенсировать ущерб.
– Да это же новая машина! Только что из салона! – снова закричала Элла Эдуардовна.
– В чем проблемы? – спросил подошедший к ним охранник.
– Ни в чем, мы сейчас сами разберемся, – Алексей полез в карман, потом выругался: – О, черт, деньги с собой не взял! Ну, в том смысле, что у. е. Вы ведь в рублях не возьмете? И… сколько вы хотите? За разбитую фару?
– Какие еще рубли? – раздраженно чирикнула колибри. – Только евро!
– Какая фара! – вторил ей Суханов. – Задний бампер помят!
Охранник переводил взгляд с одного на другого, видимо, соображая, у кого больше влияния и денег.
– Давайте вызовем сотрудников ГИБДД, – предложил он.
– Да пошел ты!.. – взвизгнула Элла Эдуардовна. И Леонидову: – Деньги давай!
– Элла! – поморщился Коля Суханов. Потом натянуто улыбнулся Алексею: – Машина застрахована. Но, вы сами понимаете, что моральный ущерб…