Этих людей он воспринял поначалу только как досадное препятствие. Замерз, словно собака, а они дорогу перегородили! Люди, машины! Ночь на дворе, а возле дома родного целая толпа! Две полицейские машины, «Скорая помощь», его, Леонидова, бывшие «Жигули». Год отъездил, еще бы их не узнать! Стоп, стоп, стоп… «Жигули»! Он же их Сереге Барышеву продал этим летом, когда купил «Пассат»! Практически подарил. По старой дружбе.
Гиганта Серегу Барышева оказалось трудно заметить. Дамочка, к которой он нагнулся, пытаясь расслышать, что она говорит, выглядела как растерявшаяся школьница. Мучительно краснела и мямлила. «Мы любили дядю Степу за такую высоту…» – вспомнил Леонидов и усмехнулся.
Потом зевнул и громко крикнул:
– Барышев! Серега! Привет!
Тот легким движением руки смахнул с дороги дамочку и кинулся к другу:
– Леонидов! Привет, коммерческий! Я думал, ты уже спишь! Вот, стою и прикидываю: подняться к тебе или не стоит? С одной стороны, Александру с Ксюшкой разбужу, а с другой…
– Что с другой? – насторожился Алексей.
– А с другой вот, – Серега отвел взгляд, и Леонидов заметил, наконец, в двух метрах от себя голые женские ноги. В луже с водой, а рядом с ними яркий целлофановый пакет в желтых подсолнухах. Лицо и плечи лежащей на асфальте женщины широкой спиной загораживал эксперт. Леонидов сообразил, наконец: у его подъезда работает опергруппа.
– Труп? – спросил он и, не удержавшись, заглянул через плечо эксперта. Сработало любопытство бывшего сыщика-профессионала. Тем более что он сразу оценил необычность происшествия, которое кому-то предстояло расследовать. Слава богу, не ему.
Женщина лежала на тротуаре и была целиком и полностью одета, как записал бы он в протоколе осмотра места происшествия. Только ботинки и носки с нее сняты и голые синие ноги, словно бы специально опущены в лужу, растекавшуюся у тротуара. Шрамы на ее лице и шее Алексея крайне удивили.
– Никогда такого не видел! Ясно, что не бритва, но и не нож, это уж точно. Раны какие-то странные. Такое ощущение, что лезвие тупое. И почти в миллиметр шириной, а? Он ее не резал. Бил, что ли, с размаху?
– Давил, – поднял голову эксперт. – На последней стадии прижал к земле и этим металлическим предметом давил на шею до тех пор, пока жертва не перестала дышать. А вы, молодой, человек, собственно, кто?
– Я здесь живу, – ответил Леонидов.
– Свидетель? – сразу обернулся плотный мужчина в штатском, в котором Алексей мгновенно вычислил старшего группы. Барышев тут на подхвате, сто процентов. И, вообще, как он здесь оказался? Леонидов отвел друга в сторонку.
– Серега, а ты как здесь?
– Работаю.
– Не понял. Что значит работаешь?
– Леша, ты о чем-нибудь или о ком-нибудь помнишь, кроме своей фирмы? Я же тебе перед Новым годом звонил, сказал, что иду служить в полицию. Опером.
– Да. Было. Теперь вспомнил. Но зачем? Тебе же в охране неплохо платили!
– Квартиру обещали, – хмуро сказал Барышев. – Сколько ж можно по частным хатам кочевать?
– Квартиру?! И ты поверил? Не смеши!
– Надо кому-то верить, Леша. А насчет денег… Так меня жена содержит. – Алексею показалось, что Серега горько усмехнулся. – Ты же ее сам недавно директором филиала назначил. Спасибо тебе, родной! Ее целыми днями дома нет, и меня теперь не будет. Это называется современный брак: любовь по мобильному телефону и дети через Интернет. Чужие. Смотри и радуйся.
– Да я как лучше хотел! Хочешь опером быть, будь на здоровье, – сказал Алексей и осекся. На здоровье! Эк тебя, парень, занесло! – Но почему именно в этом районе?
– Может, я к тебе поближе захотел быть? Рассчитываю на помощь. Я ж в этом деле новичок.
– Так. Ладно. Я все понял, только мне домой пора. Сашка ждет.
– А может, посмотришь? – Барышев кивнул на мертвое тело. – Кроме странных ран, ничего больше не настораживает?
– Не хочу. Я ничего этого больше для себя не хочу! Ты понял? Если собираете показания со всех жильцов нашего дома, то так и запиши: я только что с работы, можешь позвонить и проверить. Алиби у меня железное, жена из дома так поздно никогда не выходит. У нас двое детей, если ты еще не забыл. Живых, не виртуальных. Так что свидетели мы никакие. Ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем. Еще вопросы есть?
– С каких пор ты стал таким, Леша? – тихо спросил Барышев.
– С тех самых.
– Ты же был лучшим. Да что там лучшим! Ты был человеком. Я-то без колебаний когда-то на чужую дачу полез! Когда тебе это понадобилось.
Ах, вот он что вспомнил! Дело Клишина! В компьютере у убитого писателя остались ценные записи! Да, было, лезли. А долги надо отдавать.
– Черт с тобой, посмотрю, – Леонидов снова приблизился к трупу. – Подвиньтесь, мужики.
– А вам чего, свидетель? – ощерился старший.
– Капитан? Майор?
– Капитан Степанов. Кирилл Семенович.
– Леонидов. Алексей Алексеевич. – И пока озадаченный капитан соображал, что перед ним за чин, Леонидов внимательно оглядел место происшествия. – Не похоже, что ее изнасиловали. И на ограбление не похоже. Сумочка на месте, пакет рядом валяется. В пакете, судя по всему, личные вещи. А ботинки? Неужели он ее ботинки с собой унес?
– Вон они лежат, – кивнул эксперт. – Снял и в сторону отбросил.
– Ну, что скажешь, Леша? – спросил Барышев.
– Ничего не скажу. Тухлое дело. Не изнасилование, не ограбление. А раны такие, что на маньяка тянет. Зачем он ее бил перед тем, как удушить? Или после? И что в пакете? Смотрели?
– Смотрели. Пол-литровый пакет кефира, 0,5 >н йогурт, пара сдобных булочек и туфли.
– Туфли? Зимой? Покажи.
Барышев аккуратно, двумя пальчиками вытащил из пакета с подсолнухами черную туфлю на невысоком устойчивом каблуке, показал. Алексей пожал плечами и покосился на голую ногу убитой:
– Да. Бывает. Слышь, мужики? Туфля-то размера тридцать девятого! А у этой ножка маленькая. Как у Золушки. И не в подарок маме купила, туфля-то старая, стоптанная. Набойки совсем стесались. Чепуха какая-то. Хочешь, Серега, чаю?
– Чаю?! Тут еще вкалывать и вкалывать!
– А мне завтра работать. У нас с тобой, Барышев, графики теперь разные. И вообще: спать я хочу. Женские трупы, равно как и мужские, меня больше не интересуют.
– Жаль. Ну что ж, давай. Извините, гражданин, что задержали. – Серега издевательски приложил руку к козырьку черной кожаной кепки.
– Клоун. – Леонидов решительно направился к своему подъезду, но вдруг, обернувшись, неожиданно для себя спросил: – А долго она кричала?
– Не знаю, как долго, а что громко, факт. Видишь, сколько народу из дома выбежало? Но, сам понимаешь, пока решали, бежать – не бежать, пока оделись, пока спустились. Словом, скрыться он успел. И никто убийцу описать не может с указанием примет. Рост, вес, цвет глаз и волос. Даже одежду.
– Странно. Очень уж все это странно.
Уже набрав код и взявшись за дверную ручку, Алексей услышал, как капитан Степанов спросил Серегу Барышева:
– А кто это был? Что за сноб?
– Да так. Приятель.
Приятель!!!
… Обида клокотала в душе Алексея долго, он даже уснуть сразу не смог. Нет, вы слышали? Приятель! Что он для Сереги не сделал? Небось, когда устраивался на службу именно в это отделение, всерьез рассчитывал на помощь друга. Его, леонидовским, умом мечтал сделать карьеру. Нет уж, дудки. Был когда-то оперуполномоченный Алексей Леонидов, да весь вышел. У него теперь фирма. А пионерский задор в определенном возрасте хорош. В пионерском. Жаль, что Барышев этого еще не понял.
Утром за завтраком Александра спросила:
– Чего такой хмурый? И почему вчера задержался?
– Да так. – И Алексей не удержался: – Барышева встретил.
– Сережу Барышева? Где?
– Возле дома родного. Мало того: у нашего подъезда. Представляешь, он теперь опер!
– Я знаю, – спокойно сказала жена.
– Знаешь? А почему мы с тобой это не обсуждали?
– Потому что мы последнее время с тобой ничего не обсуждаем. Давно хотела тебя спросить… – Саша замялась.
– Ну-ну, договаривай.
– Ты торопишься. Как всегда. Потом как-нибудь… Так что Барышев?
– Вчера возле нашего дома женщину убили.
– Да что ты говоришь?! – охнула Саша. – А я еще подумала: кто ж это так кричит? Ужас какой! Убили женщину! Просто кошмар!
– Ты в окно выглядывала?
– Я? Да, выглядывала, когда услышала крик. Но спускаться не стала. Не могу же я Ксюшу без присмотра оставить. Даже спящую.
– Ты его видела?
– Темно, высоко. Но что-то видела.
– Барышев вчера по квартирам ходил. Свидетелей опрашивал.
– А почему к нам не зашел?
Алексей промолчал и, отставив недопитый кофе, встал из-за стола.
– Почему к нам не зашел? – настойчиво переспросила жена.
– Потому. Все, я пошел. Пока. До вечера. – Он выдвинулся в прихожую, Александра следом.
– Леша!
– Ну что еще?
– Я тебя не узнаю!
– Все меня последнее время не узнают! Даже бывшие одноклассники! Ну, поправился я! И что с того? Не умер же! – Ксюша проснулась от его крика и отчаянно заревела. Жена кинулась к ней, а Леонидов повторил уже злым шепотом: – Все меня последнее время не узнают! А я просто работаю! Понятно вам всем? Работаю!!!
И, схватив с вешалки куртку, он пулей выскочил за дверь.
Лилия испокон веков означала чистоту и непорочность. Непорочность помыслов и дел. Может, попробовать с лилией? Раз она с таким отвращением отвергала и розу, и маргаритку. А что плохого в розе? Во все времена и у всех народов роза означала только одно: любовь. Ветка розы – на языке цветов вечное «да». А если она ярко-красная, сияющая, полностью распустившаяся? Символ искреннего расположения, что тут не понятного?
Да, да, да. Какое наслаждение слушать это «да»!
С каким сожалением пришлось отвергнуть розу! И вот – лилия. Белая лилия. Цветок по нынешним временам очень дорогой. Вырастить его непросто, и достойный букет с ним составить непросто. Что там записано в конспектах?