– Что, прямо сейчас?
– А чего время тянуть? Еще не вечер.
– Без хозяев? Без понятых? Без ордера? Серега, это же нарушение закона! И ключи… Как тебе удалось?
– Да брось! Сам-то всегда жил по букве, а? Мы одним глазком. И ключики я верну. А потом как положено. По закону. Ежели что интересное найдем.
– Авантюрист!
– А кто меня научил?
– Черт с тобой. Но я ни за что не отвечаю.
– Кто бы с тебя спросил? – пожал могучими плечами Серега.
… Дачный поселок, в котором находился загородный дом Тимофеевых, они нашли быстро. Светлана Антоновна понятно все объяснила. Солнышко припекало, снег потихоньку таял, но дачный сезон еще не наступил. В землю зарываться рановато. Поэтому здесь было тихо. Тем не менее, когда они поднялись на крыльцо, товарищ в ватнике, держа наперевес охотничье ружье, окликнул:
– Эй, мужики!
– Ты сторож? – спросил Алексей.
– Местный житель. Давайте, двигайте отсюда. Повадились по дачам шарить!
– Все в порядке, полиция, – и Барышев полез в карман за удостоверением.
– Эка! – местный житель подошел, опустил ружье и протянул руку за документом: – По поводу кражи, что ли? – спросил он, посмотрев удостоверение. – Как же! Мы звонили! Дом тут недавно вскрыли…
– Нет, мы по другому делу. В этом доме девушка с неделю жила. Интересная блондинка. Если ты на вахте, да с ружьем, наверняка поинтересовался, кто такая? А?
– Вы про ту девку, что с рыжей приезжала? Так это ж ее подружка!
– На огонек не заходил? – подмигнул Алексей, учитывая подмоченную репутацию Марго… Но местный житель его обломал:
– А о чем нам с ней разговаривать? Спросил, кто такая, да и успокоился. Своя. С разрешения хозяев проживала.
– Одна?
– Ну, рыжая иногда заезжала. У нас в поселке ее так и кличут: Рыжая. Хотя… Они ж все рыжие! Но прочих по именам. А эту – Рыжей.
– А мужчины? Не заезжали к девушкам?
– Мужика? Не. Не видал.
– Как же так? Две молодые, интересные девушки и одни? Ранней весной, на даче. Не удивило тебя?
– А кто их нынче разберет, молодежь? Которые работают, которые без дела болтаются. Вон, в крайнем доме два парня всю зиму жили. Может, они и по дачам шарят, да только за руку никто не поймал. А девками я не интересуюсь. Возраст не тот, да и печень шалит. Мне бы не на бабу лечь, а на печь, – он хмыкнул и сплюнул: – Но мужика с ними не было. Точно. Я бы заметил. Обхожу поселок каждый день.
– Платят за это? – вновь подмигнул Алексей.
– Жертвуют. На благотворительность. Люди здеся не бедные, погляди, какие домики ваяют! Это ж не ширпотреб. Ар-хер-тек-ту-ра. Не дома – игрушки.
Тимофеевская дача тоже была не из последних. Небольшая, но по спецпроекту, отделана на загляденье. Похоже, отец Розы неплохо зарабатывал. Не просчитался ли Суханов? Надо было справочки навести перед тем, как отвергать любовь рыжей девушки. Когда Барышев достал из кармана ключи, мужик в ватнике вытащил пачку «Примы» из кармана, закурил, сплюнул и потопал дальше. На ежедневный обход дачного поселка. А один из ключей и впрямь оказался от этой двери. Они вошли. В доме было прохладно, в углу террасы лежали березовые поленья. А в гостиной на нижнем этаже красовался камин.
Девушка, которая здесь жила с неделю, похоже, рассчитывала вернуться. В гостиной царил беспорядок, пол немыт, на столе грязные тарелки и чашки. Женских вещей, видимо, принадлежавших Марго, было немного. Все они пахли ее духами. У зеркала на полочке осталась ее косметика. Барышев разочарованно сказал:
– Ничего интересного. Зря мы сюда приехали.
– А что ты ожидал увидеть? Ну, пожила здесь Марго с недельку. Потом, наверное, подыскала новую квартиру. Поехала ее смотреть. Да зашла к себе. На съемную.
– А он как ждал.
– Может, и ждал.
– Леха, я ничего не понимаю! Кто говорит, что ее преследовали, кто говорит, что нет. Если маньяк за Марго следил, то почему не убил здесь, на даче? Тихое место, свидетелей нет. Она что, не соображала, что тут ему будет проще сделать это?
– Не знаю. Скорее всего, она ничего не соображала, просто убегала. Ей было страшно. От страха человек перестает что-либо соображать. Когда убили Лилию, Марго схватила первые попавшиеся под руку вещи и сбежала.
– Да, зря мы сюда приехали, – повторил Серега.
– Наверное.
Алексей взял с дивана дамскую сумочку. Не новую, но дорогую. Из натуральной кожи. Сумка, на его взгляд, была аляповатой. С огромной пряжкой, с несколькими «молниями», со стразами. Он открыл ее и заглянул внутрь. Кроме расчески, пары салфеток из «Макдоналдса», сломанного карандаша для губ и десятка шпилек для волос, в ней ничего не оказалось. Алексей аккуратно расстегнул «молнию» внутреннего кармашка. Вытащил оттуда штук пять визиток. На всех было одно и то же: Виктория Воробьева, главный бухгалтер. И название фирмы с указанием рабочего телефона. Пошарив еще в кармашке, Алексей нашел единый проездной билет за май месяц прошлого года.
– Серега, смотри!
– Ну и что? Билет. Старый.
– Так в мае Марго еще не жила в Москве! Этот единый ей без надобности! А визитки? Все принадлежат убитой бухгалтерше!
– Ну и что? – повторил Барышев.
– Это ее сумка. Воробьевой.
– А почему она у Марго?
– В подарок получила. Хорошая сумка, из натуральной кожи. Хотя и ношеная.
– Да они же не были близкими подругами! Едва знакомы. С чего это бухгалтерша будет дарить Марго свою поношенную сумку?
– Может, эта сумка Виктории надоела? Не выбрасывать же? Есть у меня одна мысль. Надо взять сумку с собой.
– А остальные вещи?
– Пусть хозяева дачи разбираются. Поедем домой, а?
– Домой?
– Ты должен обыскать квартиру Лейкина. Свяжись со следователем. Докажи ему, что в этом есть необходимость. Только без меня. В смысле, обыск. Потом расскажешь. А здесь ловить нечего. Кроме сумки.
– А что за мысль?
– Важная. Кажется, я знаю, кто лишний. И при чем здесь Виктория Воробьева.
Что ж поделаешь: на них спрос! На цветы. Мирно и глаз радует. Авангардизм-то не каждый у себя в спальне повесит, всякие там спиральки с пружинками. Бывают, конечно, любители. Но эти выгоду ищут. Куплю за бесценок, продам за тыщи. Когда мода придет. Мода модой, а душа душой. Ей чувствовать надо, а не пребывать в неведении и тоске. А вот пейзаж какой-нибудь или, скажем, вазу с букетом – это запросто. И в спаленке, и в гостиной. Или знакомым подарить. Свадьба опять же. Юбилей. Цветочкам самое место. Думаете, не покупают у меня картины? Покупают!
За последние полгода продал три сирени, одну березовую рощу да трех коней. В том смысле, что все три на одной картине. Пейзажи-то крохотные, цена на них небольшая. Но на хлебушек с маслом хватает. В том смысле, что хлебушек мне, а масло им. Коням. Масляными красками картины-то пишу, а вы что думали? Расходный материал, будь он неладен!
Это я к тому, что коней-то одних продал, а сирени три. Сейчас, опять же, яблоки повесил. На блюде. Присматривается народ. Чувствую – присматривается. Эх, был же когда-то талант, а? Может, и сейчас есть. Вот гляжу на эту картину и думаю: точно есть. Потому и цену заломил. Не берут. За такие деньги не берут. А мне не обидно. Она там не для денег висит. Для того, чтобы мне не замечать ни коней этих сытых, ни блюда с яблоками. Это мой отчет Всевышнему. Кто, значит, любовью отчитывается, кто житьем праведным, кто заслугами перед Отечеством, а я «Нежностью». Как увидел ее, понял: напишу. Пить-есть не буду, а напишу. Аж внутри все зазвенело! До дрожи. Не поверите. Зазвенело и улетело. Душа, что ли? И сладко, и пусто. Будто ничего там больше нет. Только нежность. И все.
И картинка-то вышла неброская. Но – цепляет. Это вам не блюдо с яблоками! И даже не сирень. Хотя и против той ничего не имею. Что красиво, то красиво. Но нежность – она другая. Лепестки цветов, что капли крови. Со рваными краями. Вплетены в дрожащие сердечки, которые висят на тонких стебельках травы, названия которой я не знаю. Что за растения? Понятия не имею. Но – красиво. Нет, это не красота. Это – нежность.
Был я недавно в Салоне изящных искусств. Цены там, конечно! Мама дорогая! Не подступишься! И картины современных художников есть. Все ходил и смотрел: а чем я хуже? Почему я на улице дешевкой торгую, а они здесь за бешеные тыщи? Так и не понял. Есть ведь у меня «Нежность». Осталось только умереть. Тогда и цена ей будет… Страшно даже подумать! А пока… Пусть висит.
Пусть висит. А с сиренью пора заканчивать. Руку набил, значит, души там уже не будет. А души не будет, не будет и радости. Мебелью она в доме станет, а не картиной. Лучше уж я возьму свою «Нежность» и…
Глава 8Резеда
1
Обещание, данное себе, Леонидов выполнил. В понедельник утром надел синие атласные трусы и, стоя перед зеркалом, расправил плечи и втянул живот. Вот таким он будет через… В общем, будет. Утренняя гимнастика началась с разминки, во время которой Леонидов с тоской думал: «Избавит меня что-нибудь от этого? Или кто-нибудь?»
Избавил телефонный звонок. Алексей ждал результатов обыска у Лейкина. Если найдутся записи Розы, все разъяснится само собой.
Барышев сразу же спросил:
– Леша, не можешь зайти ко мне? На работу? Я тебя встречу внизу.
– А что случилось?
– Лейкина допрашиваем. А он молчит.
– Нашли что-нибудь?
– Нашли, – загадочно сказал Серега.
– Тетрадь?
– Хуже. Ты приходи. Мне спросить надо.
«Что может быть хуже?» – подумал Алексей, натягивая джинсы. Жена спросила:
– А завтракать?
– После.
– Когда приедешь?
Он махнул рукой, некогда, мол, и выскочил из дома. Мелькнула мысль: «Вот тебе и отпуск! Зато – весело».
Увидев бывшего одноклассника, Лейкин усмехнулся:
– А вот и коммерческий директор фирмы «Алексер»! Красивая легенда, Леша. Только зачем врать? Все в сыщиков играешь?
В кабинете их было четверо. Он, Лейкин, Серега Барышев и щуплый мужик, лицо которого Алексею показалось знакомым. Они обменялись рукопожатием, после чего мужик спросил: