Что один из основных элементов составления букета – это цвет. Желтый контрастирует с голубым и усиливает его, а зеленый глушит. Желтый и красный выступают ярче на черном фоне. Высота букета должна в полтора раза превышать высоту вазы. Но это все конспекты. Всего-навсего записи лекций. Можно выучить их наизусть и повторять каждый день как молитву. Можно линейкой измерять углы и расстояния, строго следовать рекомендациям специалистов. А потом преподнести букет, как совершенство, образец вкуса, по безумной цене. Кому надо потратить деньги, тот заплатит и не поймет. И будет обидно. Очень обидно. Разве ради этого существует гармония? Разве на продажу?
Чувствовать гармонию – это дар божий. И глядя на море цветов, безошибочно и без всяких конспектов выбрать несколько идеально дополняющих друг друга – тоже дар. Никакая линейка здесь не поможет. Потому что красота – это прежде всего душа. Песнь души. И каждый поет ее по-своему. Одни стихами, другие нотами, третьи цветами. У красоты много языков, и все они международные. Одни поют, другие слушают. Кто кем родился.
Я всю жизнь стремился быть певцом красоты. Так почему же меня не понимают? Что во мне не так?
Значит, не дано. Как обидно! Нельзя же все время красть чужое. Все эти лилии, розы, маргаритки… Они живые, и с ними так тяжело! Может, попробовать с мертвым цветком? Душа-то просит! Она так и ищет свою песню.
Нет, надо заканчивать поиски. Если уж так все пошло, то надо заканчивать…
2
Совесть у Леонидова проснулась во время обеда. С трудом прожевывая плохо прожаренную и жирную отбивную, он подумал: «А все-таки я свинья». И со злостью отодвинул тарелку с другой свиньей, так бездарно закончившей свой земной путь. Даже ее смерть никому не принесла морального удовлетворения. «Буду вегетарианцем, – решил Леонидов, а потом подумал: – Должно быть, это был хряк. И ты – хряк! Такой же толстый. Зачем ждать понедельника? Хочешь начать новую жизнь – начни сейчас».
Серега Барышев остался единственным другом, который еще хоть как-то поддерживал с ним связь. Звонил, заезжал и просто помнил о дне рождения Алексея и его семейных праздниках. Остальные приятели исчезли, как только он стал коммерческим директором, потому что ему было не до них. Работа, болезни маленькой дочки, бесконечные домашние дела и снова работа. Барышев – трудяга, но это дело ему не раскрыть никогда. Тут нужна сообразительность. Голые ноги в воде. Сие есть символ. А символами мыслят, как правило, маньяки. Ловить маньяка занятие неблагодарное. Можно всю жизнь его ловить, если не умеешь вычислить, влезть в его шкуру. Мыслить его терминами и все переводить в символы. Голые ноги в воде. Что сие означает?
Леонидов полез в карман за мобильным телефоном. Но позвонил он не Сереге. Хочешь помириться наверняка – заходи издалека. А с мужем проще мириться через жену. Тем более если она у тебя же и работает. Леонидов был стратег, поэтому позвонил в филиал Анечке Барышевой, поставить ее в известность, что собирается заехать после обеда. Посмотреть, как идут дела, ну и заодно поболтать.
– Ну, как Серега? – первым делом спросил он, добравшись до места.
– Работает, – улыбнулась Анечка.
– Да я знаю, – с досадой сказал Алексей. – Вчерась встретились. У трупа.
– Где?!
– Разве он ничего не рассказывал? Возле моего дома женщину убили.
– Нет, не рассказывал, – упавшим голосом ответила Анечка.
– И про меня?
– Что-то случилось? – погрустнела она. – Вы поссорились?
– Ссорятся женщины. Мужчины, как бы это сказать? Гм-м-м… Неприличными словами выражаться не будем. В общем, между нами возникли определенные разногласия. Он сейчас где?
– На работе.
– Дай мне номер его телефона. Позвоню Сереге, а потом займемся делами филиала.
– Да у нас все нормально.
– А должно быть отлично. Лучше всех, больше всех. Нельзя на месте топтаться. Я тебя все время другим в пример ставлю как лидера продаж. Так что требуй от меня что положено, не стесняйся. Поддержу.
Алексей улыбнулся Анечке и с телефоном отошел в сторонку. Барышев отозвался сразу:
– Оперуполномоченный Ба…
– Вольно. Капитан Леонидов у аппарата.
– Леха?! Слушай, я рад. Ты извини за вчерашнее. Я все понимаю.
– За сегодняшнее. Дело было за полночь. Черт с тобой, извиняю. И за завтрашнее заранее извиняю тоже.
– За завтрашнее? – удивился Барышев.
– Ну да. Я решил тебе помочь, Серега, поэтому придется с тобой общаться. А ты парень бесцеремонный. Из-за огромного роста, должно быть. То, что тебе комариный укус, другому ой как бо-бо.
– Леха! Я…
– Проехали, не тормози. Скажи лучше, как у тебя дела? С убитой женщиной?
– А никак. Чиста, аки лист белый. Недаром Лилией звали.
– Как?!
– Ли-ли-ей. Повторяю по буквам: первая «Леня», вторая «Ирочка», третья снова «Леня», четвертая снова «Ирочка»…
– Пятая «Барышев, я не глухой». Просто удивлен. Слушай, ты бы заехал ко мне.
– Куда?
– Да хоть в офис.
– А что я от тебя там узнаю в перерывах между телефонными звонками? У тебя в кабинете сколько аппаратов, коммерческий, два, три, пять?
– Один. Плохо у тебя, Барышев, со знанием оргтехники. Недоработано. Телефоны в офисах многоканальные. У меня предложение: я сейчас у твоей жены в филиале.
– Ревную.
– Ко мне или к филиалу?
– К обоим.
– Так вот: ты приезжай. Пока доберешься, как раз и будет конец рабочего дня. И жену, наконец, увидишь, и ревность полечим, и о деле поговорим.
– Идет, – обрадованно сказал Серега. – Слушай, а почему ты удивился, когда узнал, что убитую Лилией зовут?
– Вот об этом и поговорим. Отбой.
– Есть! – в трубке раздались гудки.
– Скоро муж приедет, – улыбнулся Леонидов Анечке. – Рада?
Она мило покраснела. Алексей подумал, что видел в жизни только двух столь легко краснеющих женщин: Анечку Барышеву и свою жену Александру. Интересно, часто они друг другу звонят?
– Ну, давай, Анна, рассказывай, – он уселся рядом с ней и, щелкнув мышкой, открыл балансы постоянных клиентов филиала…
… К концу дня приехал Серега. Они уединились в кабинете у Анны, где Леонидов кисло сказал:
– Больше всего на свете мне не хотелось бы сейчас услышать, что убитая девушка была продавщицей в павильоне цветов. В фирме, принадлежащей некоему Николаю Лейкину. Но ты ведь именно это мне сейчас и скажешь. Так?
– Так, – открыл рот от удивления Серега. – Откуда знаешь?
– Хочешь верь, хочешь нет: интуиция.
– Ну что цветы продавала, это можно предположить. Раз Лилия. А насчет Лейкина?
– Про дедуктивный метод слышал? – таинственно понизив голос, сказал Алексей.
– Ну.
– Есть новейшие разработки в этой области. Фамилия цветочного магната складывается из первой буквы имени убитой, притяжательного местоимения «ей» и трех первых букв слова «кинули».
– А имя?
– Имя… Серега, это еще сложнее! Ты сначала с фамилией разберись. Суть метода уловил?
Минуты три Барышев напряженно раздумывал, потом обиделся:
– Кончай прикалываться. Если бы ты не был мне другом, я бы тебе…
И он сжал огромный кулак. Леонидов вовремя вспомнил, что Серега имеет разряд по многим видам спорта. В частности, по боксу. Злить его не стоит.
– Ну, пошутил, – тут же сделал он обратный маневр. – Без обид. Дело обстояло так: прогуливаясь в воскресенье с ребенком от первого подъезда ко второму, я встретил своего бывшего одноклассника Николая Лейкина, приехавшего навестить больную продавщицу. Мы минут десять постояли, поговорили, потом он дал мне свою визитку и ушел. Взять продавцом в цветочный павильон девушку по имени Лилия очень в его стиле. В школе Лейкин был розовым романтиком. Да и сейчас… – Алексей кашлянул: – В общем, своеобразный парень.
– В чем это выражается?
– Руки с маникюром, голова лысая, шея с цепью.
– Бандит? – напрягся Барышев.
– Я сказал: руки с маникюром.
– А-а-а… Голубой!
– Фантазии у тебя, Серега, ни грамма! Мысли шире. Флорист.
– А это не одно и то же? – подозрительно спросил Барышев.
– Представь себе, нет! Хотя… Я ж не проверял.
– А хочешь? – прищурился Серега.
– Иди ты! Я женат! У меня двое детей!
– Что ж. Аргумент. Значит, ты этого Лейкина хорошо знаешь?
– Знал. Когда мы школу-то закончили?
– И телефончик свой он тебе, конечно, оставил?
– Ну, оставил.
– Это хорошо, – обрадовался Серега. – Потому что Лейкин – единственная зацепка. У него с покойной был роман.
– А туфля? Разве не зацепка?
– Что?
– Чей туфля?
– Понятия не имею!
– Так никому и не подошла? Ты, надеюсь, примерял?
– Леонидов, ты что, Золушку мне предлагаешь искать? С тридцать девятым размером ноги?
– Какой размер обуви у ее мамы?
– Я тут прихватил на всякий случай. Вдруг да поможет? Взгляни.
И Барышев достал из кармана пачку фотографий:
– Она такого же роста, как и ее дочь, сто пятьдесят пять – сто шестьдесят сантиметров. И ножка маленькая.
Снимки оказались семейные. Групповые. Алексей принялся их разглядывать. Настоящее карликовое семейство: маленькая мама, маленький папа, маленькие дети, даже члены семьи мужского пола были не намного выше Лилии. А ее саму Алексей узнал с трудом. Девушка на фотографии была юной, свежей и милой, хотя и некрасивой.
– Сколько ей лет?
– Двадцать три.
– Двадцать три?! А вчера показалась мне такой старой! Я подумал: лет сорок.
– Смерть, знаешь, никого не красит. Тем более такая. Она, между прочим, всю жизнь прожила в твоем доме. С родителями и братом. Ты должен был часто ее видеть, – тихо сказал Барышев.
– Ну не помню я ее! Не помню! Некрасивая девица, маленького роста, наверняка тихоня. Глазки в пол, вежливое «здравствуйте». Может, Сашка ее и знала. Но я-то в этом доме не так уж давно живу!
– Не ори. Кстати, а почему ты вчера был не на машине?
– Ха! Так она теперь ночью на охраняемой стоянке! Потому что магнитолу у меня, по-русски говоря, с…ли.