По словам Харуна, Фрейя – какая-то певица, известная и любимая. Он почти ничего не слышит, потому что сосредоточен на человеке на экране. Как она может быть тем же человеком, с которым он провел этот день? И почему песня кажется знакомой? Где он мог ее слышать?
Фрейя на экране, как будто ощутив его неверие, перестает играть на пианино и поворачивается к камере. Отбивая ритм по скамейке и напевая без аккомпанемента, она снова становится той Фрейей, которую знает Натаниэль. Этот теплый хриплый голос напоминает тот, каким она шептала на ухо Натаниэлю. И она поет:
Если ты не видишь,
Повернись ко мне.
Я все увижу, слышишь,
И помогу тебе.
Все вокруг него затихает, и Натаниэль на секунду возвращается в лес, становится слепым, а когда вновь оказывает в кафе, он уверен, что эта песня была написана для него. Но это явно не так. Он тогда не знал Фрейю, да и зачем ей – или кому-то еще – посвящать ему песню? Но на одну мимолетную секунду он уверен в этом, как никогда в жизни.
Девчонки, получив автографы и фотографии, начинают расходиться, но, быстро пошептавшись, возвращаются.
– Ладно, ты можешь отказаться, – начинает Джиа, – но мы обычно приходим сюда с нашей подругой Сашей. Каждый день. Это наше место. И сегодня она должна была пойти с нами. Но заболела.
– А у нее сегодня день рождения, – добавляет Вайолет.
– Ужасно болеть в свой день рождения, – говорит Фрейя.
– Это точно. Она умрет, когда узнает, что пропустила.
Фрейя сочувственно кивает.
– А ты можешь записать для нее сообщение?
– Пожалуйста! – просит Маккензи.
– Конечно.
Джиа наводит телефон на Фрейю.
– Привет, Саша. Надеюсь, тебе уже лучше, с днем рождения.
Девочки переглядываются.
– А ты можешь спеть для нее? – спрашивает Джиа.
У Натаниэля щемит сердце еще до того, как он поднимает голову и видит, что Фрейя, такая добродушная и щедрая, внезапно опечаливается.
– Не думаю, – отвечает она.
– Ничего особенного. Просто «С днем рождения».
Фрейя мешкает, отразившаяся на лице неловкость сменяется отчаянием – Натаниэль хорошо знаком с такой переменой, он мог бы определить ее с завязанными глазами.
– Мы не станем выкладывать ее в соцсетях, – обещает Вайолет.
– Эм, не могу, правда, – отвечает Фрейя. Натаниэль снова слышит песню. Она уже знакома ему, он словно всегда ее знал.
– Ну, это было грубо, – говорит Харун после ухода девчонок. – Ты была с ними так мила, а они все не унимались.
Он говорит как Джеймс, который иногда следил за реакцией людей на Фрейю, словно был ее личным защитником. Коим, по его мнению, он и являлся. После того как отец его выгнал, он услышал ее песню «I Will Survive» и решил, она поет для него. Он оставил комментарий, чего ни до, ни после не делал: «Не уверен, что я переживу». И Фрейя ответила: «Переживешь. Можешь в это не верить, но я верю». И с того момента Джеймс приободрился.
– Еще просили спеть. Как думаешь, Саша вообще существует? – продолжает Харун. – В смысле, ты же не какая-то обезьянка, верно? – добавляет он, хотя сорок минут назад представлял, как Джеймс окажется в кафе, Фрейя споет ему одну из своих песен и он будет прощен. – Это, должно быть, так утомительно. Наверняка ты иногда хочешь, чтобы тебя оставили в покое.
Она не хочет этого. Она этого боится.
«Цифры упадут. Фанаты забудут».
А что потом? Кто останется?
Фрейя поникает и начинает плакать.
Натаниэль стирает с ее щеки слезу.
Я все увижу, слышишь,
И помогу тебе.
И в этот момент Натаниэль все понимает.
– Ты не можешь петь, – говорит он.
Фрейе наказано никому не рассказывать о своих текущих проблемах. Хейден предупредил, что это изменит все, над чем они так усердно трудились, чтобы создать Фрейю. Фрейя упорна. Фрейя непреклонна. Фрейя – судьба. «Никому не рассказывай. Ни фанатам, ни друзьям», – предупредил Хейден.
Каким друзьям? Ее фанаты – вот ее друзья.
Она бросает взгляд на Натаниэля и Харуна, которые смотрят на нее со смесью ужаса и нежности. Смотрят не как незнакомцы, а как друзья.
– Я не могу петь, – подтверждает она.
– Что значит, ты не можешь петь? – Харун в смятении. Если Фрейя не может петь, все развалится на части. Если она не может петь, как он вернет Джеймса?
– То и значит, – отвечает она. – Когда я пытаюсь, когда даже думаю о том, чтобы попытаться, мой голос становится сдавленным.
– Возможно, ты устала от работы в студии и записи альбома.
– Я не была в студии три недели, – признается она.
– Но фотографии…
Всего неделю назад они с Джеймсом видели ее фотографию с подписью, как все гладко идет.
– Их сделали раньше, – объясняет она. – И запостили, чтобы создать видимость благополучия. Пока я не верну голос.
– Но ты же его вернешь? И закончишь?
Она качает головой.
– Может, и нет.
Харун представляет, как Джеймс узнает о Фрейе и ее незаписанном альбоме, и пусть он познакомился с ней совсем недавно и не имеет к этому ровно никакого отношения, ему кажется, будто тут есть его вина.
Слезы жгут его глаза. Будучи маленьким, он так часто плакал, что старшие братья дразнили его, а Амми ругала. «Почему ты постоянно ноешь? Даже твоя сестра столько не плачет». Просто слезы несли его секрет точно так же, как кровь – ДНК. Он научился не плакать. Он не плакал даже с Джеймсом. Даже когда Джеймс плакал, а он думал, что это его убьет.
– Эй, – произносит Фрейя, вытирая слезы. Она накрывает его руку своей, а Натаниэль завершает пирамиду, и Харун наслаждается этой тяжестью, как одеялом в холодную ночь. – Это не твоя проблема. Не стоит волноваться.
Но она ошибается. Может, это не его решение, но его проблема.
– Но Джеймс тебя любит. Он твой самый преданный фанат.
Фрейя грустно улыбается. Натаниэль дожевывает остатки второго сэндвича.
– Кто такой Джеймс? – спрашивает он.
– Он мой… – начинает Харун.
Он должен сказать, что Джеймс – его бывший парень. Потому что с прошлой недели («Убирайся из моей жизни») так оно и есть. Но Харун никому не признавался, что Джеймс его парень. Никому не признавался, что уже полтора года влюблен в этого парня. Даже когда общался с кузеном, не произнес это слово – «парень». Ни разу не назвал имени Джеймса. И кажется несправедливым называть его бывшим парнем, когда он так и не побывал просто парнем.
– Мой парень, – продолжает Харун. – И он без ума от тебя. Только не подумай ничего плохого.
– Правда? – удивляется Фрейя.
– Правда.
Пробка выскочила, и выливается все, что он никому не мог рассказать о Джеймсе. Что Джеймс видит во всех в первую очередь хорошее, ненавидит холод, клянется, что может приготовить какую-нибудь вкуснятину всего из пяти ингредиентов (Харун ни разу не видел, как он готовит, но пробовал тушеное мясо и пасту, которые ему приносил Джеймс в контейнерах). Что когда Джеймс был маленьким, то у них на душевой занавеске была изображена карта мира, и он тратил всю горячую воду, запоминая страны, даже те, которые уже не существовали (например, Югославия), и пусть он никогда не выезжал за пределы трех штатов, его тяга к путешествиям была невыносимой. Что в холодные дни они с Джеймсом притворялись, как отправляются в далекие местечки.
И он рассказывает Фрейе, как Джеймс ей предан, умеряя его одержимость, как это в свое время делал сам Джеймс. «Ты должен кое-что знать обо мне», – сказал он Харуну, и тот подготовился к неприятным известиям («у меня есть парень», «я – инопланетянин»), но Джеймс признался, что одержим одной певицей. Рассказал, как услышал кавер Сестер Кей на песню «I Will Survive» в тот самый день, когда отец его выгнал, и почувствовал, что Фрейя обращается к нему. И написал ей. И она ответила.
Комментариев было несколько тысяч. Но Фрейя помнит один из них. Помнит, как написала тому парню. Помнит, как, прочитав его комментарий, вспомнила тот вечер, когда поняла, что папа не вернется, и подумала, что не переживет. Она пережила, и он переживет.
Фрейя смотрит на Харуна, на Натаниэля. В отличие от ее мамы и Хейдена, она не верит в судьбу. Но в этот момент сложно не поверить, что этим троим было суждено встретиться.
Порядок утратыЧасть 7Фрейя
Хейден не перезванивал нам полгода.
Мама старалась не растерять позитив. Потому что теперь читала все про него и знала, что он находился в студии с Меланж, потом в турне с Лулией.
– Он полностью погружается в работу с артистом, – объявила мама. – Когда настанет ваша очередь, вы будете этому рады.
– Вряд ли это случится, – с обычной уверенностью ответила Сабрина. Я кивнула и сделала вид, что согласилась. Но несмотря на то, что сестра часто оказывалась права, у меня осталось чувство незавершенности. В голове постоянно крутился его вопрос. «Вы достаточно голодны?» – спросил он меня. Я так и не ответила. Но в какой-то момент придется ответить, не знаю, Хейдену или кому-то другому.
Мы вернулись к своим обычным делам: еженедельные видео с новыми песнями, ежедневные фотографии. Мама планировала все на несколько недель вперед. Цифры продолжали расти. Если мамин оптимизм и пошатнулся, то она это никак не показала.
«Он позвонит», – уверяла она.
Когда из его офиса наконец позвонили и назначили вторую встречу на следующий день, мама возликовала, как будто Хейден хотел отказаться от нас, а она мысленно вернула Сестер Кей в колею.
– В этот раз он запросил больше информации, – сказала она, просматривая сделанные заметки. – Он хочет аналитический разбор соцсетей. Учет всех предложений, лицензий. О, и он хочет услышать от вас что-то новое. Оригинальную песню, еще не выложенную.