Мама слушала все это со страстью, но у Фрейи на душе скребли кошки. Казалось, слишком много костяшек домино должно упасть правильно. А если что-то пойдет не так?
Хейдена как будто удивил ее скептицизм. Он принялся читать одну из своих лекций. «Думаешь, людям нравится искусство и музыка, исходя из личного вкуса? – спросил он, насмехаясь над мыслью об индивидуализме. – Все дело в формировании правильного образа. И преподнесении его миру. Это сексуально. Это смело. Это следующее, о чем ты захочешь узнать в первую очередь. Сделаешь это правильно и можешь больше ни на что не заморачиваться. Твой продукт даже может не быть первоклассным, если преподнесешь его правильно. – Он покачал головой и улыбнулся, как будто все так просто. – Люди – мотыльки, их притягивает свет. Наша работа – сделать тебя самым ярким светом».
– Может, это его и разозлило, – говорит Фрейя Натаниэлю и Харуну. – Не столько мои проблемы с голосом, сколько то, что я нарушила его марш к неотвратимости. – На долю секунды эта мысль вызывает у нее сочувствие к Хейдену. Он создавал звезд так же естественно, как и дышал, но пришла Фрейя и все испортила. – В его глазах это было предательством.
– Если кого здесь и предали, так это тебя, – отвечает Харун.
Фрейя прекрасно знает, что это неправда, но признательна за его слова.
– Он не должен тебя увольнять, – продолжает Харун твердым голосом. – Тебе нужно больше времени. Он должен дать тебе больше времени. Надо проявлять терпимость к другим людям. Понимать, что некоторые вещи происходят не по расписанию, что некоторые вещи не терпят спешки. Что когда на кого-то давишь, случаются ошибки.
Харун говорит с такой страстью, как будто это глубоко коснулось его. Как будто он оскорблен поведением Хейдена. Фрейя тронута, но это ничего не меняет.
Хейден размахивает своей властью как кувалдой. Он может делать что хочет; если жаждешь находиться в его вселенной – а этого жаждут все, – то соглашаешься на все. В те редкие случаи, когда мама Фрейи осмеливается сказать про Хейдена что-то плохое, то делает это шепотом, пусть даже они находятся вдвоем у себя дома.
– Ты должна доказать свою правоту, – призывает Харун. – Скажи ему, чтобы дал тебе больше времени. Серьезно.
Она смотрит на Натаниэля, который все это время отмалчивался.
– Что думаешь?
– Что случится, если он тебя уволит? – спрашивает Натаниэль.
«Цифры упадут. Фанаты забудут».
– Я все потеряю, – отвечает Фрейя.
Натаниэль знает, каково это – все потерять. Это значит, ты потеряешь себя. Хуже и быть не может.
Он сделает что угодно, только бы это не случилось с другим человеком.
– Чем я могу помочь? – спрашивает он.
– Чем мы можем помочь? – исправляет его Харун. Он не знает, что значит все потерять, но подозревает, что находится в опасной близости к этому.
Их энтузиазм – их праведный гнев – заразителен. Фрейе хочется сделать то, чего она никогда не делала: заступиться за себя.
Только это значит столкнуться с Хейденом лицом к лицу наедине. А когда она наедине с ним, случается что-то плохое.
Но, может, ей вовсе не обязательно быть одной.
– Ребята, вы пойдете со мной? – тихо спрашивает она. – Чтобы разобраться с ним?
Она только что с ними познакомилась. Они не знают, что она намерена сделать. Она и сама этого не знает. Просто летит вслепую. Они должны это увидеть.
Но ребята не колеблются.
– Да, – отвечают они.
Когда они приезжают в офис Хейдена в Сохо, Фрейе становится дурно.
– Кажется, меня сейчас стошнит, – сообщает она.
– Мои кеды к твоим услугам, – предлагает Натаниэль.
Это смешно, но она не смеется, потому что ее действительно может вырвать, и лучше не испытывать судьбу.
Они поднимаются на лифте до офиса Хейдена. Колени Фрейи начинают подкашиваться, когда она понимает, что сейчас столкнется с ним, не зная, что сказать. Во время подготовки к вопросам СМИ ее научили перед каждым интервью запасаться тремя тезисами, и неважно, что спрашивает интервьюер, она должна отвечать тезисами. Отклонившись от них, можно нарваться на неприятность, сказать то, чего не взять обратно.
Но вот она здесь, поднимается в лифте к Хейдену и даже не придумала, что скажет. Как это непрофессионально; на Хейдена Бута нельзя идти без разработанной стратегии, уж это Фрейя должна знать.
Она сейчас упадет в обморок.
Двери лифта открываются. Тело Фрейи тут же вспоминает, как оказалось здесь впервые с Сабриной: двери открылись, и они потянулись друг к другу. Она все еще ощущает руку Сабрины в своей – уверена, если посмотрит вниз, там окажутся ногти сестры в форме полумесяца.
Она опускает взгляд. Их нет.
Глупая была затея. Она ничего не может сделать и сказать, чтобы все изменить. Но тут Натаниэль кладет ладонь на ее поясницу, а Харун взмахом руки предлагает идти первой, придерживая двери лифта, и ее торопят в приемную. И не успевает она передумать, как за ее спиной закрываются двери лифта.
В приемной полно огромных фотографий Хейдена, который кривовато улыбается, позируя перед камерой со всеми, кто играет важную роль в мире поп-музыки. Харун ахает. Да, в этом-то и весь смысл.
Очередная ассистентка Хейдена – ужасно красивая, с гарнитурой как у киборга – отрывает взгляд от стола.
– Фрейя, – равнодушно произносит она, – мы ждали тебя раньше.
– Я была занята, – отмахивается та, включая режим певицы, которая крепкий орешек, так же безжалостна, как открывший ее человек (спросите Сабрину). Певицы, которую не напугать ассистенткой. – Хейден здесь?
– Он занят, – отвечает ассистентка.
– Он здесь?
– Нет.
– Ушел насовсем?
Сейчас шестой час, но Хейден часто засиживается допоздна.
– Нет, но его не будет какое-то время.
Ну а как же.
– Мы подождем, – заявляет Харун.
Фрейя хочет сказать, что они могут проторчать здесь несколько часов. Хейдену нравится заставлять людей ждать точно так же, как он сам ненавидит ждать.
Но Харун уже устраивается на кожаном диване. Натаниэль садится рядом с ним. Ей они оставили место между собой. Фрейя садится и смотрит на дверь офиса Хейдена. Стальная серая с яркой блестящей ручкой. Он может быть там. Может таким образом наказывать ее, издеваться над ней или просто быть Хейденом. В первый раз он заставил их прождать два часа. Ассистентки ничего не объяснили, не извинились и даже не предложили воды.
– Хотите воды? – спрашивает ассистентка, и Фрейе тут же становится лучше – теперь (до сих пор) она хотя бы человек, которому предлагают воду.
Только дурацкая девица спрашивает не ее. Она спрашивает Натаниэля.
– Конечно, – отвечает тот.
– С газом или без?
Ассистентка заискивает, словно Натаниэль – знаменитость, и Фрейя понимает: это потому, что он достаточно красив, чтобы сойти за знаменитость, а такого рода внешность в Нью-Йорке сродни сбывающемуся пророчеству.
– Что? – переспрашивает Натаниэль.
– С пузырьками или без? – уточняет ассистентка.
– Эм, с пузырьками, наверное.
– Минуточку, – отвечает ассистентка, даже не поинтересовавшись, хотят ли Фрейя и Харун воды, и уж тем более с газом или без.
Ревность накрывает ее мощно, внезапно и неожиданно. Фрейя ревнует не из-за того, что Натаниэлю предложили воду. Она ревнует потому, что эта сучка с ним флиртует. А он принадлежит ей. Она – его контактное лицо. И тогда-то Фрейя понимает, что теперь не просто чувствует себя ответственной за Натаниэля. Он ей нравится. Трепет в животе нельзя полностью списать на ожидание встречи с Хейденом.
Прошло уже столько времени с тех пор, как ей нравился парень или она позволяла себе чувства. Еще со времен Тая. Их свели давным-давно, эти две восходящие звезды вырабатывали столько энергии, что могли производить тепло. Они играли в пару, навели немного шума, попали в несколько таблоидов – таков был план, но парень действительно ей нравился.
Они переспали в номере отеля стоимостью в две тысячи долларов за ночь, который получили в обмен на пост о новом баре на крыше. Следующим утром она проснулась и увидела, что он общается по ФейсТайму со своим парнем. Тот помахал Фрейе. «Не волнуйся, – сказал Тай. – Мы бисексуалы, и у нас свободные отношения». Когда Фрейя расстроилась, он пришел в замешательство. «Но мы же повеселились, верно? И этот номер просто потрясающий. Может, перед уходом сделаем селфи на балконе?» Она согласилась. Эту фотографию все еще репостили, фанаты считали Фрейю и Тая парой.
Ассистентка возвращается с бутылкой «Сан-Пеллегрино» и одним стаканом.
Один стакан. Серьезно? Фрейя прокашливается.
– Ой, извините. Вы тоже хотели воды? – спрашивает ассистентка. Фрейя с удовольствием взяла бы эту контурную бутылку и засунула ее в…
– Да, – отвечает Харун. – Без пузырьков.
– И мне, – добавляет Фрейя.
– Хорошо. Сейчас вернусь. – Она сверкает улыбкой Натаниэлю. – Свистите, если вам что-то понадобится.
Кажется, такое внимание смущает Натаниэля, он даже не понимает, что с ним флиртуют. В этом городе полно людей, которые переоценивают свой талант, внешность и харизму. Такой человек, как Натаниэль, – фиолетовый единорог.
– Спасибо, – отвечает он ассистентке.
Фрейя смотрит на дверь офиса, закрытую, как и в тот день.
Предательства редко становятся достоянием общественности. Она была там внутри столько раз, что может мысленно нарисовать обстановку: мраморный, тяжелый, дорогой и холодный стол. На стене пластинки в рамках. Фотографии, на которых Хейден изображен с настоящими сливками поп-музыки: Лулией и Руфус Кью, его протеже, и другими известными артистами и продюсерами, он с Канье и Ким, он с Джей, Боно и Боуи и другими, которых он считал своими друзьями или, если точнее, которых мог выставить своими друзьями. Граффити. Компьютер, обклеенный стикерами, потому что – Фрейя всегда находила это забавным, – когда дело касается работы с соцсетями,