– Я же сказала, что не знаю, чего вы хотите. Больше мощности? Больше гроулинга? Больше громкости? Скажите мне.
Я заметила, что вернулся Ник, один из звукорежиссеров. Он включил внутреннюю связь.
– Хейден, у нас есть несколько неплохих дублей. Может, ей перезаписать кое-какие строчки, а мы потом все смиксуем.
– Когда я захочу узнать твое мнение, то спрошу, – огрызнулся Хейден. Затем повернулся ко мне. – Фрейя, эту песню нельзя записывать по частям. Она получит успех лишь в том случае, если мы услышим, как ты вкладываешь в нее свою душу, как разбивается твое сердце. Поэтому покопайся поглубже, найди это и спой мне эту чертову песню так, как пела в моем офисе.
Хейден вернулся к пульту и подсел к нахмурившемуся Нику. Я надела наушники и запела. Я пела эту песню до потери пульса. До хрипоты в голосе, возвращаясь во времени год за годом, через все слои лоска, через все нарушенные обещания и пытаясь подобраться к той девочке, что родилась с песней. В поисках этой девочки я разодрала себе горло, разорвала сердце на куски. Нашла ли я ее? Существовала ли она вообще?
Когда я закончила последний, самый кровавый дубль, на улице уже стемнело. Хейден вышел из кабины, медленно хлопая в ладоши. Он гордо улыбался, можно сказать, по-отечески.
– Эта песня сделает тебя знаменитой, – сказал он.
Глава 8По-сабрински
Фрейя всегда знала, где найти Сабрину.
Когда ее сестра уехала в тот колледж на севере штата, Фрейя нашла его в интернете. Она часами сидела на сайте колледжа, представляла, как сестра живет в одном из общежитий, делает заметки в аудиториях, играет на пианино – если все еще играла – в музыкальных студиях.
Когда Сабрина окончила учебу, Фрейя знала, что она переехала в город, но на другой конец.
Она много раз прокладывала маршрут от своего дома в Уильямсберге до квартиры Сабрины в Гарлеме. Поездом «Л» до поезда «А», а дальше до 145-й улицы. Час от двери до двери, согласно гугл-карте. И хоть она никогда там не была, но знает, как добраться.
Фрейя стоит у здания, сердце стабильным битом колотится в голове. Она ищет имя сестры на домофоне, и вот оно – Кебеде/Такашида.
«Она сказала «да»!»
Кто-то выходит из здания, поэтому Фрейя проскальзывает в вестибюль, не позвонив. Квартира на шестом этаже. Лифт поднимается с лязганьем – ба-бум, ба-бум, – вторя ее гулкому сердцу. Она стучится, рука дрожит.
Дверь открывает мужчина, высокий, худой, с тонкими чертами лица и похожий на профессора. Алекс Такашида во плоти.
– Чем помочь? – спрашивает он.
Фрейя вдруг лишается дара речи, не может не только петь, но и говорить. Зачем она пришла? Думала, украв у Хейдена песню, которую всегда ненавидела Сабрина, что-то изменится? Думала, объятия с сестрой Харуна вернут ей родную кровь?
– Я ищу маму, – наконец удается выдавить Фрейе.
Алекс с прищуром смотрит на нее через очки. И Фрейя понимает: он, возможно, ее даже не знает. На первой встрече с медиатренером, когда ее обучали отвечать на вопросы о различных сферах жизни, она спросила: «Что мне говорить про сестру?», тот ответил: «Про какую сестру?»
А этот мужчина, за которого выходит замуж ее сестра, вообще знает о существовании Фрейи? Или Сабрина вычеркнула ее из своей жизни?
Разве Фрейя не поступила точно так же?
– Конечно, – отвечает Алекс. – Входи.
Фрейя ступает в просторную квартиру, паркетные полы, витражные окна, вид на кроны деревьев. В углу стоит пианино, на столе ноты и карандаш. В отличие от квартиры, в которой она жила последний год, уже меблированной, с полотенцами в бельевом шкафу, тарелками в кухонных шкафчиках, пианино, которое так и не повидало ни одной свежей композиции от Фрейи, эта квартира выглядела действительно обжитой.
– Сейчас позову Сабрину, – говорит Алекс.
При иных обстоятельствах Фрейя могла бы не узнать сестру. Ее лицо сузилось, всегда длинные волосы обрезаны до пикси. Такая стрижка заостряет черты ее лица. Выделяет глаза. Она выглядит больше похожей на папу.
– Ты пришла к маме? – спрашивает Сабрина после недолгой паузы. Затем качает головой. – Как удачно. Она тебя ищет.
– Зачем?
Алекс и Сабрина переглядываются, общаясь без слов. Фрейя ощущает боль, то древнее желание, чтобы кто-то и ее так понимал.
– Она волновалась, – отвечает Алекс.
– Но почему?
Сабрина хмурится.
– Ты не отвечала на звонки и сообщения, и она отследила твой телефон. Он показал, что ты в Центральном парке, не двигаешься, а потом прошла оплата из неотложки. Вот она и подумала, что ты пострадала. Или навредила себе. Она пошла в полицию.
Что? Бред какой-то. Мама не звонила ей весь день. Никто не звонил.
Фрейя впервые после кафе достает телефон. Обычно, если она не трогает его какие-то минуты, экран взрывается сообщениями и оповещениями, но сейчас он пуст. Она нажимает кнопку – ничего.
Просит Сабрину набрать ее. Сабрина звонит, но телефон Фрейи не реагирует. И тогда она все понимает.
– Я уронила телефон в парке, – говорит она сестре. – Вот почему GPS думает, что он там.
– Ты, наверное, выбила антенну, – предполагает Алекс. – Я могу посмотреть.
– О, спасибо.
Фрейя отдает телефон Алексу, и тот спешит прочь, словно сбегает от драмы. Как его можно винить.
– Позвони маме, – велит Сабрина, передавая свой телефон. – Она с ума сходит.
Фрейя качает головой. Если позвонит маме, та переключит на менеджера, и это будет конец.
– Можешь написать ей, что я жива?
Сабрина стучит пальцами по телефону. Ответ приходит почти сразу же.
– Она хочет, чтобы ты ей позвонила, – сообщает Сабрина, читая прибывающие сообщения. – Сейчас же. Говорит, это срочно. Говорит, звонил Хейден и…
– Хватит! – Голос Фрейи громкий и твердый, и Сабрина в кои-то веки слушается. – Я приехала не за мамой.
– Понятно. – Сабрина убирает телефон и подходит к обеденному столу, на котором стоит открытая бутылка вина. Наливает себе бокал. – Тогда зачем ты здесь?
У Фрейи нет ответа. Она лишь знает, что после всего произошедшего сегодня, после чудо-доктора, Хейдена, Харуна и Натаниэля, должна быть здесь.
– Чтобы поздравить тебя, – выпаливает Фрейя. – С помолвкой. – Ее слова на удивление искренние. Она рада, что Сабрина счастлива.
Сестра поднимает руку, небольшое обручальное кольцо отбрасывает на стену призмы. Кажется, она больше восторгается своей удачей, чем кольцом.
– Спасибо, – тихо благодарит она. Затем опускает руки на колени. – Мама рассказала?
– Мама два года о тебе ничего не рассказывала, – отвечает Фрейя. – Я узнала из Фейсбука.
– Я ничего не выкладывала.
– Алекс выложил. «Она сказала «да»!»
– А-а. – Сабрина с милостивой улыбкой бросает взгляд на комнату, куда Алекс ушел ковыряться в телефоне. Потом смотрит на Фрейю. – По-прежнему следишь за постами в Фейсбуке?
– Только за твоими.
Сабрина от удивления выгибает бровь.
– Зачем?
– Зачем? Ты серьезно? Ты моя сестра. По крайней мере, я все еще считаю тебя сестрой.
– Не знаю. А это так? – неуверенно спрашивает Сабрина, будто и правда не знает.
Это приводит Фрейю в замешательство. Она привыкла к каменной Сабрине. Привыкла противостоять той Сабрине. Но не знает, что делать с этим чутким неуверенным человеком.
– Ты получала от него известия? – спрашивает Сабрина.
– От кого?
Сестра закатывает глаза – хотя бы это знакомо Фрейе.
– От папы.
Не от Соломона, а от папы.
– Уже давно нет, – отвечает Фрейя. – А ты?
– Нет. Но я – не ты.
– И что это значит?
– Это значит, что я больше не знаменита. Даже чуть-чуть.
– И я тоже.
– Но достаточно знаменита, чтобы привлечь его внимание.
В глазах сестры отражается боль, и Фрейя задается вопросом, кто же из них двоих все эти годы пытался привлечь папино внимание.
Фрейя пожимает плечами.
– Я не знаменита, а если даже чуть-чуть, то это ненадолго.
– В смысле? Разве не ожидается взрыв? – Сабрина разводит руки, повторяя жест Хейдена, сделанный несколько лет назад.
– Мама тебе не говорила?
– Чего?
– Неважно. – Она смотрит на Сабрину и глубоко вдыхает. Сейчас или некогда. – Почему ты в тот день в офисе Хейдена спела «Tschay Hailu»?
И когда лицо сестры бледнеет, Фрейя понимает, что не только она снова и снова прокручивала в голове тот день. Сабрина встает, чтобы наполнить бокал, и наливает заодно и Фрейе.
– Знаешь, что мне в тот день сказал Хейден? – спрашивает она, вручая вино Фрейе.
– Откуда?
– Я думала, он мог тебе рассказать. – Сабрина качает головой. – С другой стороны, зачем это ему?
– Что он сказал?
– Он сказал, что у меня красивый голос, может, даже красивее твоего, и что я написала хорошую песню, но он интересуется не мной, а тобой. Я спросила почему. Ведь он сам сказал, что я пою лучше тебя, и мы обе знаем, мои песни лучше. Он сказал как есть. Что я недостаточно интересна, недостаточно неординарна и недостаточно голодна. – На глазах Сабрины выступают слезы. – И я вроде как все это знала. Видела, как на тебя реагировали фанаты. Видела, как тебе это было нужно. Но так сильно разозлилась. Потому сказала Хейдену, что он все понял неправильно. Ты не была голодна. Ты отчаялась. Что наш папа скормил тебе историю о том, что ты родилась с песней, а потом исчез, оставив тебя лишь с фальшивым наследием и жалким белым платьем. Я сказала, что с каждой спетой песней с того первого видео и до «Маленького белого платья» ты пыталась его вернуть. Он не знал о самом первом видео, поэтому спросил о той песне. Я спела ее. А когда закончила, он посмотрел на меня и сказал: «Как думаешь, откуда идет голод? Он идет из отчаяния». Вот и все. Он поблагодарил меня. Сказал, что я была очень полезной. И я поняла, что наделала. Хейден был акулой, кружащей вокруг тебя. И я подлила крови в воду. Но я не успела исправить это или предупредить тебя, потому что он отпустил меня и пригласил тебя.