– Я должен открыть тебе секрет, – прошептал я.
И в тот прекрасный момент, до того как я снова заговорил, передо мной было лицо Джеймса, совершенное, выжидающее, такое жаркое, теплое и наполненное оптимизмом, что вернется весна, что солнце будет нас согревать, жаждущее принять мой секрет, как он принял меня.
Глава 9Разбитые сердца
Харун всегда знал, где найти Джеймса. Когда он прыгал с одного дивана на другой, от кузена к тете, Харун выведывал местоположение последней ночлежки и запоминал его наизусть. Он чувствовал себя лучше, если знал, где найти его на случай пропажи.
Он мог в любое время пойти в квартиру тети Джеймса. Мог придумать предлог уйти из дома, доехать на поезде до Манхэттена, затем на метро отправиться на север до самой последней остановки, конечной, как говорил Джеймс, пройти пять кварталов, постучать в дверь и без повода удивить Джеймса.
Но он так не делал.
До этого момента.
Его руки дрожат, когда он нажимает на звонок. Ему нужно многое сказать Джеймсу.
Что признался своей семье и что это было так же плохо, как он думал, но теперь он понимает – может, совсем немного, – что Джеймс имел в виду, когда сказал, что его признание папе стоило негативных последствий. Харун никогда не забудет тот ужас, который за него привнес Натаниэль. Но давящий на плечи стыд, невидимый и тяжелый безбилетный пассажир, путешествующий с ним с девяти лет, начал если не высаживаться, то хотя бы паковать свои вещи.
А это, как сказал бы Джеймс, не мелочи.
И он хочет рассказать ему про Фрейю. Про этот изумительный день. Возможно, он ему не поверит, но Харун включит песню, сохраненную на флешку, и этот голос не оставит сомнений.
Но больше всего ему хочется сказать Джеймсу, что он сожалеет. И что он его любит.
Его впускают в вестибюль, и он поднимается до квартиры 3C. Стучит.
Дверь открывает женщина средних лет в форме медсестры и с висящим на шее бейджиком пресвитерианской больницы.
– Чем помочь? – произносит она.
– Джеймс здесь? – спрашивает он.
Женщина – очевидно, тетя Джеймса Колетта, – смотрит прямо на Харуна. У нее глаза как у Джеймса – такие же каре-золотистые и теплые, но потом она, кажется, понимает, кто он такой, и подозрение обволакивает их, словно облаком, и стирает все тепло.
– Ты? – говорит Колетта. – Ты – это он?
Харун кивает.
Колетта идет к дивану, на котором спит Джеймс.
– Джей, – зовет она. – К тебе пришли.
Есть доля секунды, пока Джеймс просыпается – на его красивом лице отпечаталась подушка, под глазами мешки, – пока он еще парит между сном и явью. Харуну знакомо это состояние, ведь они засыпали вместе в парке, или в тихом углу «Старбакса», или даже в метро, когда Джеймс клевал носом. Ему всегда требовалась минутка, чтобы пробудиться ото сна, вспомнить, где находится. И в это промежуточное мгновение Харун видит, что Джеймс все еще его любит.
Он моргает, и все исчезает, Джеймс бодр и холоден.
– Что ты здесь делаешь?
– Я… я пришел к тебе.
– Я вас оставлю, – сообщает Колетта, сжимая плечо Джеймса.
– Я же сказал, что больше не хочу тебя видеть.
– Я не еду в Пакистан. Не женюсь на какой-то девушке. Я сегодня открылся семье. – Слова срываются с губ в запыхавшемся признании.
На лице Джеймса мелькает интерес, и он немного расслабляется. Кивает. Это всего лишь начало.
– Как прошло?
– Как и ожидалось.
Джеймс снова кивает, как будто все знает. И это так.
– И я люблю тебя, мне так жаль. – Харун начинает плакать. Делает осторожный шаг к Джеймсу и опускается на колени. – Мне очень, очень жаль.
Сначала Джеймс стоит прямо как доска, и Харуну кажется, что все кончено, но потом он чувствует, как Джеймс нерешительно касается его головы и говорит ему мягким голосом: «Все в порядке», и появляется надежда, что все, возможно, образуется.
Джеймс нежно поднимает Харуна на ноги и произносит слова, которые ему нужно было сегодня услышать:
– Я тоже тебя люблю.
Но сейчас они звучат по-другому, мрачно, и Харун понимает, что есть «но».
– Но я не могу быть с тобой.
– Почему? Я не женюсь на девушке. И я открылся семье. Чтобы быть с тобой.
– Нет. Ты открылся семье, чтобы быть самим собой. Жить в мире с собой.
– Я не хочу жить в мире с собой, – плачет Харун. – Я хочу жить с тобой. Быть с тобой. Полететь на Фиджи, в Бразилию, куда угодно.
– Тебе придется полететь туда без меня.
– Но ты только что сказал, что любишь меня.
– Люблю. Но ты почти ушел от меня. Назад дороги нет.
– Есть, – настаивает Харун, – я завоюю твое доверие.
Джеймс вздыхает.
– Я бы стерпел, если бы ты изменил мне с каким-нибудь сладеньким. Или даже с девушкой. Но ты планировал улететь. Не говоря ни слова. Я все думаю, если бы я ничего не сказал в парке, открылся бы мне Харун? Или бросил бы меня, как и моя мама?
И при упоминании его мамы Харун понимает, что дело не в поступке, а в обмане. В случившемся с Джеймсом. С его семьей. Может, Джеймс любит его и однажды простит, но никогда не примет обратно.
– Значит, все это было напрасно? – плачет Харун.
– Не напрасно, – тихо отвечает Джеймс. – Просто не для нас.
Джеймс отворачивается от него. Но нет! Харун не может его отпустить. Не сейчас.
– Подожди! – дергает он Джеймса.
Выражение его лица – открытая книга, на нем отражается столько муки, что Харуну хочется сдаться. Если сильнее давить на Джеймса, он причинит ему еще больше боли, больше вреда. Так поступил бы трус.
А Харун очень хочет быть храбрым.
Он отцепляет флешку от ключницы и кладет в руки Джеймса. «Она споет на нашей свадьбе», – однажды пообещал Джеймс.
– Это тебе, – шепчет Харун.
Джеймс с мгновение смотрит на флешку, но не спрашивает, что там. Просто сжимает ладонь, еще раз кивает и отходит в коридор. Харун слышит, как закрывается дверь. Тихий щелчок ставит точку.
В комнату возвращается Колетта, она с болезненным сочувствием смотрит на Харуна.
– У тебя все будет хорошо, – заверяет она.
– Откуда вы знаете? – спрашивает Харун.
– Когда сломанная кость заживает, она становится сильнее, – отвечает она. – То же касается и разбитых сердец.
Харун кивает. Молится, чтобы это было правдой. О его собственном сердце. Сердце Джеймса, Амми и Абу.
Колетта открывает дверь и жестом провожает Харуна на выход.
– Иди к своим людям, – советует она ему.
Спускаясь по лестнице и возвращаясь в лунную ночь, он задается вопросом: кто они, его люди? Джеймс? Уже нет. Его семья? Может, когда-нибудь, но не сейчас.
Харун слышит в небе самолет, поднимает голову и видит «Боинг-737», кружащий над аэропортом Ла-Гуардия, и на долю секунды он снова становиться тем мальчиком, каким однажды был, без секретов, только с любовью. Он моргает и видит Натаниэля, который этим утром прибывает на таком же самолете, весь в секретах, почти без любви.
Веревка вокруг его сердца раскачивается на ребрах.
Харун открывает телефон Натаниэля. Он позвонит его папе, поговорит с Натаниэлем, убедит его, что тот не сделал ничего плохого. Он поможет ему найти Фрейю, чтобы они продолжили влюбляться. Это наименьшее, что он может сделать.
Но вот что странно. В телефоне нет никаких контактов, кроме одного. Он проверяет журнал звонков. Десятки исходящих на один номер. Он набирает его и слышит, как папа Натаниэля просит поделиться хорошими новостями. Сбрасывает вызов и переключается во входящие, но и там всего один номер. Он набирает его и соединяется с автоответчиком офиса судмедэксперта округа Скаджит.
Он снова сбрасывает и открывает путеводитель. Оттуда выпадает листок бумаги. Харун поднимает его и читает.
Гора Фудзи
Виадук Принца Эдварда
Мост Золотые Ворота
Мост Джорджа Вашингтона
80 миль в час. Самый быстрый способ умереть.
Сначала он не понимает смысла записки папы Натаниэля, только ощущает страх ее таинства, которое уже живет в его костях, как собственный секрет в его сердце. Пронзившая его вспышка боли отличается от страха и неуверенности, с которыми он так долго жил. Она выбивает его из тела, а когда он возвращается, все затихает и замирает, и в этот момент все проясняется. Весьма размытый пункт назначения у 175-й улицы, неперезванивающий папа.
– As’alu Allah al ’azim rabbil ’arshil ’azim an yashifika.
Молитва автоматически срывается с губ. Он просит Бога помочь Натаниэлю. Помочь ему найти Натаниэля. Помочь ему найти Фрейю. Помочь им троим исцелить друг друга. Потому что Натаниэль и Фрейя – его люди. И они принадлежат друг другу.
Когда гудит его телефон, он, даже не взглянув, понимает, кто это, и знает, что Бог ответил на его молитву.
Он читает сообщение Фрейи. И отвечает ей, что знает, где Натаниэль.
А потом начинает бежать.
Порядок утратыЧасть 12Натаниэль
Той ночью, когда я обнаружил папу на полу кухни, я ощутил самое мощное дежавю.
Сначала я подумал, это потому, что он лежал недалеко от того места, где много лет назад упала бабушка Мэри.
Позже, когда приехали медики и даже не попытались его реанимировать или сделать промывание, потому что это было бессмысленно, когда я нашел под кроватью коробку с таблетками, я понял, что дежавю возникло из-за того, что я представлял себе это всю жизнь.
Представлял это, когда ушла мама, а я был слишком маленьким, чтобы осмыслить значение.
Представлял это, когда умерла бабушка Мэри.
Представлял это, когда мы похоронили птенцов и мертвую лягушку. Представлял это, когда он плакал в больнице после моей операции. Представлял это каждый раз, как входил в дом после уроков, видел папу на диване с включенным телевизором и выдыхал тот вдох, который задерживал еще утром перед уходом.
Я представлял это каждый раз, как он говорил мне: «Остались только мы, Нат. Братство двоих».