ольше времени? Я тоже должна идти навстречу. Может, это как-то загладит чувство вины, которое я испытываю после встречи с Мэтью. Хотя, конечно же, в сотый раз напоминаю я себе – я не сделала ничего плохого.
– Все в порядке? – спрашивает Стюарт, когда мы едем в его машине. Я сообщила ему о своей аварии, и он воспринял это с удивительной невозмутимостью, заметив, что «на дороге всякое бывает». На самом деле, Стюарт витает мыслями где-то далеко, так же как и я.
– Да, все хорошо, – отвечаю я. А правда в том, что я еле внятно связываю слова из-за вихря эмоций в голове. Хорошо, что и Стюарт, и я – не болтуны. Мы можем часами сидеть рядом в машине и не произносить ни слова. Это не проблема. Никто из нас не обижается. Но порой я задумываюсь – вдруг это оттого, что у нас мало общего, кроме семьи? Впрочем, разве этого недостаточно?
До тех пор пока не появились дети, я не осознавала, какой труд – воспитание. Как люди справляются с этим самостоятельно? Это довольно тяжело для нас двоих, и нам чрезвычайно повезло, что Бетти помогает.
Мой телефон коротко звякает. Очередная домашняя драма? Но это сообщение от кастинг-директора, которому требуются статистки на пятом месяце беременности. И не больше, потому что иначе они могут родить раньше срока, а потом заявить, что это из-за стресса на съемках. (Нам приходится быть чрезвычайно осторожными в вопросах здоровья и безопасности.) И не меньше, потому что иначе живота не видно.
У меня как раз есть просто идеальная кандидатура!
– Извини, – говорю я мужу. – Надо отправить несколько писем.
Стюарт к подобному привык. Бизнес есть бизнес, даже в воскресенье.
На экране высвечивается входящий вызов. Это Салли. Ее голос звучит странно.
– Мне только что звонила Дорис. Она пыталась дозвониться до тебя, но было занято. Кажется, она сломала плечо, когда вчера вечером приходила к тебе домой подписать контракт.
Перелом? Этого еще не хватало.
– Дорис упала в моем кабинете, – поясняю я, чувствуя, как во рту пересохло. – Она была на каблуках и зацепилась одним за ковер. Но сказала, что с ней все в порядке.
– Зацепилась за ковер? У тебя есть страховка гражданской ответственности?
– Нет, – отвечаю я, нервничая. – Я не думала, что мне это требуется.
– Возможно, и требуется, раз люди посещают твои помещения с деловыми целями. – Голос Салли звучит сухо. – После того как Дорис от тебя вышла, ей стало хуже, и она отправилась в больницу. Слава богу, операция не нужна. Но ей придется носить повязку, и к тому же она испытывает сильную боль, а значит, не сможет работать по крайней мере шесть недель.
Это ужасно. Но меня беспокоит и кое-что другое.
– Дорис обвиняет нас в случившемся?
– Нет. Будем надеяться, что ей это не придет в голову. А домашняя страховка у тебя есть, полагаю?
Обычно Салли не разговаривает так официально, но в данный момент имеет полное на это право. Я даже не подумала, приглашая Дорис в дом, что это нарушение производственной безопасности. Я отношусь к ней скорее как к подруге, чем как к клиентке.
– Да, конечно, есть!
– Это тебя прикроет, – произносит Салли чуть менее напряженным тоном. – Можешь посмотреть, что там написано мелким шрифтом?
– Разумеется.
– А пока нам надо найти замену Дорис для той рекламы, где она должна была сниматься.
Это все, что мне сейчас нужно. Очередная рабочая задача. Но я ужасно переживаю за плечо бедняжки Дорис. Надо же, как раз в день рождения! Я давно собиралась заменить ковер. Это просто опустилось ниже в моем списке первостепенных дел. Какое несчастье, что Бетти передвинула диван!
– Я нашла идеальную роль викария для Ронни! – продолжает Салли повеселевшим тоном. – Она совсем небольшая, но, может, из этого что-нибудь получится.
– Отлично! Расскажи мне подробнее…
Когда мы со Стюартом добираемся до бистро, я напоминаю себе, что нужно отключить телефон. Однако не могу расслабиться. Нас посадили за угловой столик рядом с кухонной дверью, которая постоянно открывается и закрывается. После того как мы делаем заказ – овощной суп-пюре для нас обоих на первое, а затем салат из тофу для меня и пирог со спаржей для него, – мы сидим тихо. Я жду, что муж спросит меня о вечеринке, но он молчит. Я испытываю одновременно облегчение и обиду. Было бы учтивее, если бы Стюарт проявил немного больше интереса к моей работе. Салли, которая стала наиболее близким к понятию «подруга» человеком, учитывая мою занятость, заметила однажды, что, вероятно, муж так ведет себя потому, что моя работа бесконечно далека от его собственной и он не хочет демонстрировать свое невежество.
«Но ведь он мог бы расспросить меня», – возразила я.
«По моему опыту, – добавила Салли, – мужчины этого не любят. Они считают, что так покажут свою слабость».
– Одного из моих клиентов – отставного викария – отобрали на эпизодическую роль в новом криминальном сериале, – сообщаю я Стюарту.
Прежде чем ответить, муж доедает суп.
– Вот как? Это неплохо.
Я могла бы рассказать ему о Дорис и ковре, но не хочу портить наш обед. К тому же я постоянно успокаиваю себя, что у нас должна иметься домашняя страховка, ведь так?
– А ты встретил кого-нибудь из знакомых на конференции? – интересуюсь я, пока мы ожидаем второе.
– Весьма немного. Основной докладчик выступил просто великолепно. Он рассказывал об этой новой технике для…
Дальше Стюарт переходит на «зубоврачебную» речь, от которой я по обыкновению невольно отключаюсь, пока не осознаю, что он закончил.
– Звучит фантастически, – киваю я.
По-моему, он доволен.
– Я тоже так подумал.
Воцаряется молчание.
– Вообще-то я выяснил кое-что еще более любопытное, – вдруг говорит он.
Мое сердце екает. Неужели ему известно о моей встрече с Мэтью? Но откуда?
– В определенных случаях я использовал другое обезболивающее, – продолжает Стюарт. – Некоторым пациентам оно помогало намного лучше. А теперь наткнулся на статью о нем в одном из моих стоматологических журналов. Похоже, оно действительно работает неплохо.
Я выдыхаю с облегчением:
– Звучит фантастически!
Он хмурится:
– Ты же только что это сказала!
– Да? А, ну да. Обе новости, я имею в виду.
Честно говоря, я уже начинаю жалеть, что не сижу сейчас за своим рабочим столом или с детьми.
Я смотрю на соседний столик, за которым, склонившись друг к другу, воркует пожилая пара. Их ноги переплетены под столом. У обоих обручальные кольца. Я чувствую укол зависти. Потом сомнение. Может, каждый из них в браке с другим человеком. Или они прячутся здесь от любопытных глаз. И единственный знакомый, случайно оказавшийся поблизости, может их раскрыть. Я вздрагиваю.
Они чокаются бокалами. Хихикают. Затем к ним подходит официантка, несущая торт с бенгальским огнем посередине. На торте надпись из глазури: «С десятилетней годовщиной свадьбы!»
Значит, они женаты! Кстати, десять лет – это не так уж и много, учитывая, что они далеко не первой молодости. Это их второй брак? Или они ждали, пока не отыщется «правильный» человек? Проявили ли они достаточную храбрость или эгоизм, чтобы бросить свою первую семью (если она у них все же была) и рискнуть сойтись с кем-то другим?
Если бы я только могла спросить. Однако их выбор – не обязательный пример для подражания, напоминаю я себе. Мы все должны принимать собственные решения. И я приняла свое. Разве нет? И в нем нет, не может быть места Мэтью Гордону, даже если он меня хочет. А он, конечно, не хочет, потому что женат. И его жена – инвалид.
К моему большому облегчению, приносят основные блюда. Это избавляет меня от раздумий. Муж утыкается в тарелку. Наверное, он чувствует то же самое. Мы пытаемся продолжать беседу, в основном о детях.
– Мелиссе скоро придут ответы из учебных заведений, – произносит Стюарт.
Я издаю мысленный стон. Это стоило нам пота, крови и слез – помочь ей заполнить анкеты абитуриента. Я чувствовала себя слегка виноватой, пока не осознала, что множество родителей делают то же самое. Но теперь Мелисса хочет идти в театральную школу, вместо того чтобы изучать драматургию в университете. Я с ней согласна, а вот Стюарт больше благоволит к последнему. Вскоре из сумки рядом со мной раздается звонок телефона. Я подпрыгиваю на месте.
– Я думал, мы договорились, что за обедом никаких телефонов, – замечает Стюарт с оттенком упрека.
– Я забыла, – лгу я. На самом деле, я не сумела заставить себя поставить его на беззвучный режим или отключить – на тот случай, если позвонит Мэтью. Мне было бы неловко разговаривать с ним в присутствии Стюарта – пусть мы всего лишь друзья. Но также я боюсь пропустить его звонок и потом гадать, что он хотел сказать. Неужели это он? У меня перехватывает дыхание.
– Прости. Кто бы это ни был – я перезвоню позднее.
На экране появляется уведомление, что кто-то оставил голосовое сообщение. Там нет имени контакта. Просто номер, который мне незнаком. Я еще не ввела данные Мэтью в телефон. Значит, это может быть и он.
– Лучше проверь – вдруг это дети, – советует Стюарт.
Надо было перестраховаться и сразу отключить эту дрянную штуковину. Отвернувшись, чтобы муж не слышал, я прослушиваю сообщение.
«У меня тут сложности, – звучит знакомый голос с ноткой отчаяния. – Можешь мне перезвонить?»
– Это отец, – поясняю я. – Но почему-то с другого номера.
Стюарт закатывает глаза. Я знаю, о чем он думает, но такая бесчувственная реакция меня раздражает. Мой отец настолько же традиционен, насколько Бетти эксцентрична. Или, по крайней мере, был таким раньше. После того как мама сбежала, он стойко переносил трудности холостяцкой жизни, сопротивляясь заигрываниям разведенных и вдовствующих дам, которые искали его внимания. Неудивительно! Отец – красивый мужчина. Но потом его одолела забывчивость. Однажды, добравшись до Уортинга, я обнаружила раскаленную духовку с обугленным домашним пирогом внутри.
«Давно с тобой такое?» – спросила я.