– Чего ты хочешь, Мэтью?
– Послушай, я не знаю, где ты, но возвращайся. Пожалуйста. Я все еще в отеле. Мы сможем поговорить.
– Прекрати. Я тебе уже все сказала. Я совершила ошибку. Я не оставлю своего мужа ради тебя. Если у вас с Сандрой нелады, это ваша проблема, но меня это никак не касается!
Я замолкаю, внезапно с ужасом осознав, что произнесла это достаточно громко, чтобы все услышали. Несколько голов поворачиваются в мою сторону. Мать, за которой я наблюдала ранее, встает, шепотом дает указания своим девочкам и выводит их из вагона, прикрывая руками, как наседка, пока бормочет что-то о «людях, которые шумят и говорят то, что не следует слышать невинным детям».
Я обрываю звонок. Затем запоздало переключаю телефон на беззвучный режим и от всего сердца жалею, что не могу вернуться в то утро до рождественской вечеринки «Ассоциации поддержки актеров и агентов», когда жизнь еще была нормальной.
Теперь я начинаю паниковать. Вдруг в вагоне едет кто-нибудь из моих соседей по улице? А если здесь окажется какой-нибудь статист, режиссер или другой агент, знающий меня по работе? Подобные совпадения случаются. Я пытаюсь вглядываться в лица, но все они – чужие.
Злая на себя за такую неосторожность, я провожу оставшееся время поездки, постоянно проверяя экран телефона на случай, если Мэтью снова пытался выйти на связь. Ничего. Слава богу. Наверное, до него наконец-то дошло. Вероятно, он понял, что его предложение – безумие, а не ответ на проблемы, с которыми мы оба сталкиваемся в наших браках.
Добравшись до вокзала Виктория, я направляюсь сразу в аптеку, чтобы купить влажные салфетки, а затем пытаюсь как-то привести себя в порядок в одной из кабинок в женском туалете. Я чувствую себя грязной. Оскверненной. Хочу стереть с кожи все до последнего пятнышки прошлой ночи. Затем я наношу легкий макияж и отправляюсь на те деловые встречи. Вторая длится гораздо дольше, чем я предполагала, но именно такая нелегкая работа и поддерживает нас на плаву. Очевидно, по бумагам мы со Стюартом выглядим обеспеченными, но бо́льшая часть наших средств вложена в дом. Все остальное мы откладываем на будущее девочек. В прошлый раз, когда я проверяла, у нас было около пятидесяти тысяч фунтов стерлингов. Я знаю, что это намного больше, чем есть у большинства людей, но с такими ценами на жилье и предстоящей платой за обучение в университете мы не можем позволить себе почивать на лаврах.
От Мэтью по-прежнему никаких вестей, и это для меня – большое облегчение. И от Стюарта тоже ничего. Я звоню его секретарше, она сообщает, что он весь день с пациентами, и спрашивает, не нужно ли что-нибудь передать. Прошу передать, что я звонила, но перезванивать мне не обязательно.
Он и не перезванивает.
Уже почти вечер, когда я выхожу из нашей местной станции метро. Это такая радость – вернуться домой. Пройти по дорожке, ведущей к нашему эдвардианскому трехэтажному особняку из красного кирпича в зеленом районе северного Лондона. Открыть дверь с красивой розово-зеленой витражной панелью в стиле модерн над ней; ощутить запах рыбного пирога Бетти, доносящийся из кухни, и оказаться в объятиях Мелиссы.
– Прости, мама, что меня оставляли после занятий, но это только за то, что я подсказывала в классе на прошлой неделе, хотя мне велели не делать этого. Кроме того, я же не виновата, что знаю ответ, а училке не нравлюсь. Так несправедливо!
«Добро пожаловать в реальный мир», – чуть не ляпаю я. Но сдерживаюсь.
– Это все неизбежная часть учебного процесса, – говорю я вместо этого, будто пытаюсь успокоить себя. – А где Дейзи? – добавляю я, чувствуя, что дочь собирается продолжить свои жалобы о несправедливости наказания. Я просто не могу выслушивать все это прямо сейчас.
– На французском, – отвечает Мелисса, ускользая из моих объятий теперь, когда я вроде как ее простила. – Бабушка поехала за ней.
Я часто думаю, что мне нужна специальная сводная таблица, как мамам других школьников, чтобы помнить наши многочисленные занятия. Я совершенно забыла о дополнительных уроках французского для Дейзи. Они весьма дорогие, но Дейзи отстала в школе, так что у нас не было особого выбора. Даму-репетитора нам рекомендовала другая мать. Эта учительница настолько востребована, что нам пришлось ждать восемнадцать месяцев, прежде чем получить место.
Словно по сигналу, я слышу, как открывается входная дверь.
– Ку-ку! Это мы!
Впархивает моя свекровь в фиолетовом берете, черных легинсах из лайкры и серебряных ботильонах. Она прижимается своей теплой щекой к моей.
– Звонил Стюарт и сообщил, что сегодня не задержится. – Затем она отступает, чтобы посмотреть на меня. – Ты выглядишь измученной, дорогая. А теперь скажи, что случилось с твоим отцом?
Все еще стоя в холле, я рассказываю ей о бензине и полиции.
– Бедняга, – вздыхает она. – Это ужасно, когда голова не на месте.
Я хочу сказать ей, что моя тоже не на месте. Я так измучена чувством вины и беспокойством, что весь день провела словно на автопилоте. Но понимаю, что об этом не может быть и речи. Мне необходимо принять ванну. Я все еще беспокоюсь, что от меня пахнет Мэтью. Того быстрого протирания в привокзальном туалете станции было явно недостаточно.
– Хочу поскорее освежиться после путешествия, – произношу я, освобождаясь из ее объятий. И тут настораживаюсь. – А где Дейзи?
– Снаружи. – У Бетти слегка хитроватый вид. – У нас кое-кто в гостях. Она показывает дорогу.
Моя кожа холодеет. Только не Мэтью. Он не мог просто так заявиться! А вдруг это Сандра? У меня сжимается сердце, когда я представляю, как она катится по садовой дорожке, заплаканная и разъяренная, взывая ко мне с коляски. Но как раз в тот момент, когда мое воображение отказывается представить что-либо еще более дикое, пушистый белый комочек влетает в парадную дверь в сопровождении моей младшей дочери.
– Разве она не чудесна? – Глаза Дейзи сияют. – Мадам Бланш спросила, можем ли мы присмотреть за ее новым щенком. И бабушка согласилась. Ее зовут Коко. Разве это не самое милое имя на свете?
Я стреляю взглядом «Как ты могла?» в свою свекровь. Дейзи уже целую вечность просит собаку, но мы со Стюартом сошлись во мнении, что не можем брать на себя такую ответственность. Учительница французского повела себя бесцеремонно.
– Это только до завтра, – поясняет Бетти. – Бедной женщине нужно было куда-то уехать – она казалась испуганной, совершенно измученной, – и ей не с кем было ее оставить. – Она понижает голос: – Дейзи немного расстроилась из-за урока. Все прошло не так уж хорошо. Эти неправильные глаголы кого хочешь доведут.
Я всем сердцем сочувствую своей младшей дочери. В отличие от прирожденной отличницы Мелиссы, Дейзи никогда не блистала успехами в учебе. И хотя она определенно склонна к рисованию, базовые знания иметь тоже необходимо.
– Хорошо, – киваю я. – Но, пожалуйста, не позволяйте щенку лезть на диван.
– Ага, – говорит Бетти, пока мы бежим за Коко, которая направилась прямо в гостиную. – Похоже, уже поздно.
Следы лап по всей моей прекрасной голубой обивке от «Коулфакс и Фаулер». Грязь на чистом холсте. Точь-в-точь как мое прегрешение.
– У тебя на руке большой синяк, дорогая, – замечает свекровь. – Откуда он у тебя?
Я почти забыла, как отчаянно Мэтью пытался удержать меня. Сейчас уже не больно, но Бетти права. Там большая красно-синяя отметина.
– Ударилась, когда выходила из такси, – быстро отвечаю я.
– Бедняжка. Там в ванной есть новый тюбик крема с арникой в шкафчике. Обязательно намажь.
– Бабушка! – зовет Дейзи из кухни. – Иди поиграй с Коко! Правда, она прелесть?
Эта собака повсюду! Мне нужен отдых, иначе моя голова взорвется. Поэтому я предоставляю их самим себе и поднимаюсь наверх, чтобы принять ванну. Я добавляю туда щедрую порцию дорогого масла с лавандой и лимонной вербеной (бесплатно со съемочной площадки) и погружаюсь. А потом – блаженство! – ложусь на спину и закрываю глаза на несколько роскошных мгновений, вытянув ноги. Мой телефон рядом, на случай очередных проблем по работе или чего похуже…
Я погружаю голову в воду, словно пытаюсь смыть из памяти прошлую ночь. Мне становится немного лучше. Но когда выныриваю, раздается звук входящего сообщения. Я поспешно тянусь за полотенцем, чтобы вытереть руки, и смахиваю уведомление в сторону. На экране вспыхивает фотография.
Я замираю. Там я. Лежащая в объятиях Мэтью.
«Сделал это селфи, когда ты
спала прошлой ночью.
Мы красивая пара, тебе не кажется?»
Что он творит? Внезапно я прихожу в такую ярость, что готова швырнуть телефон в стену. А если бы я была рядом с детьми, когда открыла эту фотографию? Или со Стюартом? Они могли бы увидеть… Об этом невыносимо думать.
«Удали это. Я серьезно, Мэтью.
Ради всего святого, я замужем.
И ты тоже женат. В какую игру ты играешь?»
Ответ приходит мгновенно:
«Попс!
Я ни во что не играю. Я предельно серьезен.
Когда два человека вроде нас снова встречаются
после стольких лет, мы не можем
просто отпустить друг друга…»
Я собираюсь напечатать ответ, но три точки в конце его фразы показывают, что он еще не закончил. Я права.
«Я признаю, что совершал ошибки, когда мы
были молоды, но еще есть время все исправить.
Ты хочешь меня. Я знаю. Ты просто боишься,
и это понятно. Но не надо бояться. Как я уже сказал,
я здесь ради тебя. Я позвоню завтра. Сладких снов».
Глава 14Бетти
Когда я очнулась – с трубкой в руке, прикрепленной к капельнице рядом, – то увидела испуганного Джока.
– Я думал, ты умерла, – прошептал он. По его щекам потекли слезы. – Это была чрезвычайная ситуация. Им пришлось разрезать тебя, чтобы вытащить ребенка.
Волна острой паники вместе с тошнотой захлестнула меня.
– Мой ребенок! – воскликнула я. – Где мой ребенок?