В помещении возникает какое-то движение. Вводят женщин. Они одеты в зеленую тюремную униформу, как и женщины во дворе. У одной резкие черты лица и длинные сальные волосы, зачесанные назад. Другая по виду вполне могла бы работать моделью. Третья ненамного старше Мелиссы.
И Бетти.
Она выглядит как прежде и в то же время по-другому, особенно без своего обычного фиолетового берета. Ее лицо неподвижно, пока она не видит меня, потом оно вспыхивает. Бетти выпрямляет спину.
– Поппи, дорогая! – восклицает свекровь. – Я говорила им, что не хочу гостей, но, конечно, сделала для тебя исключение!
Бетти произносит это так, словно мы встречаемся где-то в кафе.
– Стюарт с девочками тоже подали заявку на посещение, но я попросила их подождать до следующей недели. В первую очередь мне нужна ты.
Она пытается взять меня за руки, но один из офицеров пресекает это.
– Никакого физического контакта! – напоминает он.
– Прошу прощения, – вежливо отвечает Бетти. – Вы нас предупреждали, но, боюсь, у меня совсем вылетело из головы. – Затем она поворачивается ко мне: – Бедная ты моя. Они так помотали тебе нервы на свидетельской скамье. Как сейчас дела дома?
Бетти хмурит брови, искренне беспокоясь обо мне, а не о себе.
– Они со мной не разговаривают, – вздыхаю я. – Никто из них не хочет иметь со мной ничего общего.
Она кивает, словно именно этого и ожидала.
– Это от шока. Дети считают, что взрослые не должны совершать ошибок. Но мы их делаем.
– Только не ты, – произношу я. – У Стюарта было счастливое детство.
– Знаешь, я многое от него скрывала. Но теперь это все в прошлом.
Неужели моя свекровь намекает, что в ее браке тоже возникали проблемы? Честно говоря, мне не было дела до Джока из-за его резких манер. Порой мне казалось, что он откровенно груб с Бетти, хотя она вроде бы этого не замечала.
Но я не хочу сейчас давить на свекровь. Мне нужно спросить ее еще кое о чем.
– На суде говорили, что ты проследила за…
Я запинаюсь, не в силах произнести имя «Мэтью». Мне чудится, будто он может услышать. Я пытаюсь снова:
– Что ты проследила за ним до метро и попыталась отобрать деньги.
Она кивает:
– Конечно, я это сделала. Любой другой на моем месте сделал бы то же самое.
– Но почему? Почему ты столкнула его, а не постаралась убедить?
Бетти молчит. Вместо ответа она заламывает пальцы. Бетти всегда бережно обращалась со своими руками. Они с девочками делали друг другу маникюр. Хихикали, сидя за кухонным столом, с лаком и ватными дисками. Но теперь я вижу, что ее ногти обкусаны.
Я наклоняюсь к ней ближе:
– Ну же, Бетти! Ты не веришь в агрессию. Ты часто говорила, как важно прощать тех, кто причинил тебе боль.
Она откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди. Ее губы плотно сжаты. Это Бетти, которую я никогда раньше не видела.
– Он пытался разлучить нас всех, – произносит она. – Я пришла в ярость. Но, по крайней мере, теперь он исчез из нашей жизни. И мы сможем жить как нормальная семья.
– Однако это не помогло! – в отчаянии восклицаю я. – От этого стало еще хуже. Теперь ты в тюрьме. Неизвестно, сколько времени ты здесь проведешь. И Мэтью все равно удалось нас разлучить. Стюарт и девочки никогда мне этого не простят.
Бетти пристально смотрит мне в лицо.
– А ты меня прощаешь? – спрашивает она. – Я убила человека.
Я делаю глубокий вдох. Хочу сказать «да». Вроде бы хочу. Но убийство… разве это можно простить? Я быстро вспоминаю все моменты, когда действительно хотела убить Мэтью сама. Но всякий раз в конце концов успокаивалась и понимала, что это не тот путь, каким нужно идти.
– Я знаю, что это было неправильно, – говорит Бетти с дрожью в голосе. – Потом я постоянно твердила себе, что не делала этого. Единственный способ как-то это пережить.
– Поэтому ты не признавала себя виновной в начале процесса?
Странное выражение, которое я не могу понять, мелькает на ее лице.
– Да, – кивает она.
– А потом ты все же призналась, чтобы суд не вызвал меня снова и не заставил краснеть еще больше? Я не вынесу, если это из-за меня.
– Нет, хотя я и не хотела, чтобы тебя опять прессовали. Дело в том, что будет справедливо, если меня посадят. – Бетти произносит это почти с облегчением, словно с ее плеч свалился тяжкий груз. – Адвокат полагает, что мне, вероятно, светит пятнадцать лет.
Мои глаза наполняются слезами.
– Не расстраивайся, дорогая, – говорит свекровь, протягивая ко мне руку и останавливая ее, будто вспомнив правило «не прикасаться». – Я с нетерпением жду приговора. Видишь ли, наконец-то я смогу заплатить за все.
Глава 36Бетти
Я чуть не выдала себя этой последней фразой.
– Что значит «наконец-то»? – спрашивает Поппи, подавшись вперед, словно в замешательстве.
– Ну, прошло ведь какое-то время с тех пор, как это случилось, верно? Я провела в тюрьме около пяти месяцев до суда, если помнишь. Но адвокат говорит, что мне еще повезло. Вообще-то многие находятся под стражей гораздо дольше.
Время – забавная штука. Кажется невероятным, что Джейн умерла много лет назад. Порой мне чудится, будто это было на прошлой неделе.
Почти каждый день я думаю, как дела у маленьких Вайолет и Элис. Теперь они уже взрослые женщины, конечно. Возможно, с собственными детьми. Гэри снова женился, я уверена. Добрый, обаятельный, красивый вдовец недолго останется одиноким. Я наблюдала эту закономерность в компаниях, в которых бывала. Как только кто-то из женщин умирает, остальные слетаются к ее овдовевшему мужчине, как пчелы на мед.
– Я немного устала, – говорю я. – Не возражаешь, если мы пока попрощаемся, дорогая?
Поппи разочарована. Я это вижу. Но у меня в голове такой сумбур! Мне нужно побыть одной. И если я вернусь раньше своей сокамерницы, которая еще здесь, в зале свиданий, болтает со своим мужчиной, будто тот никогда ее не бил, как она мне рассказывала, то смогу найти немного тишины и покоя. В тюрьме меня мучает бессонница. Я надеялась, что Джейн с запахом цветочных духов перестанет приходить ко мне после происшествия. Но этого не случилось. Она постоянно повторяет в моей голове все ночи напролет: «Думаешь, это расплата? Ха! Все только начинается, Бетти. Ты ничего не знаешь о страданиях».
Это сводит меня с ума. Может, это и есть мое настоящее наказание, а не только длительный тюремный срок, маячащий передо мной. И, как я уже сказала Поппи, я это заслужила.
Меня отводят обратно в камеру. Я ложусь на жесткий синий пластиковый матрас и пытаюсь сосредоточиться на трещинах в потолке над головой. Но это бесполезно. Все опять возвращается ко мне. Толпа на платформе в Ватерлоо. Запах пота. Толкотня. Усталость, исходящая от людей, возвращающихся с работы. Возбужденные туристы с чемоданами, прочие пассажиры, молодая мать с милым малышом в коляске, женщина с ярко-желтой магазинной сумкой. Но лицо Мэтью Гордона, прямо напротив меня, выделяется из всех. Перекошенное от ярости. Потное от отчаяния. Его руки сжимают пакет, пытаясь помешать мне ухватить его.
Я не злой человек. Но в тот момент я львица, защищающая своих детенышей и детенышей моих детенышей.
– Это не твои деньги! – шиплю я.
Он по-волчьи ухмыляется:
– Попробуй забрать их у меня!
Что ж. Я толкаю этого гнусного человека. Он налетает спиной на девушку с виолончелью.
– Осторожнее! – огрызается та, обнимая свой инструмент. – Это чрезвычайно ценная вещь!
– Простите, – произношу я.
И тогда все это происходит.
То, что последует дальше, – реальная история. Больше никакой лжи.
Честно.
Глава 37Поппи
Я продолжаю работать. Это единственное, что я могу сделать. Салли проявила полнейшее понимание, отчего мне стало еще хуже. По иронии судьбы, после судебного разбирательства мы стали еще более востребованы. Каждый режиссер в городе любопытен. «Из этого получился бы отличный фильм», – сказал один из них. Я никак это не комментирую. Но не могу избавиться от горькой иронии – наконец-то Мэтью снова прославился, чего так отчаянно желал. Вот только посмертно. Все вокруг говорят о нем.
Что же касается пятидесяти тысяч фунтов, я не хочу об этом думать. Это бомба замедленного действия, скоро она взорвется правдой. И это еще один пример – как будто всего прочего недостаточно – того, как я подвела свою семью.
Тем временем Дорис прекратила свое дело против нас после гибели Мэтью. В письме адвоката просто говорилось, что она «больше не желает продолжать». Я надеюсь, что Дорис чувствует себя лучше, но не осмеливаюсь подойти к ней или спросить по официальным каналам. Вдруг это будет неправильно истолковано, как та моя записка с цветами?
В остальном все идет как обычно. Я посещаю отца каждую неделю. Дома провожу больше времени у плиты (но никогда не готовлю пирог с рыбой, потому что это слишком болезненное напоминание о Бетти) и делаю все прочие вещи, которыми обычно занималась свекровь, например уборку. Мне приятно думать, что наш кухонный пол почти соответствует ее стандартам чистоты. Интересно, почему Бетти так любила заниматься хозяйством? Может, ей тоже казалось, что таким образом она хоть как-то контролирует свою жизнь?
Каждый вечер дети ставят на стол приборы и для своей отсутствующей бабушки. Мы не говорим о ней. Они со мной не общаются. Я по-прежнему сплю в комнате Бетти. Стюарт через неделю уезжает на конференцию, по крайней мере так он утверждает. Я чувствую, что не имею права выяснять подробности. Боюсь услышать имя Джанин. Мысленно я отмечаю каждый день, оставшийся до вынесения приговора Бетти.
Вскоре мне неожиданно звонит Дженнифер.
– У тебя есть время поговорить с глазу на глаз? – спрашивает она. – Не волнуйся. По работе никаких претензий. Но я недавно кое-что услышала, и это может заинтересовать тебя.
Мы встречаемся в маленьком ресторанчике рядом с Мраморной аркой. Сегодня Дженнифер выглядит не слишком бодрой. И не выкрикивает слова, как бывает, когда она взбудоражена. Собственно, Дженнифер почти прячет от меня взгляд. Вероятно, как и для всех остальных, для нее стало шоком, что женщина, которую она боготворила (ее слово, не мое), изменила своему мужу.