Несчастные годы!
Лето и зима,
первый осенний дождь и последний в сезоне дождей,
повороты колеса фортуны приводят меня в оцепенение.
Помню — два года тому назад
была страшная буря,
и думала я, что не доживу до конца зимы.
Дождь размягчает листья,
сползает с крыши,
затемняет город для обитателей его.
И вдруг потянуло сердце мое
канатами жалости.
Кто лучше меня знает,
как велика эта мука
людская.
Странно, что не замечала их раньше.
Неужели я одинока?
СтрастьПер. В. Глозман
Там узнала я страсть, какой никому не знать;
Это было в субботний день, день седьмой —
Иглами к небу тянулись кедр и сосна.
На всем был свет: он хотел как ручей — взлетать;
И кружок зрачка влюбился в круг золотой.
Так узнала я страсть, какой никому не знать.
И вечно готов был свет на верхушках кустов мерцать,
Плавясь в ручье, загораясь с любой волной;
Апельсин моей головы он глазами хотел глотать.
Золотые кувшинки в ручье распахнули рты, чтоб глотать
Всплески воды и стебельки над водой;
Был субботой тот день, потому что он был седьмой —
Вожделенно, иглами к небу, тянулись кедр и сосна,
И тогда узнала я страсть, какой никому не знать.
«На ночном шоссе…»Пер. В. Глозман
На ночном шоссе опять человек стоит.
Был он моим отцом когда-то, не так давно.
Я должна подойти к нему, туда, где сейчас он стоит,
Потому что я старшей была из его дочерей.
Каждую ночь одиноко он там стоит,
И должна я спускаться к нему, и опять подходить к нему.
И хочу я спросить: до каких это пор — должна?
И знаю сама: должна. На веки веков.
Он снова стоит там, где опасно стоять,
Как тогда, когда шел по дороге, и машина сбила его.
Его я узнала; и много тому примет,
Что человек этот был когда-то моим отцом.
Не скажет он мне обычных ласковых слов.
Хоть и был он моим отцом когда-то, не так давно,
Хоть я старшей была из его дочерей —
Он не может сказать мне обычных ласковых слов.
Рахел
Арва и Рона[20]
В одной лазурная и кроткая вода,
другая, гневная, в одежде мутно-пенной,
В одном русле — родные навсегда,
в другом русле — чужие неизменно…
В моей душе к тебе и нежность и вражда,
Как Рона с Арвою, струятся сокровенно.
27.1Х.1918 г.
НастроениеПер. Я. Хромченко
А. Д. Гордону
День уходил, уже темнело,
День угасал.
Закатным золотом одело
Вершины скал.
Померк полей простор далекий,
Простор немой,
И смутен путь мой одинокий,
Пустынный мой.
Судьбе всевластной не перечу
И говорю:
За все, за все, что мне навстречу —
Благодарю!
«Ты ли это…»Пер. Я. Хромченко
Ты ли это, конец? Неба ясен простор,
Дней грядущих туманы мерцают вдали,
Травы зелены, осени дни не пришли
До сих пор.
Я приму приговор. В сердце ропота нет.
Улыбались цветы на пути у меня,
Пламенели закаты, был чистым рассвет
Уходящего дня.
«Я боялась…»Пер. Я. Хромченко
Я боялась,
Чтоб он не простившись от нас не ушел…
Так печальны глаза,
И скрывается горечь во рта уголках;
На забавы детей он посмотрит серьезно,
Разозлится, и вдруг замолчит, будто скажет:
«Не все ли равно?..»
Будет вечер, и встреча друзей, и его опустелое место,
и ужалит уверенность коброй.
Побледнев, мы поднимемся все,
Поспешим в его комнату.
Нет его, нет,
Лишь белеет письмо на столе —
Последнее.
«В моем одиночестве…»Пер. Л. Владимиров
В моем одиночестве — зверем раненым
Часами лежу в молчании душном,
В саду ни ягодки мне не оставлено,
Но все простило сердце послушное.
Если эти дни последние, как мне быть?
Надо тихою стать, бессловесною,
Чтобы горечью не возмутить
Подругу мою — синеву небесную.
«Рукою доброю погладь…»Пер. Я. Хромченко
Рукою доброю погладь мою, —
Пусть как сестре — назад не оглянуться.
Мы знаем: после бури кораблю
В родную гавань больше не вернуться.
Утри мне слезы. Только ты один
Найти сумеешь ласковое слово.
Мы оба точно знаем: блудный сын
Родного неба не увидит снова.
В ночи бессонныеПер. Я. Хромченко
Как сердце устало в ночи горевать,
В ночи горевать под бессонной тоской.
Своею рукою ли нить оборвать,
Лишь нить оборвать — и конец, и покой?
Но день занялся, он ко мне наяву
Прозрачным крылом постучался в окно.
Своею рукою ли нить оборву?
Терпи, мое сердце… мгновенье одно.
«Без слов, без движенья…»Пер. Л. Владимиров
Без слов, без движенья
К тебе я прижалась.
Миг вечности равен,
В нем нежность и жалость.
Познаю покой
Изнуренного зноем:
Он сел отдохнуть,
Скрытый тенью лесною.
Забуду судьбы
Беспощадную руку.
Для праздничной жизни
Готовящей муку.
Миг вечности равен.
В нем нежность и жалость.
Без слов, без движенья
К тебе я прижалась…
Стране моейПер. М. Ялан-Штекелис
Страна моя, тебя
Не воспевала я.
Не славила побед
И бед борьбы твоей:
У Иордана я
Сажала деревцо,
Тропинку нашла,
Бродя среди полей.
Мой дар убог и нищ —
Я знаю это, мать! —
Дар дочери твоей
Убог, и нищ, и тих:
Лишь радости заря,
Когда взойдет твой день,
Лишь затаенный плач
О бедствиях твоих.
РахелПер. Я. Хромченко
Да, кровь ее в крови моей
И песня в песне неустанной.
Рахел, пастушка стад Лавана,
Рахел, праматерь матерей.
И потому мне тесен дом.
За город — там пастушки пели,
Там трепетал платок Рахели
В пустыне, на ветру сухом.
Иду с котомкою своей,
Дорога знойная пылится,
В босых ногах моих хранится
Вся память тех далеких дней.
На чужбинеПер. Ф. Гурфинкель
Так я сижу… Тело поникло, дрожит рука.
Солнце на небе чужом стынет.
Слышу тихий приказ — по родине это тоска —
Встань и иди! Что тебе на чужбине!
Так поднимаюсь… Так это в тысячный раз со мной.
Так я иду. Усилье бесплодно.
Так по дорогам бреду в дождь и зной;
Так я люблю… Так: безысходно.
ПревращениеПер. Я. Хромченко
Эта слабая плоть,
Это сердце печальное —
Это
Превратится в крупицы земли плодоносной.
И в зной,
Пробудившись, возжаждет
Веселой струи водяной,
И потянется ввысь,
И пробьется к весеннему свету.
Напитавшись дождем,
Я воспряну, я вырвусь на волю
Из могилы глубокой,
Сквозь комья земли полевой,
И увижу я небо —
Кустами, цветами, травой,
И зажмурю глаза,
Обожженные зноем и болью.
«Если даже не раз говорила…»Пер. Я. Хромченко
Если даже не раз говорила: конец,
Если крикнула: воля превыше всего,
То по звону оков, то по стуку сердец
Я пойму: не изменим уже ничего.
Но пока мое сердце ты держишь в руке,
То, захочешь, — сожмешь, то отпустишь почти,
Все трепещет оно, все томится в тоске,
И молчит, и молчит.
«А та, другая…»Пер. Л. Владимиров
А та, другая, та, что будет жить
После меня в твоей души укрытье, —
Ей ту же сладость горькую испить,
Которую должна была испить я.
Заставит ли она меня забыть?
Или ко мне пойдешь по вешним росам,
Чтоб память ту далекую любить,
Что я вплела в заветных песен косы?
«Я себя до конца рассказала…»Пер. Ф. Гурфинкель
Я себя до конца рассказала,