Выразительно заглянув в стакан Шарлотты, Хойт расплылся в самой теплой и невообразимо искренней улыбке. Затем посмотрел ей прямо в глаза и, кивнув в сторону железной двери, сказал:
– Я же тебе говорил, что мы здесь внизу надолго не задержимся. – Голос у него был такой, какой бывает в кино у тех честных и надежных мужчин, на которых всегда можно положиться и во всем им довериться. – Давай теперь я тебе покажу, что у нас наверху.
Шарлотта кивнула и сделала еще глоток.
В первый раз за весь вечер она почувствовала себя спокойной и непринужденной, уверенной в себе и в своем спутнике. Тревожный холодок, не покидавший ее с того момента, как она перешагнула порог этого здания, отступил – словно растаял под действием теплоты и сладости, струившихся теперь по ее жилам. Этот красавчик Хойт, так восхищавший и в то же время пугавший Шарлотту, оказался настоящим джентльменом, пусть и несколько излишне «горячим» джентльменом, если использовать словечко Мими. Эх, Мими, видела бы ты тогда свою физиономию! Да и Беттина тоже! Вот о чем думала Шарлотта, глядя в глаза Хойту. Когда он снова слегка обнял ее и повел к винтовой лестнице, девушка охотно последовала за ним, уже не чувствуя ни скованности, ни неловкости.
Поднявшись наверх, Хойт повернул ручку потайной двери, но она не открылась. Наверняка охранник запер ее со стороны коридора, сказал Хойт Шарлотте. Он либо заметил кого-нибудь из засланных администрацией стукачей, либо просто посчитал стукачом кого-то из гостей. Руководство университета озаботилось тем, что несовершеннолетние студенты то и дело попивают спиртное, да еще прямо на территории кампуса. Поэтому общаги и студенческие клубы так и кишат засланными шпионами, да и стукачами-предателями из числа самих студентов. Конечно, администрацию тоже можно понять: получается, что прямо в университете алкоголь распивают студенты, не достигшие двадцати одного года. Студенческое сообщество, в свою очередь, разработало собственную систему конспирации и контрабанды спиртного. Вот почему, например, все напитки подаются в одинаковых белых стаканчиках – как спиртные в подпольном баре, так и безалкогольные в главном зале дискотеки. Так стукачу труднее отличить, что человек пьет – пиво или, например, «Спрайт». Но в последнее время руководство усилило нажим, нацелив главный удар на самого сильного и хорошо организованного противника – студенческие братства и клубы. Начальство не без основания считало, что если удастся пусть не совсем запретить эти очаги порока, но хотя бы вытеснить их с территории кампуса, то…
По правде говоря, Шарлотта мало что слышала после слов «несовершеннолетние студенты пьют спиртное». До нее постепенно доходил смысл сказанного Хойтом: оказывается, она, Шарлотта Симмонс, принимает участие в чем-то противозаконном. Такого с ней еще никогда не случалось! Впрочем, легкая волна паники, охватившая девушку, схлынула так же быстро, как и накатила. Даже слишком быстро. Шарлотта отпила еще вина. Нет, до нее, конечно, доходило, что Хойт, рассказывая ей о перипетиях антиалкогольной кампании, снова обнял ее за талию. Но почему-то на этот раз такая вольность не показалась Шарлотте ни чрезмерной, ни неуместной. Он просто таким образом распространяет на нее свое покровительство и защищает от возможных неприятностей.
Хойт снова повернул ручку, и на этот раз дверь открылась. После сравнительно тихого подземелья музыка, доносившаяся в коридор из большого зала, показалась Шарлотте нестерпимо громкой. Охранник повернулся в своем кресле, кривовато ухмыльнулся и сказал что-то вроде: «Все чисто, Хойто, проходи».
Народу в главном зале оказалось еще больше, чем прежде. Ребята и девушки, почти все исключительно белые, стояли практически вплотную друг к другу по всей площади зала. Естественно, воздух от этого не посвежел. Духота стояла страшная. Девушки улыбались друг другу и парням во весь рот – может быть, просто для того, чтобы не упустить последние оставшиеся в воздухе молекулы кислорода. И еще они не переставая смеялись – сами не зная почему и над чем. Музыка, грохотавшая под сводами зала представляла собой все ту же бесконечную какофонию, напоминавшую цепную реакцию при автомобильной аварии на скоростном шоссе: металлический лязг врезающихся одна в другую машин вперемешку с человеческими воплями и стонами.
Шарлотта оторопела. Куда идти дальше? Как пробираться через эту плотно спрессованную толпу? Окажись она сейчас одна ее охватила бы паника. Где Мими? Как добираться домой? А ведь, наверно, уже пора возвращаться – поздно все-таки. Но как ей пробраться хотя бы к выходу из этого помещения, где люди упакованы плотно, как селедки в бочке?
Впрочем, все эти мысли лишь промелькнули в голове Шарлотты, уступив место, как ни странно, определенной уверенности и даже спокойствию. Все-таки она здесь не одна. У нее есть персональный сопровождающий. Он тут свой в доску, со всеми знаком… И в этом месте Шарлотта позволила себе усомниться в правильности своих умозаключений – а станет ли Хойт помогать ей уйти с дискотеки с такой же готовностью, с какой таскает ее по своим потайным подземельям и знакомит с друзьями-приятелями.
Хойт стоял у нее за спиной, вынужденный – вынужденный? – прижаться к ней едва ли не всем телом. «Народу здесь действительно много, – подумала Шарлотта, оправдывая излишнее, с ее точки зрения, стремление Хойта постоянно быть рядом – в буквальном смысле этого слова. – С другой стороны, кто его знает – может быть, так даже лучше, – успокоила она себя. – Зато не потеряемся».
– Ну и что? Что будем делать? – спросила Шарлотта Хойта. Для того, чтобы спутник услышал ее, девушке пришлось обернуться и почти прокричать эти слова ему прямо в ухо. – Здесь ведь находиться невозможно. Куда мы пойдем?
– Да уж, прямо дурдом, – согласился Хойт. – Давай пробираться вон туда, к лестнице, – предложил он. – Я же говорил, что покажу тебе, как все у нас там наверху. Интерьеры там – закачаешься. Ну что, двинули?
Она кивнула, и Хойт потащил ее по лестнице.
Шарлотта уже и забыла, как это, оказывается, хорошо, когда кто-то может принять за тебя решение. Впрочем, какая-то часть ее продолжала сопротивляться. Эта недоверчивая и подозрительная составляющая ее души не переставая выдвигала все новые доводы против путешествий по закоулкам этого здания, да и вообще против возможного продолжения знакомства с Хойтом.
Не прошло и минуты, как Хойт с Шарлоттой «на буксире» уже пробился к лестнице, ведущей наверх. Еще несколько энергичных движений, и вот она – долгожданная свобода.
Не успели Хойт и Шарлотта, поднявшись чуть выше, отдышаться и окинуть взглядом панораму набитого до отказа зала, как до них донесся сбивающийся на хихиканье голос:
– Эй, Хойти, как успехи? Время-то идет, а я смотрю: восставшие из ада еще не добрались до райских кущ! Предупреждаю тебя, о путник: Эдем переполнен! Что-то праведников развелось – невпроворот. Нормальному парню и податься будет некуда. Ну да ладно, дерзай. Ищите и обрящете…
Хойт, явно не пришедший в восторг от этой проповеди, только махнул рукой и не стал отвечать говорившему. Это был весьма упитанный парень с густыми бровями, сходившимися на переносице. Он многозначительно переводил взгляд с Шарлотты на Хойта и обратно. Минутку-минутку. Вроде бы она видела его где-то раньше? Шарлотта задумалась. Впрочем, если им и доводилось встречаться в учебных корпусах или на территории кампуса, то вряд ли у Шарлотты была возможность лицезреть толстяка в таком виде: явно пьяный, в насквозь мокрой от пота рубашке, он стоял, опершись на перила, опасно наклонив вниз почти опорожненный белый пластиковый стаканчик.
Хойт сделал вид, что не заметил обращавшегося к нему однокурсника.
– Кто это такой? – спросила Шарлотта. – Что он имел в виду?
Хойт пожал плечами, давая понять, что, мол, кто их разберет, этих надравшихся придурков.
– Это наш Ай-Пи, – сообщил он Шарлотте. – В семье не без урода. Приняли его в клуб, а теперь вот мучаемся.
Лестница, по которой Хойт повел Шарлотту, оканчивалась площадкой, по размерам раза в три превышавшей гостиную в ее родном доме в Спарте. Ей еще не доводилось видеть лестничные пролеты такой высоты в каком-либо здании. Что уж говорить об огромном холле, куда вела распахнутая настежь дверь с лестничной площадки! В центре потолка, где когда-то, по всей видимости, висела огромная люстра со множеством свечей, теперь был закреплен какой-то новомодный хайтековский прожектор, дававший резкий голубовато-белый флюоресцентный свет. Стоя на пороге просторного холла, Шарлотта разглядела целую компанию студентов, столпившихся у одной из дверей: парни и девушки просто загибались от хохота, а также визжали, аплодировали, кричали, топали ногами, стонали и завывали одновременно. Все эти звуки, по всей видимости, выражали либо горячее одобрение, либо притворное осуждение того, что происходило в комнате и было скрыто от взора Шарлотты. Несмотря на тесноту и явно завораживающее зрелище, вся компания то и дело прикладывалась к большим пластиковым стаканчикам – не то, чтобы взбодриться очередной порцией спиртного, не то с целью просто освежить горло лимонадом и колой.
– Что там такое? – заинтересовалась Шарлотта.
Хойт, бросив взгляд в холл, даже не остановился на пороге. Все так же полуобнимая Шарлотту за талию, он настойчиво тянул ее дальше – вверх по лестнице на третий этаж.
– Да хрен его знает, – со вздохом сказал он и покачал головой, давая тем самым понять: что бы там ни происходило, это зрелище ни в коем случае не заслуживает их с Шарлоттой внимания. Судя по выражению его лица, не стоило тратить даже малейших усилий или пары секунд на то, чтобы разобраться, над чем так потешаются эти несерьезные, инфантильные и духовно неразвитые люди.
– Пошли, пошли. Я тебе покажу, как мы тут живем. Ты просто обалдеешь. Знаешь, какие у нас здесь комнаты!
Площадка и холл на третьем этаже ничем не отличались от тех, что минуту назад Шарлотта видела этажом ниже. Разница между ними заключалась в том, что здесь никто не толпился в холле перед открытыми дверями: сам холл был пуст, а все двери, выходившие в него, плотно закрыты. Впрочем, изнутри доносились ставшие уже привычными для Шарлотты характерные звуки, сопровождавшие жизнь в общежитии: кто-то что-то громко говорил, кто-то где-то смеялся. Смех был как настоящий – реакция на рассказанный анекдот или остроумное замечание, так и искусственный – доносившийся из динамиков телевизора в качестве саундтрека очередного комедийного сериала. Где-то играла музыка, раздавались пьяные мужские возгласы, невнятная мешанина разговоров, слышались выстрелы и предсмертные стоны уничтожаемых в компьютерных играх самых разнокалиберных чудовищ…