– На дорогу смотри. Видишь – зверюга курс пересекает?
– То не зверюга, – поправляет кормчий, притормаживая у обочины. – Слепыш, букашка подземная, ради такого не стоило останавливаться.
– Почему же из машины выйти боишься?
– Хрен знает, что у него на уме. Клыки-то вон какие. Интересно, чего это он из подземелья выполз?
– Наверное, как и всякий, кому жизнь дорога, собрался покинуть зону боевых действий.
Сказал первое, что на ум пришло. Однако попал в точку. То, что издали казалось забытой у обочины тракторной тележкой, при ближайшем рассмотрение вызвало у нас шок.
– На своему веку, – молвил кормчий, – всяких аварий насмотрелся, однако разбитый прямым попаданием снаряда грузовик вижу впервые. Да еще, чтобы вокруг него все было усеяно консервными банками… Предлагаю пошарить, вдруг бычки в томате, из них славный борщец получается… Хотя и зовут ту консерву братской могилкой…
– Пусть хоть черная икра валяется, за банкой не наклонюсь. Да и как лопать-то? Зачерпнешь ложкой, а перед глазами видение – разбитый грузовик и похожее на головешку тело в кабине? Не стошнит?
– Считай, что аппетит мне на неделю вперед испортил. Без стакана водки теперь даже хлебную корку в глотку не протолкну… Ладно, звони своему капитану, пост ГАИ обозначился на горизонте.
– Тормозни метров за десять от хлебного места, – говорю Вольдемару. – Надоело отпечатки грязных пальцев с удостоверения удалять.
Однако нами уже заинтересовались. Подходят двое служивых. У одного усы формой и цветом напоминают ржавую подкову, второй – молчун. И чуб – пристанище стебельков мятлика лугового.
– Доброго здоровьячка, – басит усатый. – Чого тутычка стали?
– И тебе, Микола, – отвечаю, – не хворать. А стали потому, что здесь назначена встреча с одним капитаном.
– О! Звидкы знаетэ, як меня клычуть?
– Так у вас, в селе, если не Микола, то Петро.
– Знов вгадалы. То е кум мий Петро…
– Которому жена в торбу расчёску забыла положить?
– Ну вы прямо як той… Прямо кризь зэмлю бачытэ… Ну як що вы такый розумный, тоди скажить, шо воно в держави робыться?
– Обычная бандитская разборка с привлечением широких народных масс. То есть меня, моего водителя, капитана, которого ждем, и вас с кумом Петром.
– Он воно як…И що ж нам тоди робыты?
– Деньги не все пропили? Маетэ трохы… А блокпост ополченцев далеко?
– На бугру за ричечкой.
– Так вот, берете в магазине литруху с закуской и идете за ричечку на бугор. Там выпиваете с ополченцами по чарке-второй и сообща начинайте разбираться, кто именно задумал втравить вас в бандитскую разборку. И когда установите личность злодеев, сообща чистите ему рожу.
Задушевную беседу прервал капитан Виталик. Явился за рулем «уазика», который, судя по слоям облупившейся краски, пережил дюжину агрономов или колхозных парторгов. В нагрудной кобуре разгрузки – ПМ, с лица не сошла госпитальная бледность. Однако держится бодрячком.
– Я вот зачем побеспокоил… Задержали одного человечка, вез за спинкой заднего сиденья автомат, гранаты. А в водительском удостоверении куча визиток, в том числе и ваша…
– Только и того?.. А я черт знает что подумал… Так моих визиток на руках столько, что даже приблизительно не вспомню… Одна у вас, штук пять славянским ополченцам роздал, сегодня две на блокпостах оставил.
– Примерно такими словами я развеял подозрения контрразведчика, который задержанного допрашивал. Ладно, с этим делом, будем считать, покончено. Теперь вопрос под номером два: сегодня обедали? Только честно. Предлагаю подкрепиться чебуреками в камешке на берегу Кальмиуса, которое местные почему-то окрестили «Холодными ногами».
Увы, посещение заведения на речном берегу пришлось отложить до лучших времен. В примыкающих к райцентру зеленых кущах взыграли автоматы. Будто охапку детских погремушек обронили.
– Ну вот, – огорчился капитан, – опять разборки… Бежать надо. A вы чего рты раскрыли? – цыкнул на кумовьев. – Какой магазин? Какие переговоры? Марш в машину, сепаров усмирять едем…
В голосе капитана прорезалась откровенная злость, чего при первой встрече я не заметил. Наверное, запамятовал им же сказанное, что ситуацию на Донбассе следует разруливать мирным путем. А может, пролитая под Благодатным капитанская кровь просто требовала отмщения.
Воистину сказано: «Пока гром не грянет, мужик лба не перекрестит». Особенно, если гром рукотворного происхождения. Это в мирное время можно прикинуться глубоко верующим человеком и таким образом провести храмовый праздник за пиршественным столом, а не в трудах тяжких.
В этой связи вспоминается разговор на лесосеке, случайным свидетелем которого мне довелось быть. Начальство уговаривает лесоруба Василия выйти на работу в воскресенье:
– План горит, без премии останемся. Ну будь человеком…
– Не могу.
– Почему?
– Завтра Благовещенье, птичка гнездо не вьет. Чего уж обо мне говорить, человеке божественном…
А у «божественного» сапоги в присохшем навозе, под носом капля зависла.
Но если серьезно, то война, по словам настоятеля Свято-Никольской церкви поселка Благодатное Амвросиевского района отца Михаила, добавила прихожан. Точнее тех, кто в мирное время упоминал имя Господа для придания колорита крепким выражениям, а теперь готов денно и нощно творить молитвы собственного сочинения.
Если честно, мы с Вольдемаром едва ли имеем право считать себя праведниками. Рядовые представители племени, где лбы крестят исключительно во время грозы и при бомбардировках.
Ведь множество раз проезжали через Благодатное, а у калитки местного храма удосужились затормозить только сегодня, после того, как байрачные дубравы познали горечь войны. И так…
Свято-Никольский храм. Сооружен более четверти века назад из древесины, которую заготавливали в окрестных лесах для корабельных верфей Петра Первого.
Что же касается Благодатного, то у первых поселенцев губа явно не дура. Выбрали такое славное местечко, что малая река Крынка-Сюурлей упорно не желает распрощаться с разбежавшимися по холмам и долам садами, сквозь кружева которых просвечивают весёлых расцветок ставеньки. Она пять раз оказывается на пути всякого, кто едет по главной улице поселка, всякий раз давая о себе знать прохладой и ромашковым половодьем.
Но чтобы основательно подружиться с Сюурлей, надо пересесть в утлый челн и проплыть полтора десятка верст извивами зелёных тоннелей. Правда, здесь потребуется осмотрительность. Иначе есть опасность оказаться заживо распятым на перекрученных взрывчаткой поручнях одного из пяти мостов.
Поврежденные путепроводы, исклёванные осколками палисады и оставленная гранатометом вмятина на стене подвала, где укрывалось от бомбардировок семейство настоятеля, свидетельствуют об отгремевших здесь боях.
А еще немым укором неразумным сынам человеческим служит оплывший холм на околице Благодатного. Он испятнан ожогами, которые природа тщетно пытается замаскировать травой пожарищ и пустырей – амброзией.
– Наш лесничий, – рассказывает о. Михаил, – слёг после того, как «Градами» уничтожили посаженные на слонах холма сосны-крымчанки. Да и все мы скорбим по поводу потери.
Храм, как и положено по статусу, занимает высшую точку в иерархии прибрежных холмов. И хотя он не блещет соцветием златогривых маковок, есть в нём неизъяснимая прелесть, Деревянные стены, повторяю, воздвигнуты из той самой древесины байрачных лесов, которую плотники царя Петра поставляли на Воронежские верфи.
Наверное, поэтому в притворе церкви утвердился запах, который присущ мостику идущей сквозь шторм бригантины. А если приложить ухо к бревенчатой стене, можно услышать рокот прибоя и шум потревоженных топором дубрав.
Заведующая церковной лавкой Наталья бесконечно влюблена в обитель, по которой вольно разгуливают проникающие в открытые окна-иллюминаторы корабельные сквозняки.
Узнав, что я большую часть жизни провел в скитаниях, Наталья за руку подводит меня к иконе Николы Мирликийского и помогает зажечь восковую свечу. Её бледный огонёк трепещет, как упавшая в Сюурлей бабочка-однодневка. Ещё одну свечу зажигаем перед иконой Богородицы. Наталья убеждена, что именно высшая сила небесная отвела беду от её малой родины.
– Мы, – говорит провожатая, – прошли крестным ходом по Благодатному. И стар, и млад молили Матерь Божью о заступничестве. И она снизошла к нашим просьбам…
О грядущих потрясениях земляки о. Михаила и Натальи были извещены за неделю до первой бомбардировки. И это не плод больного воображения отдельно взятого человека. Десятки прихожан однажды узрели рядом с восходящим солнцем ещё одно светило.
– Случилось это после утренней службы, – вспоминает наш добровольный гид. – Над холмами действительно выплыло солнце, в центре которого отчетливо просматривался лик Богородицы с младенцем на руках. Первоначально в нём были оттенки чёрного, но они вскоре растворились в блеске венца над головой нашей заступницы.
Однако оставим видение на совести моих новых знакомых. Тем более что оно не подкреплено фото– и видеоматериалами. Только факт всё равно остается фактом. Беда действительно укрыла черным крепом холмы Донецкого кряжа. Но она лишь краем зацепила дивной красоты уголок заповедной природы, с которым трудно расстаться вяжущей причудливые петли малой реке Сюурлей.
До комендантского часа еще уйма времени. Хватит, чтобы навестить дивный уголок Донецкого кряжа и бабушку Любу, в палисаднике которой растут приветливые, как и сама хозяйка, мальвы.
Уголок заповедной природы сродни холму на околице Благодатного и тоже до самого основания пропах живицей. А еще после дождей здесь целыми выводками проклевываются маслята. Они просто обожают украшать свои беретики опавшими хвоинками и кажутся слитками добытого из недр земли янтаря. Показал мне это местечко директор лесхоза Валерий Гончаров, основательный, как матерый дуб байрачного леса, а заодно угостил рассказом, который балансировал на грани фантастики: