Мама сладко застонала в полусне, но я затих, и она снова мирно заснула. Я потихоньку слез, подошвы бесшумно прошлепали по коврику, дальше душ, холодные и горячие струи…
Я долго стоял, смывая пот и запах влажных простыней, словно тугие струи могут вымыть из тела похоть и чревоугодие, я же не могу сам совладать со своим телом, в котором живу и которым вроде бы должен командовать. Но как и нашей страной рулят не самые умные, так и мной рулит хрен знает что, даже не обезьяна, а ящерица какая-то, разве что разговаривать обучилась.
– А вот хрен тебе, – сказал я вслух. – Мы еще поборемся, скотина! И на этот раз не сдамся так просто.
Я вышел из душевой кабины вроде бы не только освеженный, но в голове сразу три варианта, как остроумнее обыграть слова, на которых настаивает заказчик.
Из кухни донесся голос:
– Славик, тебе к кофе сыр или гренки?
– Сыр с гренками! – крикнул я.
Я торопливо растерся мохнатым полотенцем, с кухни уже доносится запах кофе. Когда я оделся и вышел, ноздри поймали дразнящий аромат поджаренного хлеба со слегка расплавленным чеддером.
Мама, еще румяная со сна, на щеке отпечаток рубца подушки, встретила меня ласковой улыбкой.
– Смотри, сороки украдут, если будешь слишком долго мыться!
– Я не настолько блестящ, – ответил я. – Спасибо, мама.
– Понравились гренки?
– И кофе, – ответил я. – Ты чувствуешь, какой я люблю.
– При чем тут чувствуешь, – удивилась она. – Просто знаю. Я же очень люблю вас с Дениской! И хочу, чтобы у вас было все хорошо. Вы уже не маленькие, но все равно сердце за вас болит.
Она себе положила только гренки, боится набрать вес, а я сожрал чеддер как свой, так и ее, выпил кофе и пожалел, что чашка маленькая.
– Все, мама, надо идти.
– На работу?
– На работу, – заверил я. – Правда-правда, мама. Честно говоря, еще вчера мне было так хреново, что я, наверное, дождался бы, пока меня уволят. Но сейчас иду! Правда, иду.
Она проводила меня до лифта, я поцеловал ее, как всегда целовал, в обе щеки, она сказала тихо:
– Слава, будь поосторожнее на дороге.
– Буду, мама.
– Помни, у меня сердце разорвется, если что с тобой вдруг… И Дениска тебя очень любит.
Я привычно вырулил на шоссе, пропустив десяток лихачей, что несутся, словно наперегонки, авось впереди нарвутся на пост ГАИ, мозг уже работает спокойно и четко.
Да фигня это все. Мы держимся каких-то навязанных нам стандартов поведения, не задумываемся, что они появились у древних римлян или египтян по какому-то важному поводу, что уже давно неважен в эпоху научно-технического прогресса.
Если же задуматься, то давно бы уже отбросили, но задумываться некогда. Мысли заняты постоянно очень важными проблемами: то футбольная команда проигрывает, то новую сотрудницу не удается взять за жопу, то всемирная лотерея с лотом в сто миллионов долларов совсем близко, надо купить билетик и придумать, какие цифры вычеркнуть…
А так, если подумать, то нормально, когда мать с сыном, а так же точно нормально, когда брат с сестрой, отец с дочерьми, а внук с бабушкой. Вот сейчас я подумал о таком и… ничего ужасного не ощутил. Мир не рухнул, я не ощутил, что ах-ах как это гадко, как омерзительно.
А в самом деле, чего уж проще? Сексуальные отношения и должны, если по уму, начинаться внутри семьи, а не где-то на стороне с немалым риском, несмотря на всю пропаганду безопасности защищенного секса. А вот дома никаких проблем, никаких сложностей, опасений. Все мы, и мальчики, и девочки, доверяем родителям. Конечно, до известного возраста, но как раз половое созревание, когда родители могут помочь и обучить, еще входит в этот возраст.
Инцест запрещен всеми конфессиями потому, что потомство при нем слабое и болезненное, но сейчас пришла эра отделения секса от воспроизводства! И правила игры должны быть иные.
По «Авторадио» какой-то дурень долго и напыщенно вещает о кардинальной ломке мировоззрения населения при переходе к продвинутой экономике и общечеловеческим ценностям.
– Осел, – пробормотал я, – не просто ломка, да еще и кардинальная… Слов каких нахватался, дурачина картонная…
Ломка… Никакая не ломка, даже если человек, к примеру, из железной партии коммунистов переходит в размагниченные демократы. Или бабник вдруг решает вести нравственную жизнь и отыскать Единственную. Это круто, но и это не ломка.
Хрень какая. Песочница. Детские забавы и детские проблемы. Даже проблемы младенцев. Настоящая ломка мировоззрения нагрянула только сейчас: принять или не принять сингулярность! Принять – это оставить все-все. Политику, культуру, общественный строй, моду, спорт, даже человеческие тела…
Вот только это – ломка. Все остальное – детские игры.
Звякнул мобильник, я выловил его свободной рукой.
– Алло?
На экранчике высветилось озабоченное лицо Лариски.
– Славик, я забегу к тебе на пару минут?
– Всего на пару? – удивился я. – Что случилось?
– У меня антивирь полетел! – пожаловалась она. – Поставила из Инета, а тот не ловит! Триальный оказался.
– Заезжай, – разрешил я. – И на будущее держи где-нить на диске зазипованным. На всякий случай.
– Буду, – пообещала она.
Я оставил машину у соседнего дома, возле нашего нет места, а когда добрался до квартиры, сразу же поставил на плиту джезву. В виски больно кольнуло, я поднял руку и похолодел от внезапно вспыхнувшей мысли.
А ведь в самом деле… все. Конец. Амба. Мороз по коже и страх, будто завис на одной руке над темной бездной. Тема секса казалась бездонной, сколько веков копали бесценную жилу, а вот… все. Кончились тайны, кончились открытия. Все высвечено, как мощным прожектором, препарировано, разложено по полочкам и снабжено подробными деловыми инструкциями и ценником. В Инете подробная и с цветными фотографиями классификация клиторов и пенисов по размерам, форме и степени наполнения кровью, что с ними и как делать, адреса секс-шопов и богатый ассортимент, а также подробнейшие советы, как и что. Не все еще поняли, что раз тайнам и запретам в сексе конец, то… многому в их жизнях конец.
Собственно, конец и человечеству, в котором – прав Фрейд – все на сексе, его сублимации, подавлении, отклонениях, проявлениях, одухотворении, перверсиях, мотивации, комплексах, стремлениях.
И грядет мир, в котором э т о г о секса уже не будет. Как и человечества.
Да и хрен с ним.
Лариска вбежала запыхавшаяся, чмокнула в губы, горячие сиськи сами оказались в моих ладонях, как она только и ухитряется всобачивать их так умело.
– Приготовил? – спросила деловито.
– Только зашел, – ответил я. – Щас скину на диск. Или на флешке дам…
Она потянула носом.
– У тебя кофе? Эх, надо бежать, не успею…
– Кофе почти готов, – сообщил я. – Тебе с сахаром или со сливками?
– Я худею, – ответила она твердо. – А печенье есть?
– Есть. С орешками.
– Тогда и со сливками! Сахару два кусочка, больше нельзя… Ого, какая чашка! Нет, в эту три. Даже четыре.
Она придвинулась со стулом ближе, положив обе сиськи на край стола, так что мои глазные яблоки выворачивает с корнем в ту сторону, торопливо прихлебывала и посматривала на часы с такой опаской, будто те вот-вот укусят за запястье.
– Дел много? – спросил я понимающе. – Ты уже звезда… По первому каналу видел! Сообщили, что на Евровидении именно ты будешь представлять страну… Кстати, ты что решила?
– С диском? – переспросила она. – Подготовку закончили, скоро приступлю к записи.
– Нет, я про сиськи. Добавочные!
Она отмахнулась.
– Да там, оказывается, в больнице нужно пролежать почти две недели. И ни петь, ни плясать, а только ходить, держась за стенку!.. А у меня работы – выше головы.
– Слава богу, – сказал я с облегчением. – И еще неизвестно, не сел бы твой голос после такой операции?
– Я тоже так подумала, – ответила она серьезно. – Зачем мне и сто сисек, если не смогу или стану хуже петь? Насчет Евровидения еще не решено. Да и неважно. А вот контракт на золотой диск уже подписан… А как ты, Славик? Вид что-то неважный. Я чем-то могу? Ну там отсосать или твои гормоны онормить…
Я покачал головой.
– Я ж асексуал. С каждым днем все асексуальнее и асексуальнее.
– Не отстаешь от моды? Увы, у меня не получается.
Я фыркнул:
– Еще бы! С кем ты асексуальнее: с Демьяном или директором медиацентра?
Лариска вскинула брови.
– С Демьяном? С директором?.. Ну ты даешь… Думаешь, я смотрю на такие мелочи?.. Эх, Славка, сколько дружим, а ты ничего не понял. Со всеми оргазмы – просто оргазмы. Словом, ерунда. Одинаковая. Как пепси-кола, из хрустального бокала или бумажного стаканчика – один фиг. А вот книгу почитать или кино посмотреть – удовольствия разные. Тоже не понял?.. Но самое высшее, когда сама что-то… ну, понял? Верхнее ля и танец с микрофоном – это улет, это такой кайф, что куда тебе со всеми твоими совокуплениями!
Я переспросил тупенько:
– Ты что, фригидная?
Она посмотрела с великой обидой.
– А ты дурной? С чего я фригидная? Теперь вообще фригидных нет. И слова такого, откуда и выкопал… Ты без меня со словарем спишь?
– Извини, – пробормотал я, – просто не понял. С Демьяном – все понятно, спонсор! Понятно, почему с директором. Ну и с прочими, полезными… Однако курьер и шофер, что у нас на подработке, это ж где тут твоя карьера?
Она помотала головой.
– И что непонятного? Мне со всеми приятно. Я очень чувствительная и возбуждаюсь быстро. Но ты просто помешался на сексе, Славка!
Я охнул:
– Я?
– А чего пристал с такой мелочью?.. Да мало ли с кем я совокуплялась? Я не со всеми даже знакомлюсь! А вот верхнее ля или не сбиться с ритма, пока вся в «Блю Джин ин лав», – это что-то! Никакой секс не сравнится. Оргазм из оргазмов… фу, даже слова такие не хочу. Это ж высокая радость, такое ликованище… но тебе, зацикленный чурбан, не понять!
Я помолчал, в мозгу как будто армия кротов выталкивает наверх взрыхленную землю, закрывая ею прогретую солнцем и заросшую зеленой травкой. А вместе с травкой вниз уходит и что-то важное… вернее, казавшееся важным.