— Да нет же! — Я соскользнула со стула. — Вы не могли бы записать шампанское на мой счет? Номер 324.
Официант кивнул.
— Нет-нет, — сказал Оле. — Я заплачу.
— Возьми такси и поезжай домой, Оле.
— Ты так хорошо ко мне относишься, — расчувствовался Оле. — Ты, без всякого сомнения, самый милый человек из всех, кого я знаю. И красивая, и умная, и с чувством юмора. Ты чересчур хороша для этого Джо.
— Слишком поздно. — Я чмокнула его в щеку, чтобы в последний раз вдохнуть запах зубного врача. И чуть не расплакалась. Но теперь мне действительно необходимо было проявить твердость. — Пока, Оле. Вот увидишь, все будет хорошо. И, надеюсь, тебе в голову не придут всякие там глупости.
— Нет-нет, не волнуйся, Герри. Я позвоню тебе, когда снова смогу мыслить ясно.
Я закусила нижнюю губу и, спотыкаясь, побрела к двери.
— Я буду здесь на случай, если тебе понадоблюсь, — крикнул Оле мне вслед.
Дорогая фрау Колер!
Да-да, вы уже много лет предлагаете мне называть вас тетя Анна-Мари. Но у меня столько настоящих тетушек, что я до сих пор не могу пойти на подобную фамильярность. К тому же мне известно, что с тех пор, как я отказалась идти с Клаусом на выпускной бал, вы меня терпеть не можете.
Хочу прояснить здесь раз и навсегда старое недоразумение: «я так неожиданно передумала» НЕ для того, чтобы оставить бедного Клауса без пары. Наоборот, я очень ясно и не один раз давала понять своей маме и Клаусу, что лучше съем фунт живых слизней, чем пойду с этим парнем на выпускной бал, потому что:
1) когда он танцует, он всегда оттопыривает зад как утка, справляющая нужду;
2) воняет так, как будто пару лет не мылся;
3) во время перерыва между танцами ковыряет в носу и выдавливает себе прыщи на шее;
4) несмотря на все это, считает себя неотразимым.
Тут нужно отдать вам должное — именно это я называю отличной воспитательной работой.
Вероятно, именно из-за своей самоуверенности Клаус в день выпускного бала заявился к нам с букетом цветов. Одновременно с ним пришел Георг Штауб, у которого в руках тоже был букет (на всякий случай и для вашего успокоения говорю: хотя от Георга Штауба всегда хорошо пахло, во время румбы он постоянно сбивался со счета, а во время танго планомерно оттаптывал мне ноги).
Неправда, что я открыла дверь и начала смеяться. И я не кричала: «Ха-ха, Клаус, вот теперь ты по- настоящему сел в лужу, дурень!»
На самом деле я испытала сильнейшее в своей жизни потрясение, когда увидела двух парней с букетами цветов у своей двери. Клаус полностью проигнорировал Георга и его букет. Он спокойно поковырял в носу и спросил: «Ты готова, Герри?»
Как будто я могла быть готова! Особенно учитывая мое нервное состояние.
«Но, Клаус, я же сказала, что не хочу с тобой идти», — произнесла я, а Клаус ответил: «Но я думал, что ты это несерьезно. Так ты идешь?»
Ну и что мне было делать? Ведь, в конце концов, я должна была уже подумать и о Георге. Было бы просто несправедливо, если бы Георгу или мне пришлось расплачиваться за невежество Клауса, правда?
Моя мама попыталась еще подкупить Георга и дать ему полтинник, чтобы он уехал обратно домой. Но родители Георга уже ждали внизу в машине, чтобы отвезти нас на выпускной. И на моем лице не было никакой издевательской ухмылки, когда я садилась в эту машину, как все время рассказывают. Я была очень подавлена.
И я не показывала Клаусу средний палец!
Ведь все закончилось хорошо. Ханна Козловски, которая так внезапно меня заменила, стала настоящим подарком вашей семье и самому Клаусу, и это, несомненно, было в ваших же интересах. Я слышала, что Ханна великолепно смотрелась в своем бежевом брючном костюме и прекрасно влилась в вашу компанию, играющую в бридж. И с деловой хваткой у нее все в порядке: она не взяла полтинник, который моя мамапредложила ей, чтобы спасти честь Клауса, а сторговалась на сотне.
Еще раз всего вам наилучшего, ваша Герри Талер.
Р.S. К этому письму я прилагаю экземпляр своей книги «Ночная медсестра Клаудия под подозрением». Юлиана Марк — один из моих псевдонимов. Я очень горжусь тем, что я успешный автор любовных романов, а не владелица жалкого машинописного бюро.
8
В номере я сразу же сбросила туфли и плюхнулась на кровать. Моя концепция пошатнулась.
До сих пор я исходила из убеждения, что среди моих знакомых нет никого, кому сейчас хуже, чем мне. Однако я вынуждена была признать, что Оле очень несчастен. Конечно, неприятно узнать, что твоя жена тебе изменяет, что тебя предал любимый человек.
С другой стороны, все же лучше, когда у тебя что-то было, и ты это что-то потерял, чем когда у тебя этого никогда не было. Правда? И потом, сегодня он, возможно, и чувствовал себя более паршиво, чем я, но у него проблемы на личном фронте начались всего пару дней назад, в то время как, я всю сознательную жизнь пребывала в состоянии депрессии с невротическим компонентом, что гораздо хуже.
Даже если Оле разведется, к нему выстроится целая очередь из женщин, готовых броситься на шею симпатичному блондину-дантисту. А ко мне кто встанет в очередь? И потом, это мое право — завершить жизнь, пока она не стала еще хуже.
Я снова натянула туфли и причесалась. Макияж был все еще в полном порядке, только помаду пришлось слегка освежить. Сейчас без двадцати девять, если все пойдет хорошо, самое позднее в одиннадцать я уже крепко засну. Навечно.
«Она напоминала свежую розу, которую никто не сорвал и чьим ароматом никто не хотел насладиться. А теперь она завянет за одну ночь, и все ее кроваво-красные лепестки развеет ветер».
По какому-то странному стечению обстоятельств именно в этот момент нижний зуб слева вдруг заявил о себе ноющей болью. Я пощупала его языком. Нет-нет, этого просто не может быть: Оле только в прошлом году поставил на этот зуб новую пломбу. Боль прекратилась. Ну вот!
Я радостно уселась перед столиком с разложенными таблетками и выпила водку из маленького стакана и воду из большого.
— Твое здоровье, — подмигнула я своему отражению в зеркале. Отражение в ответ окинуло меня довольно скептическим взглядом.
— Да ладно, — попыталась я его уговорить. — Не сердись. Мы же все тщательно обдумали. По-другому никак. Будет только хуже, неделя за неделей, год за годом.
Отражение в зеркале продолжало недоверчиво глядеть на меня.
— Ни работы, ни мужа, ни дома, ни детей, — взялась я за свое. — А если все прочитали адресованные им письма, то мы к тому же растеряли всех наших друзей. Обратного пути нет. Одинокая невротичка, страдающая депрессией, старая и вся в морщинах — ты хочешь такой стать?
Мое отражение в зеркале покачало головой. Ну вот. Тогда все можно закончить сейчас.
Я залпом опрокинула в себя водку — так, как натренировалась это делать. Брр, какая гадость. А теперь таблетки. Начну с розовых, затем перейду к голубым, а потом заглочу беловато-серые в крапинку. А между делом буду иногда делать пару глотков воды и пить водку из стакана для шнапса.
Таблетка номер один: положить на язык, запить, проглотить. Есть. Номер два: положить на язык…
Стук в дверь. Это в моем плане предусмотрено не было, и я просто осталась сидеть на стуле с высунутым языком в надежде, что стучат в соседнюю дверь. Как бы не так. Стук раздался снова, барабанная дробь в дверь звучала все громче.
— Герри? Герри? Ты здесь? — закричал в коридоре знакомый голос. Оле! Я застыла с высунутым языком, от страха не в силах двинуться с места.
— Герри! Это я, Оле! — крикнул он из-за двери. — Я знаю, что ты там. Давай открывай! Иначе меня арестуют за нарушение общественного порядка. Герри! Мне нужно тебе что-то сказать. Герри!
Я потихоньку начинала злиться. Засунув язык обратно в рот, я проглотила таблетку, но забыла запить.
— Уходи, Оле, — попыталась прикрикнуть я, но во рту пересохло, и Оле не услышал меня. Он как одержимый колотил в дверь.
— Герри! Открой, Герри!
Я встала. Нужно отделаться от него. Иначе он всю ночь будет барабанить в дверь и орать.
— Сдесь нет никак-к-кой Гэ-эрри. Сдесь жи-вйот Юшенка. Уха-а-дите, или я пазаву пали-цийя, — крикнула я.
— Слава богу, ты там, Герри, — произнес Оле из-за двери. — Открой! Мне нужно поговорить с тобой.
— Не пойдет. Проваливай!
— Но почему? Я знаю, что Джо не пришел. Я все время глаз с фойе не спускал. Ты одна!
Открывай, впусти меня, люди уже и так странно на меня смотрят. — Очевидно, кто-то шел по коридору. — Добрый вечер, — поприветствовал этого кого-то Оле. — Не думайте, я не всегда такой. Просто сегодня жена мне изменила, и я напился. Не очень оригинально, я понимаю, но ничего лучшего мне в голову не пришло. Может, вы что подскажете? Ну, не смотрите же с таким идиотским выражением лица! На третьем верхнем зубе у вас кариес, я даже отсюда вижу.
Это совершено невыносимо. Если Оле продолжит приставать к постояльцам, то появление персонала гостиницы станет лишь вопросом времени, а мне это было совершенно ни к чему. Я открыла дверь.
— Ты чего так долго? — бесцеремонно спросил Оле и протиснулся мимо меня в комнату. — Ты что, была голая?
— Нет, я как раз… — О боже! Таблетки! Я пронеслась мимо Оле к столику и смахнула их себе в руку. При этом минимум половина оказалась на полу.
Но Оле этого не заметил. Он тяжело опустился на двуспальную кровать и растянулся на ней во весь рост.
— Только что внизу мне пришла в голову гениальная идея, — сказал он. — Пока я сидел там, в фойе, и глазел по сторонам в поисках твоего Джо, мне пришла самая потрясающая мысль из всех, что посещали меня когда-либо!
— Ты что, хочешь проспаться здесь, наверху? — спросила я, швырнув таблетки в ящик одной из тумбочек. Потом нагнулась и незаметно подобрала остальные.
— Нет, кое-что получше. Мне пришло в голову, что мы можем убить три выстрела одним зайцем. — Да, похоже, он набрался. — А что это ты там делаешь? Ты потеряла контактные линзы? Подожди, я тебе сейчас помогу.