— Хм-хм, — недоверчиво протянул Оле. — Мы только в прошлом году запломбировали этот зуб.
— Точно! — закивала я. — Но, возвращаясь к Миа: она знает хотя бы, что ты был в гостинице не из-за меня, а из-за нее?
— Нет, — сказал Оле. — Я до этого не дошел. Как только в субботу вечером она села в машину, то сразу же заявила: я знаю, что у тебя роман с Герри, но я готова тебя простить. Давай начнем все с начала.
— Как раз в этот момент ты должен был сказать, что проблема не во мне, а в том старом козле, с которым Миа обменивалась французскими поцелуями.
— Я же говорил, что все не так просто! Потом Миа совсем с катушек слетела. Она обрушила мне на голову мощнейший поток оскорблений, в том числе — что я все время работаю, а ею вообще не интересуюсь, что мы слишком редко занимаемся сексом, а когда занимаемся, то это происходит до чертиков вяло, что в выходные и в свободное от работы время я все время говорю только о зубах и что при всем этом завести роман — это верх бесстыдства, особенно с кем-то вроде тебя, у которой задница никак не меньше, чем у цирковой лошади.
— Вот еще один удачный момент для того, чтобы сказать: «Эй, помолчи-ка минутку, лживое чудовище с костлявой задницей, кто из нас тайно встречается в гостиницах с женатыми мужчинами: ты или я?» — вставила я, все больше раздражаясь.
— Но я этого не сделал, — произнес Оле. — Я сказал, что попа у тебя просто высший класс и что стоит только мне о ней подумать, как у меня сразу встает.
— О!.. Это, конечно… Ты что, совсем с катушек слетел?
— Нет, но я еще недорассказал про Миа, — продолжал Оле. — Она только пробурчала: «Вот посмотришь, чем все это закончится», а дома она собрала чемодан, крикнув мне: «Даже не пытайся меня удерживать», хотя я этого делать вовсе не собирался. А потом села в свою машину, и след ее простыл.
— Поехала к своему любовнику! Отличная работа, Оле!
— К своим родителям, — поправил меня Оле. — Ее отец звонил мне вчера утром, чтобы воззвать к моей совести. Он сказал, что не очень красиво для походов налево выбирать женщин из круга своих друзей, и спросил, неужели я не мог думать головой, а не членом. И что я теперь знаю, где найти Миа, если опомнюсь.
— Ну что за семейка! — Я была откровенно шокирована. — Он что, прямо так и сказал: «членом»? Ну, как раз в этот момент уж точно и нужно было сказать: «Свекор, спроси-ка лучше свою дочь о том хрене, с которым она встречалась в пятницу в «Редженси Палас». Это же совершенно… о, кстати, как больно-то!
— Мы уже почти пришли, — сказал Оле, открывая дверь своего кабинета.
— Вы уже вернулись с обеденного перерыва, доктор? — спросила его ассистентка за стойкой в приемной.
— У фрау Талер острая боль. Посадите ее в первое кресло и пришлите мне Лену.
Оле подмигнул мне и исчез за дверью, а я стояла и смотрела на другую дверь, ведущую в кабинет.
— Дайте мне, пожалуйста, вашу карточку социального страхования, — попросила ассистентка. Я дала. — Вам повезло, — прощебетала она. — У господина доктора прием расписан до конца следующего месяца.
— Повезло? — Мое определение везения явно не совпадало с определением этой девушки. Я просто ненавидела подобные незапланированные мероприятия. К такому визиту я всегда готовилась пару дней, морально и физически.
Как только я села в кресло, боль туг же прекратилась.
— По-моему, прошло. — Я встала. — Пожалуй, пойду.
— Сидите. Так всегда бывает, — пояснила Лена, стройная блондинка-практикантка, и прикрыла мне шею салфеткой. — Это адреналин. Как только придете домой, снова начнет болеть.
— Сейчас посмотрим, — произнес Оле. В белом халате он был прямо-таки воплощением главврача Гозвина из моих книг. (Когда я его придумала, я еще не была знакома с Оле, но по непонятной мне причине он оказался очень на него похож.) Еще с секунду я любовалась тем, как белый цвет идеально подходит к его голубым глазам, загорелой коже и светлым волосам, а потом он опустил кресло и направил мне в лицо лампу.
Я автоматически открыла рот и закрыла глаза.
— Очень хорошо. — Оле постучал железякой по зубам. Болел не запломбированный зуб, который когда-то доставил мне кучу неприятных ощущений, а соседний, последний с левой стороны, на котором не было пломбы. Зубы у меня были ровные и белые, но не особенно хорошие. И это несмотря на то, что в детстве мне запрещали есть сладости. Спасибо, мама!
— А, ничего, это мелочь. — Оле засунул мне за щеку два ватных тампона. — Всего лишь маленькая дырочка. Для этого нам обезболивающее не нужно, правда?
— Хех! Хез хукола я хихего хелать хе хам! — закричала я с набитым ватой ртом.
— Ну вот, я знал, что ты храбрая девочка, — кивнул Оле и взялся за бормашину. — Так, на чем мы остановились?
— Хукол! Хукол! — Я размахивала в воздухе кулаками.
— А, ну да, — вспомнил Оле, а бор тем временем уже буравил мой больной зуб. О, как же я ненавижу этот звук. — Миа ушла, а ее отец думает, что я не могу держать свой член в узде.
Услышав эти слова Оле, медсестра ткнула слюноотсосом мне в горло. Очевидно, она еще не успела посплетничать о недавно произошедших в личной жизни шефа изменениях.
— Кх-кх-кх-кх! — напомнила я ей о своем существовании.
— Извините, — пробормотала Лена.
— Я собираюсь на днях пойти к адвокату, чтобы посчитать, что мне останется после развода, — сообщил Оле и стал сверлить прямо по больному месту.
— А! — воскликнула я. — Хукол! Хукол!
Но Оле только осторожно прижал меня к креслу и продолжил сверлить. Так он раз и навсегда излечил меня от фантазий, как мы с ним занимаемся страстным сексом в этом самом зубоврачебном кресле. Как я уже сказала — это было только в моих фантазиях. И ни бормашина, ни медсестра там уж точно не фигурировали.
— Вот и все, — бодро произнес Оле как раз в тот момент, когда я уже была готова потерять сознание. — Ты очень храбрая. Возможно, мне и не придется платить много. Кредит за мой кабинет большой, а детей у нас нет. Конечно, мне придется заплатить ей за квартиру, но это я как-нибудь переживу. Нет-нет, лежи, сейчас поставим пломбу. Еще немного, Лена, да, как раз. Ну, или она может получить квартиру, но тогда ей придется платить. Ха-ха, интересно только чем. Она же все, что зарабатывает, до последней копейки тратит на туфли.
Он подул мне на нерв чем-то холодным.
— Ай! — вяло отреагировала я.
Когда меня, наконец, вернули в сидячее положение и я ополоснула рот, то сказала:
— Мне было больно! Почему ты мне не сделал укол?
— Но ведь все отлично получилось, — произнес Оле. — Лена, можешь десять минут передохнуть.
— Скажи, а ты всегда так делаешь? — потребовала я ответа, когда дверь за Леной закрылась. — Ты ведь прекрасно слышал, что я кричала!
— Но ведь боль прошла. — Оле снял с моей шеи салфетку. — И никакого онемения, как от укола! — Он осторожно провел по моей нижней губе подушечкой большого пальца. — Если бы я тебя сейчас поцеловал, ты бы все почувствовала.
— Вот именно — если. После таких страданий меня совсем не тянет целоваться. Оле, по-моему, то, что ты позволил Миа думать, будто вы расстались из-за меня… это неправильно.
— Но причина действительно в тебе, — опровергнул мои доводы Оле.
Я ошарашенно на него уставилась:
— Конечно, нет!
— Именно так, — подтвердил Оле.
— Чепуха! Напряги память: Миа тебе изменила!
— Я люблю тебя, Герри, — сказал Оле.
Чарли держала у меня перед носом снимок УЗИ:
— Вот! Твой крестник! Ну, где-то тут, посередине.
— Мило, — рассеянно откликнулась я.
— Ни хрена не мило, — проворчала Чарли. — Там же ничего нельзя разглядеть! А я всегда думала, что при нынешнем уровне технологий можно точно увидеть, сосет он пальчик или нет. И я искренне разочарована. Я столько недель ждала этой фотографии, и что? Моя матка — как черная дыра в космосе. А какая дешевая бумага! Как чек в продуктовом магазине.
— Чарли, но у тебя же совсем маленький срок. У ребенка пока вообще нет пальцев.
— Все равно, — пробурчала Чарли и вытерла слезинку, скатившуюся из уголка глаза. А потом вдруг ни с того ни с сего прямо-таки просияла: — А теперь к хорошим новостям: тебе звонила тетка из издательства. Она приглашает тебя послезавтра в двенадцать на бизнес-ланч в «Бетховен». Я взяла на себя смелость сказать «да».
— О! И кто же она? — Я мгновенно включилась в происходящее.
— Ну, крутая фря из издательства, с которой ты теперь будешь делать большой бизнес, одним словом, бизнес-леди, — сообщила торжественно Чарли и еще больше просияла. — Я так тобой горжусь!
— Очень мило с твоей стороны. Но не стоит торопиться. Может быть, она хочет мне отказать.
— Чушь! — Чарли взяла меня за руки и покружилась. — Для этого она не стала бы приглашать тебя в «Бетховен».
Тут она была права.
— Ну же, не смотри так скептически, порадуйся! — попросила Чарли.
Ну, хорошо. Немножко порадоваться можно.
— Но мне нечего надеть! — воскликнула я ровно через две секунды.
— Я тебе дам что-нибудь свое, — пропела Чарли. — Посмотри, как прекрасна жизнь! Ради нее можно вынести что угодно! — Она взмахнула руками, уронив с комода пачку писем, которые рассыпались по паркету. — Ах да, еще тетя Эвелин принесла твою почту, и сестра твоя звонила.
— Какая? — Я быстро просмотрела письма, которые принесла тетя Эвелин. Черт! Уведомление об удержании средств с кредитной карты! И письмо от Дитмара Мергенхаймера, он же Макс, 29 лет, не курящий, любитель развлечений.
— Это была Лулу, — сказала Чарли. — Как всегда, задирала нос. Просила тебя перезвонить.
— Ха! Значит, она наконец-таки вывела Патрика на чистую воду.
Но все было не так.
— Мама сказала, ты не хочешь возвращаться в свою старую квартиру, это правда? — спросила Лулу.
— Э-э… да, — подтвердила я. — Поищу что-нибудь другое.
— Ну, то есть переехать ты можешь практически сразу, так?
— Да, — ответила я. — Не думаю, что тетя Эвелин станет чинить какие-то препятствия. А что?