— За Миа! — Берт поднял свой бокал. — За Миа, которая своей изменой спасла Герри жизнь.
— За Миа! — торжественно произнес Ульрих.
— За Миа! — присоединился Мариус.
Миа окинула всех пронзительным взглядом.
— Я вам всем еще покажу! — Она откинула назад гриву. — Вы и правда, полные придурки!
И с этими словами пулей вылетела из кухни. Через мгновение весь дом сотрясся — это Миа изо всех сил хлопнула дверью.
— Пока, — сказала ей вслед Каролина. — И все-таки я не понимаю, почему вы обнимались за завтраком.
— Потому что у Герри над верхней губой были усы из морковного сока, а еще потому, что у нее такой сладкий ротик, — пояснил Оле.
— Потому что Миа должна была нас увидеть, — проговорила я. — И так оно и случилось.
— Гениально, — протянула Каролина.
— Ты правда хватал Миа за задницу? — Марта мрачно воззрилась на Мариуса.
— Да там хватать-то не за что, — сказала Чарли.
— Это точно, — согласилась Марта и опять заплакала.
— Ну, теперь-то ты, наконец, довольна? — спросил меня Оле перед самой дверью.
Чарли и Ульрих уже сидели в машине и ждали, пока мы поговорим.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, теперь, когда Миа, наконец, узнала, что я в курсе про ее измену, — пояснил Оле. — Ведь именно это тебя все время беспокоило.
— Да, — согласилась я, — но для этого не обязательно было устраивать Миа такую неприятную сцену.
— Ну, в этом я совсем не виноват. Это Чарли с Ульрихом все затеяли.
— Потому что не следовало позволять Миа думать, что я стала причиной вашего разрыва.
— Но причина именно в тебе. — Оле был непоколебим.
Я вздохнула:
— Почему у меня ощущение дежавю?
— Потому что у нас уже был похожий разговор пару дней назад, — сказал Оле. — Я люблю тебя, Герри, и хочу быть с тобой. Разве это так сложно понять?
— Оле, прости! Я не могу принять всерьез твои слова. Ты должен сам задаться вопросом, откуда вдруг у тебя так внезапно возникли эти чувства? Четыре недели назад ты меня тоже любил?
На секунду на лице Оле отразилось сомнение, но потом он уверенно произнес:
— Ну, в общем, да. Только я об этом тогда еще не знал. А если даже и нет — разве нельзя влюбиться в кого-то неожиданно?
— Навряд ли. Очень уж неудачный, по моему мнению, момент. Примерно через шесть часов после того, как ты узнал, что твоя жена тебе изменяет, ты влюбился в первую встретившуюся тебе женщину. Это можно назвать кармой, а еще это можно назвать реакцией короткого замыкания, проецированием и реакцией оппозиции.
— Ну почему ты не хочешь впустить в свою жизнь хоть немного позитива? — спросил Оле. — Раз в жизни, Герри, попробуй поступить не так, как обычно. Вот счастье, прямо у тебя под рукой, тебе остается только схватить его — ну так давай же, вперед! Поверь мне, любая другая женщина на твоем месте была бы рада.
— Что ты имеешь в виду, Оле?
— Я имею в виду, что я очень даже ничего. Женщины всегда на меня западали. Высокие красивые блондины-стоматологи высоко ценятся. Вне зависимости от того, что у Миа проблемы с сексуальной жизнью и что она нацелилась на другого. Кто знает, может, у нее просто рано проявились симптомы климакса? Это ничего не значит. Лучше меня тебе не найти. Ты должна это понять.
— Но, может быть, я найду кого-нибудь поскромнее, — одернула его я. — Эй! А ты, случайно, не слишком высокого о себе мнения?
— В данном случае скромность совершенно ни к чему, — серьезно заявил Оле. — Ты только подумай, Герри! Я лучшее, что когда-либо может произойти в твоей жизни, потому что я вижу тебя такой, какая ты есть, со всеми твоими замечательными чертами характера и маленькими странностями и недостатками. За них я тебя и люблю. Я буду всю жизнь носить тебя на руках, и все будут нам с тобой завидовать.
Мне хотелось расспросить подробнее о замечательных чертах моего характера и маленьких странностях и недостатках, но вместо этого я спросила:
— Так, а что, если мне нужно еще немного времени, чтобы разобраться в своих чувствах?
— Сколько времени? — пытливо спросил Оле.
— Понятия не имею.
Он закусил нижнюю губу.
— Я уж точно не буду ждать вечно. Это просто глупо.
— Да, я понимаю.
— Ты глупая, — констатировал Оле. — Правда, глупая.
— Спасибо большое. Это одна из моих замечательных черт характера?
— Может, тебе стоит подумать о том, как я себя чувствую, когда ты все время меня отшиваешь и сомневаешься в моих чувствах?
— Но я только этим и занимаюсь: думаю, — сказала я.
— Мы просто созданы друг для друга, — не унимался Оле. — У нас общие друзья, общие интересы, мы любим одно и то же, и у нас полная гармония в постели. Чего тебе еще надо?
— Дорогой Оле, есть ли у нас гармония в постели или нет, нам еще только предстоит выяснить, потому что между нами ничего не было! — Последние слова я произнесла очень медленно и отчетливо.
Оле с секунду помолчал.
— А как насчет поцелуя? — спросил он, наконец. — Вот только не надо мне рассказывать сказки о том, что ты ничего не почувствовала, когда мы поцеловались, что у тебя мурашки по всему телу не забегали.
— Хм… — задумалась я.
Поцелуй действительно был в высшей степени приятным, но ведь таковы все поцелуи, разве не так? Если только не целуешься с тем, кто тебе категорически не нравится, и если тот, с кем целуешься, не засовывает сразу тебе язык в самое горло, — от поцелуя всегда бывают мурашки. Ну, или почти всегда. Уж точно в пятидесяти процентах случаев первых поцелуев. Или в сорока пяти. Все равно процент очень даже неплохой.
Оле истолковал мое молчание в свою пользу и довольно улыбнулся.
— Подумай еще сегодня об этом, — проговорил он ласково, поцеловал меня в щеку и пошел к своей машине. Это был черный «Порше-Каррера». Оле называл его своей «зубоврачебной машиной», а Берт, Ульрих и Мариус жутко ему завидовали. Я смотрела, как он ловко вырулил с места парковки и покатил по улице.
— Герри! Он уехал, можешь залезать! — крикнула Чарли из машины Ульриха.
Я запрыгнула на заднее сиденье, пробормотав:
— Извините.
— Ничего, — сказала Чарли. — Это был важный разговор, так что времени на него не жалко.
— А вы что, все слышали?
— С того момента, как Чарли опустила стекло, — смущенно признался Ульрих.
— И Оле прав, Герри, — уверенно затараторила Чарли. — Ты все испортишь своими сомнениями! Откуда это недоверие к собственным чувствам? Ты должна просто ухватить счастье двумя руками и крепко за него держаться.
— Чепуха, — возразил Ульрих. — Герри права: эти чувства и правда возникли как-то неожиданно. Если бы Миа ему не изменила, Оле и сегодня был бы с ней. А если у него это серьезно к Герри, он не должен так на нее давить, а просто предоставить всему идти своим чередом.
— И потом, речь совсем не о чувствах Оле, — добавила я. — Речь о моих чувствах!
— Но ведь тебе нравится Оле! — сказала Чарли.
— Да, я даже когда-то была в него влюблена. Но это было давным-давно!
— Вот только не говори мне, что ты не находишь его привлекательным, — ухмыльнулась Чарли.
— Да, но привлекательными я также считаю Робби Уильямса[32] и Дэвида Бэкхема. Даже Ульриха — ну, иногда.
— Спасибо, детка, — обрадовался Ульрих. — Если хочешь, я все время, пока ты живешь у нас, буду ходить по дому в одних трусах.
— Но… — снова начала Чарли.
— Оставь ее в покое, — перебил ее Ульрих. — Если между ней и Оле все серьезно, у нее есть целая вечность, чтобы это выяснить.
— Если только потом не будет слишком поздно, — заметила Чарли. — И тогда у нее опять появятся мысли о самоубийстве, а никто не хочет, чтобы это случилось!
— У нас есть три варианта дизайна обложки, и мы должны услышать ваше мнение по этому поводу, — заявила Лакрица по телефону.
— Мое мнение?
— Да, деточка, вы что, не читали свой договор? У вас есть право голоса в этих вопросах, и, должна сказать, оно вам понадобится, потому что на одном варианте обложки Ронина похожа на Мадонну образца восьмидесятых вплоть до костюма для занятий аэробикой. А на других — на квадратный метр крови льется больше, чем в битве при Уотергейте[33]. Приходите в понедельник, и я отведу вас прямо в отдел дизайна.
— Хорошо. — Я взяла себе на заметку разузнать что-нибудь про битву при Уотергейте.
Вот это да! У меня есть право голоса в вопросах дизайна обложки. Да это просто революционное новшество! Наконец-то цвет волос моих героинь будет совпадать с цветом волос персонажей на обложке!
— А как ваши семейные обстоятельства… ну, то есть… я хочу сказать… надеюсь, ничего дурного не случилось? — осторожно спросила я Лакрицу.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, вы ведь в прошлую среду не смогли прийти на обед и… — сказала я.
— Ах, вы об этом, — ответила Лакрица. — Да, мне тогда срочно понадобился выходной, а еще я подумала, что вам с мальчиком не повредит побыть немного наедине. Вы знаете, что он больше не встречается с этой Шнайдер?
— Да, — ответила я. — Это было несерьезно и мимолетно.
— Ну, не знаю, так ли она на это смотрит. Но ему, кажется, разрыв пошел на пользу. Он уже собирается переехать из своего чулана в угловой кабинет.
— О, значит, он, наконец, продемонстрировал норов?
— Да нет, — невозмутимо произнесла Лакрица. — Просто кабинет пустует с тех пор, как у моей коллеги случился нервный срыв. Но это ведь только начало. Приятных вам выходных, Герри. Увидимся в понедельник.
— Буду ждать с нетерпением, — ответила я, подразумевая понедельник, а уж никак не выходные, которые должны были пройти под знаком серебряной свадьбы тети Алексы.
Неделя пролетела быстро. Я раз сорок поговорила с Оле по телефону, написала пятьдесят страниц второго романа о Ронине и помогла Патрику и Лулу с переездом. Последнее я сделала только потому, что непременно хотела первой увидеть, как начищенная до блеска стальная полка Патрика с музыкальными дисками будет смотреться рядом с комодом Лулу, покрытым самодельными салфеточками.