Тут пароль. Проклятье. Но потом она вспоминает приклеенную к стенке ящика полоску. Она подбегает к столу, резко выдвигает ящик и внимательно считывает цифры.
1–1–5–2–3–4–2.
Дрожащими пальцами Холли набирает комбинацию.
Телефон разблокирован. Она на секунду закрывает глаза. Нужно ли ей делать это? Вторгаться в личную жизнь Дэниела? Телефон явно одноразовый. Если он узнает, что она побывала в бунгало, и обнаружит, что она копалась в его тайном телефоне, он ее выгонит. И у нее вообще ничего не останется.
Глубоко вдохнув, Холли проводит пальцем по экрану и видит только два приложения: «Монеро» и «КаверМи». Ни об одном из них она никогда не слышала. Девушка нажимает пальцем на иконку первого приложения, но там снова требуется пароль, а других цифр или клейких листочков поблизости не видно. В телефоне нет никаких текстовых сообщений, и не настроена электронная почта. Только приложения.
Если бы у него был роман, Холли наткнулась бы на сообщения сексуального содержания. Может, пристрастие к порнографии? В истории веб-поиска одни названия ванкуверских баров или ресторанов, все чисто. Но кожу почему-то покалывает. Холли понятия не имеет, что это за телефон, но чувствует, что здесь что-то совсем нечисто.
– Холли! Я жду тебя на кухне! Где же ты?
Она едва не вскрикивает от неожиданности, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Сколько времени она уже роется в домике? Кажется, пора. Сара может вернуться в любой момент. Холли приподнимает раму выходящего на лес окна и кричит:
– Иду-иду!
Она закрывает окно, вытаскивает из кармана свой телефон и фотографирует приложения на телефоне у Дэниела. Потом, когда останется одна у себя в комнате, она посмотрит, что это еще за чертовы «Монеро» и «КаверМи». У нее в запасе всего несколько минут. Холли быстро устанавливает на телефон Дэниела невидимое приложение для отслеживания местонахождения, о котором узнала из «Тиктока». С его помощью она сможет следить за каждым его передвижением, а он об этом ничего не узнает.
Если Дэниел задумал недоброе, ей придется выяснить, что именно. Она заканчивает и сует аппарат обратно под диванную подушку.
Выйдя из бунгало, Холли слышит шорох в лесу. Прикрыв глаза от солнца, она всматривается в чащу – в густые переплетения ветвей и покрывающие землю охапки листьев. Ей кажется, что она видит, как кто-то или что-то скрывается за стволом пихты. Девушка прищуривается, глядя вдаль, и, затаив дыхание, вслушивается в каждый шорох. Кроме пения птиц и шелеста листьев на ветру вокруг тишина.
Холли тихо отходит к краю домика и останавливается спиной к бассейну, чтобы посмотреть под другим углом. Периферийным зрением она улавливает, как что-то мелькает так быстро, что просто смазывается.
Холли сразу же переводит взгляд туда, но там уже никого или ничего нет.
Глава пятнадцатая
Почти половина десятого вечера, и Дэниел общается со своим начальником уже больше полутора часов. Я с телефоном в руке сижу на диване в гостиной, брошенная на произвол судьбы и уязвимая, а наверху спит Джейкоб. Мне не нравится, что боковая камера теперь смотрит на землю, потому что так я не увижу, если кто-нибудь опять попытается залезть во двор.
Мне не хочется мешать мужу на деловой встрече, но сейчас вечер воскресенья, наш сын завтра идет в новую школу, и Дэниел знает, что я уже боюсь находиться в этом доме. Какого черта он там делает? Он несправедлив ко мне. Я пишу ему сообщение, стараясь сохранять легкий и веселый тон, потому что не желаю провоцировать конфликт. Мне не нужно, чтобы все осложнилось и взорвалось, как случилось в Ванкувере.
«Можешь дать мне знать, когда планируешь быть дома?»
Я слышу тихое жужжание, и это не мой телефон. Иду на кухню, откуда, как мне кажется, доносится звук. На кухонном столе заряжается телефон Дэниела. Какого черта? Он что, оставил телефон дома? Такая забывчивость ему не свойственна.
Занервничав, я бегом поднимаюсь к Джейкобу, но он крепко спит, подмяв под себя одеяло, а мистер Блинкерс лежит на полу. Я вздыхаю и снова спускаюсь в гостиную. Ложиться спать еще рановато, но я уже очень устала. Не знаю, стоит ли дождаться Дэниела и отчитать, а заодно рассказать о том, что кто-то повернул камеру, или отправиться в кровать и выложить все это ему утром. Завтра важный день. Я должна познакомиться с новой учительницей Джейкоба, втянуться в учебные будни, заполнить анкеты, ознакомиться с правилами школы и постараться найти свое место в этом новом для нас месте. Мне больше не хочется быть одинокой, как раньше. У меня не было подруг, с которыми можно поговорить, и я притворялась, что, как некоторые другие мамы, радостно сбагриваю ребенка на детскую площадку, хотя на самом деле волновалась, что в мое отсутствие с Джейкобом что-нибудь случится. Мне нужны единомышленники. Я хочу, чтобы рядом были другие женщины, в компании которых я бы чувствовала себя уверенно. От одной только мысли об этом меня накрывает тоской по добрым товарищеским отношениям.
Уснуть я теперь точно не смогу. Посмотрю телевизор. Почитаю книгу. Буду делать что угодно, лишь бы отвлечься, потому что я в панике. Иду на кухню, чтобы налить воды и включить свет на заднем дворе. Слава богу, там никаких посторонних.
Но даже при полной иллюминации в доме очень темно. Я, пятясь, отступаю в гостиную. Сквозь шторы на одинарном окошке я чувствую дуновение ветра. Неужели Дэниел открыл его, пока я была наверху и купала Джейкоба, а потом забыл закрыть перед уходом? Плетусь к окну, и в тот момент, когда уже собираюсь опустить раму, до меня доносится шорох шагов по траве. Звук едва различим, и он не стихает.
Потом прямо в окне за шторой возникает тень. Я вскрикиваю.
– Сара, – слышу я женский шепот.
Я раздвигаю шторы и прищурившись смотрю в окно.
Это она. Опять. Тара с махровой повязкой поверх волос и мокрым лицом коротко машет мне рукой.
– Я вспомнила, что оставила у стены дома газонные ножницы. Не хочу, чтобы кто-нибудь из мальчиков споткнулся о них и поранился. – Она поднимает и показывает острый садовый инструмент.
Я ни на секунду не верю в то, что она ходит возле моего дома в темноте именно поэтому. Я не знаю, что происходит с этой женщиной. Она ли это повернула камеру? А если да, то зачем?
– Хорошо, что ты вспомнила, – отвечаю я, наблюдая за ее оценивающим взглядом, за бегающими по моему лицу глазами, резко стреляющими влево, чтобы заглянуть за меня, в гостиную.
Она принимает извиняющийся вид.
– Прости, что надоедаю. Но все-таки встретимся у выхода с утра?
Тара стоит рядом с пятном света, которое отбрасывает на траву камера-лампочка.
– Ты, случайно, не задевала эту лампочку? Это детектор движения, направленный на проход между домами. И он сейчас повернут не в ту сторону. – Я внимательно слежу за выражением глаз соседки, ища в них ответа.
Та пожимает плечами.
– Возможно. Повернуть его обратно?
– Да не надо. Дэниел позже поправит. – Я выжидаю несколько секунд. – Так как, – говорю я, будто бы размышляя вслух, – Ник-то скоро вернется?
– Не знаю, Сара, – огрызается она.
– Ой, – отзываюсь я, не собираясь сдаваться. Я хотя бы не называю ее мужа Ники.
– Слушай, я правда не хочу разговаривать о Нике. Хорошо? – Ее губы плотно сжимаются в одну тонкую линию.
– Конечно, – отвечаю я нараспев. – Все хорошо. Прости за любопытство. И спокойной тебе ночи.
На этом она разворачивается и удаляется в направлении своего дома. Мне слышно, как шелестит трава под ее ногами.
Дожидаюсь, пока захлопнется ее дверь, закрываю окно и задергиваю шторы. Какого черта добивается эта Тара? И кто такой этот Ник? Может, она просто стыдится, что ее муж сидит, а может, здесь кроется что-то похуже. Господи, да одно то, что он в тюрьме, уже само по себе дурно. Я плюхаюсь на диван, не сводя глаз с окна на тот случай, если соседке снова вздумается вернуться, ибо она, похоже, постоянно так делает. Она как заразная сыпь.
Я уже взвинчена до предела, а Дэниела все нет. Взявшись за телефон, я начинаю искать информацию о родителе Коди, Нике Конрое, таинственном преступнике, муже и отце.
Поисковик выдает информацию о рок-музыканте из Миссури, слесаре-водопроводчике из Атланты и каком-то деревенском персонаже из Смолвиля. Никакой мерзости вроде ареста или приговора для кого-то из них мне не попадается. Однако это не означает, что о Нике ничего нет. Я несколько сужаю поиск и ввожу запрос «Ник Конрой; Торонто», а потом на всякий случай «Ник Конрой; Ванкувер». Результатов поиска слишком много, а я, не имея представления о том, как он выглядит, даже не знаю, с чего начинать. Тут я вязну в болоте.
Продолжаю прислушиваться и ждать, что откроется дверь и войдет Дэниел. В руке у меня телефон, и я снова смотрю на пугающее сообщение. «Я всё вижу».
Пока не сдали нервы, перевожу телефон в режим вибрации, сую его за пояс леггинсов и, прихватив со столика у двери ключи, выхожу из дома. Луна прячется за облаками, а звезды здесь видны не так хорошо, как в Форест-Вью, из-за высокого уровня светового загрязнения даже на севере Торонто.
Я запираю за собой дверь, молясь, чтобы Джейкоб не проснулся и не начал меня искать. Я просто побуду на улице, но не хочу пугать соседей своим копанием с камерой видеонаблюдения. Как только я наступаю на нижнюю ступеньку крыльца-веранды, вспыхивает лампочка в видеокамере над входной дверью, выставляя меня всем на обозрение. Ладно, зато я знаю, что эта камера работает.
Тихо подбираюсь к проходу между домами. У лампочки, закрепленной на кирпичной стене, имеется поворотный механизм, который должен быть направлен на проход под углом в сорок пять градусов, чтобы в кадр попадало как можно большее пространство. Сейчас механизм повернут строго на землю. Возможно, что в камеру врезалась птица и сбила ее, но я нутром чую, что это было сделано руками человека.