Внезапно присутствие Алексис здесь, в доме Сары, кажется Холли странным и доставляет дискомфорт. Она пригласила ее сюда не для того, чтобы ей напоминали об ошибках и промахах.
Алексис, видимо, замечает смущение Холли, поскольку поворачивает голову и смотрит прямо на нее.
– Прости. Мне вообще стоит про них говорить?
Холли пожимает плечами, будто ей нет никакого дела.
– Да ничего. У меня теперь новая семья.
Сводная сестра резко выпрямляется.
– Что?
Холли быстро поправляется:
– Ну, то есть теперь я работаю и живу здесь. Сара с Дэниелом предложили мне быть няней на полный день.
Алексис удивленно отшатывается.
– А сама-то ты этого хочешь?
– Больше, чем чего-либо.
Алексис покусывает губу.
– Холли, буду с тобой откровенна. Я этого не понимаю. Да, у тебя разлад с твоим папой и моей мамой, но не обязательно все должно быть вот так. Может, тебе не придется возвращаться на медицинский факультет, и продажами заниматься ты могла бы не так интенсивно. Я могла бы с ними поговорить. Могла бы сказать, что…
– Стоп. – Холли просто тошнит. Ей невыносимо об этом слушать. – Я туда никогда не вернусь, Алексис. Примешь ты это или нет, но теперь я такая. И живу я здесь.
Алексис явно сердит резкий тон Холли.
– Я тебя не осуждаю. Но ты стала сама не своя с тех пор, как начала здесь работать. Я… – Она кладет ладонь на голую ногу Холли. – У тебя точно все в порядке? Ты какая-то нервная.
Холли делает усилие, чтобы не отдернуть ногу.
– Я счастлива, Лекс. Правда. Ты многое себе надумываешь. – Она выдавливает из себя смешок. – Я не собираюсь работать нянькой вечно, но мне еще только двадцать два. У меня есть время, чтобы разобраться, чем хочу заниматься в жизни.
Алексис согласно кивает, но получается не слишком убедительно.
– Пить не хочешь? – предлагает Холли, спрыгивая с дивана. – Пойдем на кухню.
Холли не хочется сидеть рядом с Алексис и подвергаться допросу с ее стороны.
Алексис улыбается, как бы идя у Холли на поводу и делая вид, что все в порядке.
– Ну, а что собой представляют Сара с Дэниелом? – интересуется она по дороге на кухню, глядя на одну из семейных фотопортретов Сары на стене. – Он симпатичный, хоть уже и не молод. – Она многозначительно смотрит на Холли, а та содрогается под пристальным взглядом сводной сестры.
– Здесь ничего подобного нет, – огрызается Холли. – Я же тебе говорила насчет того, что ты видела на парковке клуба? Просто глупая затея, понятно? Всего на один раз. – Ее мысли переключаются на лежащий на диване телефон и видео, сохраненное в одной из папок, и ее бросает в жар. Холли сует голову в холодильник, достает пару банок газировки и протягивает одну Алексис. – У меня честно все хорошо. Знаешь, вот у тебя всегда получалось стоять особняком от Лизетт и моего отца. А теперь такая возможность появилась и у меня.
Алексис хмыкает.
– У меня и выбора-то другого не было, кроме как обособиться. Из меня никогда не получится миловидной светской львицы.
Холли изучающе всматривается в лицо сводной сестры, пытаясь понять, не уязвлена ли та, но не находит никаких признаков обиды.
– Тебе же лучше, уж поверь, – говорит Холли. Она достает из шкафчика пакетик начос, высыпает чипсы в мисочку и несет обратно в гостиную. Алексис идет за ней следом.
Вернувшись к дивану, девушки садятся, подвернув под себя ноги. Холли старается перевести разговор на безопасную тему. Она расспрашивает Алексис о ее мечте работать в медицинской клинике; Алексис интересуется Джейкобом. В конце концов Холли находит какую-то романтическую комедию, и разговоры заканчиваются. Обе они с головой уходят в кино, а в час ночи, когда фильм заканчивается и Холли уже наполовину спит, она, позевывая, говорит:
– Прости. Я умоталась.
Алексис теребит свое ожерелье.
– Не хочется мне оставлять тебя здесь одну.
– Я уже большая девочка. И я не одна. Наверху Джейкоб. Я правда очень рада, что ты пришла. Было приятно провести время в твоей компании.
Алексис встает, и Холли провожает ее до двери. Она обнимает сводную сестру, задерживая в объятиях чуть дольше обычного. У них общее прошлое и родственные отношения, понятные только им двоим.
Прямо перед тем, как закрыть дверь, Алексис оборачивается, и над ее головой образуется светлый нимб из лунного света.
– Никто не будет любить тебя так, как я, – произносит она и касается своего кулончика.
Холли касается ее спины.
– Я тоже тебя люблю.
Накинув цепочку на дверь, Холли прислоняется к ней спиной, чувствуя облегчение после ухода Алексис. Она выключает везде свет, переодевается в пижамные шорты и белую майку, умывается и тихо поднимается наверх. Дверь в спальню Сары открыта.
Холли ложится на Сарину кровать, осторожно, чтобы не сбить красивое покрывало. На прикроватном столике среди коробки с салфетками, флакончика лосьона и книги в мягкой обложке она находит фотографию Сары и Дэниела перед именинным тортом с именем Сары. Они оба выглядят молодыми и полными надежд. Должно быть, фотография была сделана до рождения Джейкоба, перед тем как у Сары случился выкидыш и она потеряла дочь. Пламя свечей отбрасывает на Сарино лицо отсветы, а Дэниел смотрит на жену с обожанием. Холли нежно держит фотографию в руке. Она поможет им снова стать счастливой парой, какой они были когда-то. Холли снова превратит их в настоящую семью.
Жужжит мобильный телефон. Сначала Холли раздражается, думая, что это опять какой-то розыгрыш, но это оказывается сообщение от Сары.
«Как ситуация дома?»
Холли печатает ответ:
«Отлично. Джейкоб лег спать в девять, я ложусь через минуту. Ни о чем не беспокойтесь. Как вам отель?»
Ответ Сары в виде улыбающегося смайлика приходит не меньше чем через минуту. Холли смеется. Кажется, она впервые использовала смайл, и, наверное, поэтому у нее заняло столько времени найти его на клавиатуре.
Холли не может удержаться и пишет:
«Люблю тебя!»
Следующий Сарин ответ вселяет в Холли чувство умиротворения и духовной близости, чего раньше она никогда не испытывала.
«Ты лучшая! »
Три сердечка. Глупость, конечно, но для Холли они всё. Сара ее любит. Три сердца тому доказательство. И Холли даже представить себе не может, как жила бы без Сары.
Глава двадцать седьмая
Не знаю, смогу ли я сегодня выдержать еще большее нервное напряжение, чем то, что испытала, когда вывалила Дэниелу все свои тайны и самые темные мысли. Но ради нас с Джейкобом мне все-таки придется встретиться с Тарой.
– Можем пойти навестить Коди, – сообщаю я сыну, и он тут же чересчур быстро топает вниз по лестнице. – Сходи в туалет и обувайся, а я возьму кексики, хорошо?
Джейкоб убегает. Мы с Дэниелом направляемся на кухню, и он кладет обе ладони на мою руку.
– Прежде, чем ты уйдешь, я просто хочу сказать тебе, что все, что было в Ванкувере, осталось в прошлом. Холли больше нет. А ты была права. Ей нельзя было доверять, и ты поняла это значительно раньше меня. Она бросила Джейкоба в доме одного. Она пыталась разрушить нашу семью. Но больше она не имеет к нам никакого отношения. Неважно, кто отправил это видео и сообщения. Нам они ничем навредить не могут, потому что никто из нас к этому не причастен, и нас там больше нет.
Я киваю, но страх меня не покидает.
Те видео были сняты у нас в доме, и, хотя я уничтожила видеоняни и удалила с телефона приложения, сами видеозаписи могли где-то сохраниться.
Дэниел переплетает свои пальцы с моими, подносит мою руку к губам и целует.
– Я тебя люблю. Здесь мы в безопасности. Я это знаю.
Я выдыхаю. Он хочет обо мне позаботиться. Это уже хорошо. Тогда почему я уже не могу этим удовольствоваться?
Потому что я не могу объяснить, чем вызвано возбуждение, которое чувствуется в его теле. Вот почему.
Но продолжать разговор мы не можем, поскольку Джейкоб кричит из прихожей:
– Я готов!
– Можешь приготовить ужин, пока мы будем у Тары? – прошу я Дэниела.
– Конечно.
Он снова меня целует, держа мое лицо в своих ладонях, а потом мы с Джейкобом уходим. Я нервически шагаю по газону, неся в руках блюдо с кексами для Коди.
Когда дверь открывается, меня тут же переполняет сочувствие. Тара выглядит ужасно. Волосы в беспорядке; ее обычно сияющая кожа смотрится тусклой.
– Ну как Коди? – спрашиваю я.
– Устал, но с ним все в порядке. Отек может продержаться еще пару дней.
– Я так рада. – Я неуклюже вручаю соседке блюдо. – Никаких орехов или сахара. Гарантирую.
Она изображает измученную гримасу и отходит, чтобы впустить нас в дом. Увидев, насколько напуган Джейкоб, Тара приседает перед ним на корточки.
– Ты не виноват, Джейкоб. Коди сказал мне, что это Скайлар дала ему шоколадку, а сам он знал, что не нужно было ее есть.
Джейкоб вынимает изо рта большой палец.
– Я забыл сказать ему, чтобы не ел шоколадку. Простите. – Он сует Таре собственноручно сделанную открытку. – Можно я подарю это Коди? – Он нетерпеливо подпрыгивает, стараясь высмотреть за спиной Тары своего друга. Тара принимает открытку из красной плотной бумаги и открывает. Внутри очень хорошо нарисованный баскетбольный мяч и гоночная машина, больше напоминающая хот-дог.
– Коди понравится такая красивая открытка. Он в гостиной.
Джейкоб уносится к лежащему на диване другу. Я вижу, как он вручает Коди открытку и садится рядом. Вид у сына по-прежнему обеспокоенный, что вполне объяснимо, поскольку, когда Коди поворачивает голову и смотрит на Тару, я вижу, насколько сильно у того опухли глаза и губы.
– Можно я поздороваюсь с Коди? – спрашиваю я почти так же нервно, как Джейкоб. Не знаю, почему Тара питала к нам такой интерес и зачем соврала насчет своего родства с Коди, но сам он – милый мальчонка, и он едва не умер. Сердце у меня сжимается при этой мысли.