Нет ответа.
Генри пинает дверь и кричит громче:
– Мне нужно поговорить с кем-нибудь!
Проходит несколько минут. Заслонка сдвигается в сторону, и в окошко заглядывает надзиратель в форме.
– Будьте добры, потише.
– Я хочу связаться с адвокатом.
– А я думал, вы не сделали ничего плохого и адвокат вам не нужен… – Полицейский сочится сарказмом.
– Ладно, а теперь я хочу адвоката. Я знаю свои права и не буду ни с кем разговаривать, пока не увижу адвоката.
– Ладушки. Принято. Но у нас тут дела, так что придется подождать.
Генри смотрит через решетку.
– Я не сделал ничего плохого.
– Ну само собой.
Проходит два часа. Приходится вытерпеть унижение и воспользоваться открытым туалетом, молясь, чтобы никто не мелькнул за зарешеченным окошком.
Он настоял на собственном адвокате, не согласившись на дежурного юриста; естественно, это все замедляет.
Оставшись наконец наедине с Адамом Бенсоном, который дотоле занимался только вопросами недвижимости и завещания, Генри понимает, как просчитался в суровой ситуации. Адам честно признаёт ограниченность своего опыта в уголовном праве. Генри заявляет, что не хочет никого больше подключать. Совет Адама прост. Рассказать правду. «Есть что-то, что вы должны мне сообщить, Генри? Если есть, настоятельно рекомендую сделать это сейчас, чтобы я мог связаться с теми, кто лучше разрулит ситуацию».
Правду?
Перед глазами Генри – Анна, сидящая рядом в машине. Бледная. «Это отвратительно». Генри чувствует, как дрожит нижняя губа, когда его вводят в допросную комнату, где уже сидит Адам – напротив презренного инспектора из Лондона.
– Зачем вы меня держите здесь? Я не сделал ничего плохого. Я не нарушал закон.
– Вы наставили ружье на полицейского, мистер Баллард. Это мы называем угрожающим поведением.
– Вы вломились в мой амбар. Я растерялся. Я защищал свою собственность.
– Мы ворвались после того, как вы позвонили нам в возбужденном состоянии, мистер Баллард, и потребовали разговора с сержантом Мелани Сандерс. Мы ворвались, чтобы вы не нанесли вреда себе или окружающим. Поэтому давайте оставим эту чепуху про защиту собственности. Сэкономим уйму времени.
Адам поворачивается к Генри с широко раскрытыми глазами и утвердительно кивает.
– Я был не в себе. Столько навалилось!.. Исчезновение Анны. – Генри слышит гулкий стук сердца и старается взять себя в руки. Ужасно хочется домой, извиниться перед Барбарой и особенно перед Дженни за сцену в амбаре. За крики. Бедный Сэмми заходился лаем снаружи… И еще он хочет говорить с Мелани Сандерс, а не с этим лондонским идиотом.
– Почему я не могу поговорить с сержантом Мелани Сандерс? – Звоня из амбара, он повторял, что хочет говорить с ней. Только с ней.
– В настоящий момент она не на службе. Мы сказали вам об этом, когда вы позвонили. Дальше так. В прошлый раз, когда мы беседовали формально… – инспектор проглядывает какие-то бумаги – видимо, протокол последнего допроса Генри, после телеобращения, – вы предложили нам вторую версию того, где находились в ночь, когда пропала Анна. По ней, ваша машина стояла у вокзала бо́льшую часть ночи, потому что вы перебрали и решили поспать на заднем сиденье.
– Верно.
– Так вы и сказали жене? Поэтому и попросили ее солгать ради вас?
– Да. Мне было стыдно, что я так надрался. Подумал, что это будет выглядеть неприглядно.
– Но вот в чем проблема, мистер Баллард. Мы снова опросили свидетелей, которые звонили после нашего телеобращения. Они не видели никого на заднем сиденье машины.
– Наверное не видели, потому что я лежал. Или видели машину до того, как я вернулся из паба.
– Ах да, паб… «Голова льва». Здесь еще одна проблема. Я заинтересовался, почему вы не припарковались на стоянке паба. И еще: никто из тогдашних посетителей «Головы льва» вас не помнит.
– Было полно народу. И машин на стоянке. Просто битком. С чего бы им меня помнить?
Генри чувствует, как вспотели ладони под столом, и вытирает их о штаны. Он поворачивается к адвокату, который что-то записывает. Смотрит на магнитофон – интересно, будет ли расшифровка. Когда врешь, понимает Генри, надо запоминать выдуманные подробности. Следить, чтобы они каждый раз совпадали. И с каждой новой версией делать это все труднее.
– Вы хорошо знаете подругу вашей дочери, Сару? – Инспектор внезапно подается вперед.
– Лучшая подруга Анны. Уже много лет. Постоянно приходит к нам, как и все ее друзья. Мы всегда их привечали.
– Когда вы видели Сару в последний раз, мистер Баллард?
– Простите?
Глава 24Подруга
Сара размышляет о пении. Почти первое, в чем обнаружилась их с Анной общность – помимо одержимости игрой в мяч, – пение. Еще в начальной школе они вместе пели в хоре. И в средней школе поступили в музыкальный театральный кружок.
Многие годы театральные амбиции двух девочек свивались в клубок слез и негодований, триумфа и трагедий. Сначала, в седьмом и восьмом классах, товарищество казалось нерушимым. Когда начались пробы на роли, появилась конкуренция. В кипении гормонов, стремлений и тревог Анна и Сара переживали взлеты и падения.
Сара поражала окружающих блестящими успехами в учебе, а Анна стала лучшей певицей. К десятому классу двумя подругами овладела одна идея: стать звездами сцены. Обе считали это вполне возможным и вместе записались на курсы театрального мастерства. Они планировали вдвоем снимать квартиру и петь на подмостках Вест-Энда и не обращали внимания, как закатывают глаза Тим, Пол, да и все взрослые в их семьях. Особенно скептически был настроен отец Анны.
– Это вы «Икс-фактора»[4] насмотрелись. – Сидя в одних носках, он повторял собравшимся вокруг стола в фермерском доме свою мантру: одно дело – участвовать в школьных спектаклях, и совсем другое – тешить себя мыслью о профессиональной карьере. – Вы знаете, девочки, чем заканчивают большинство студенток музыкальных театральных курсов? Официантками в пабах. Лучше вам бросить эти мечтания и подумать над солидным дипломом. Над таким, что даст нормальную работу…
Сара и Анна не обращали на это внимания. Они сидели в спальне Анны, прижавшись друг к дружке под пуховым одеялом, и смотрели записи любимых мюзиклов. «Кошки», «Звездный экспресс»…
И наконец – о счастье! – в начале одиннадцатого класса руководитель театрального кружка объявил, что новой постановкой станет любимый мюзикл подруг. «Отверженные».
А теперь Сара сидит на жесткой сырой скамейке на железнодорожной платформе в Тинтли, смотрит на часы и щурится, вспоминая. Первое обсуждение с Анной – на какую роль пробоваться. Они сидели в спальне Анны – и вдруг замолчали, с возбуждением и страхом представив, что ждет отныне их дружбу.
Внезапно не осталось места для верности или компромисса. Обе были готовы душу дьяволу продать, чтобы играть Фантину.
С самого начала Сара понимала, что у Анны больше шансов получить роль, но не оставляла усилий. В своей спальне она тайком без конца пересматривала киноверсию мюзикла с Энн Хэтэуэй, пока не отточила каждый нюанс, каждый вздох, каждую слезинку. К своему стыду, она начала мечтать, что Анна простудится или отец запретит ей отвлекаться в важный выпускной год.
Увы. В день прослушивания они обе были там – лучшие подруги и непримиримые соперницы, на людях желавшие друг дружке удачи, а втайне лелеющие новые и неожиданные мысли. Сара стыдилась, но не могла бороться с глубиной своих амбиций и ревности.
К 31 октября все было кончено. Плакат на доске объявлений подтвердил: роль Фантины будет исполнять Анна. Сара получила место в хоре и стала дублершей на роль мадам Тенардье, злодейки.
На лице Анны отразились все особенности ее натуры. «Сара, ты хочешь, чтобы я отказалась? Честно – если для тебя это настолько важно, я откажусь. Все равно папа против моего участия».
«Не валяй дурака. Я за тебя рада».
А затем в течение недель и месяцев Саре приходилось смотреть. Прожекторы светили на Анну. Все восхищались ее талантом. Все мальчики, которые прежде считали любительниц мюзиклов истеричками, вдруг увидели Анну в новом свете, когда заснятые фрагменты репетиций начали выкладывать в «Фейсбуке». Даже Тим и Пол, не терпевшие мюзиклы, стали более терпимы и интересовались, как идут дела. Сару все еще тянуло к Полу, и она не могла спокойно читать его комментарии в «Фейсбуке» – как восхитительна Анна в костюмах.
Именно тогда Сара и начала свой маневр. Скорее как эксперимент, имеющий целью повысить собственную самооценку… а потом пошло-поехало. Выяснилось, что есть и другие способы завоевать популярность у мальчиков. Сначала она чувствовала власть. И на нее словно светили прожекторы. А затем, очень скоро, все обернулось грязной стороной. Кто-то бросил намек в социальных сетях. Кто-то скинул фотку. И внезапно все вышло из-под контроля.
Уже очень скоро ее в открытую называли шлюхой. Разнесся отвратительный слух, что она орально ублажала двух регбистов на одной и той же вечеринке.
Анна, неизменно хранившая верность подруге, уговаривала не обращать внимания на ненавистников. Глубоко внутри она, может, и подозревала, что Сара сбилась с пути, однако прямо они никогда об этом не говорили. Анна просто поддерживала подругу. Говорила, что люди мстят ей, потому что завидуют ее уму. Сара так и не призналась, что всё это правда.
Тогда и начала распадаться их маленькая шайка. Неужели Тим и Пол слишком много услышали от других парней? Не исключено.
Теперь, сидя на платформе в Тинтли, Сара отчетливо сознает, насколько важно ей обсудить все это с той единственной, кто может понять.
С Лили.
Весь прошедший год Сара была уверена, что в происшествии с Анной следует винить Энтони и Карла. Но сейчас вспыхивают и закипают новые странные мысли, причем с каждым днем все сильнее.
Сара не может перестать думать об отце, который ни с того ни с сего появился на представлении «Отверженных». И по