– Хорошо. Лучше пусть не знает мой адрес.
– Может, позвонишь ей, Лили, скажешь, что я с тобой?
– Думаешь, стоит?
– Ага. Она там вся на нервах. – Сару терзает чувство вины. – Сказала полиции, что я пропала, сбежала из дома…
– Что же ты молчишь! Нам здесь только полиции не хватало.
– Извини.
– Ладно. – Уперев руки в бока, Лили смотрит на потолок, затем опять на сестру. – У меня нет мобильного. Мы здесь стараемся ими не пользоваться. Есть один общий – для экстренных случаев.
Странно, думает Сара. Нет мобильного? И кто «мы»? Она достает из кармана телефон, набирает номер и, дождавшись ответа, дает трубку Лили.
– Привет, мам. Это Лили. Я на минуту – только сказать, что Сара не врет и ты можешь не волноваться. Она со мной, ей ничего не угрожает, просто побудет здесь несколько дней.
Из прижатого к уху Лили телефона доносится мамин голос. Сара успевает разобрать отдельные, особенно громкие слова. Домой. Телефон долго тараторит… Полиция. Сара пытается по лицу сестры понять, в чем дело. Та хмурит брови, прищуривается, взмахивает головой – и наконец прерывает мамину тираду:
– Слушай, мам, я понимаю, что ты расстроена, но сию минуту Сара домой не вернется. И не нужно звонить в полицию. Она не сбежала из дома, просто поживет немного у меня… Если им нужно поговорить с Сарой, пусть подождут, пока она вернется.
В ответ мама распаляется еще больше. Лили закрывает глаза и раздраженно морщится.
– Я скажу Саре, чтобы не выключала телефон, если ей вдруг будут писать. Хорошо. Пока. – Лили смотрит на экран и, не найдя, как закончить звонок, возвращает телефон Саре. – Я смотрю, она не меняется.
Сара мотает головой. Снова звонит мобильный. Мелодию она скачала, пока валялась в больнице. Старомодное «тррр». Саре очень понравилось. Как в старых ситкомах. А теперь звучит как-то по-дурацки. Опять мама. Сара сбрасывает и выключает звук. Лили возвращается к плите и разливает кофе в две ярко-красные кружки. Затем берет пакет молока и вопросительно смотрит на Сару – та кивает.
Они пьют кофе стоя. Сара обводит взглядом кухню в поисках стула. Собирается с духом, чтобы начать разговор, которого так боится. Словно прочтя ее мысли, Лили неожиданно предлагает посмотреть дом и, взметнув подолом юбки, вылетает из кухни.
– Идем. Проведу для тебя экскурсию. Познакомишься со всеми.
Сара следует за сестрой, стараясь не расплескать кофе. Ей сейчас не до экскурсий и уж тем более не до новых знакомств.
Дом большой, старый, в его обветшалости есть что-то привлекательное. Гостиная с огромными вытертыми диванами, книжный стеллаж во всю стену в столовой, невероятных размеров веранда с зимним садом. Деревянные полы, застеленные яркими коврами. Пока они ходят из комнаты в комнату, Лили говорит без умолку. Кроме Лили и хозяйки, Кэролайн, здесь живут еще три пары. Они не коммуна – скорее сообщество единомышленников. В основном художники.
– Так ты работаешь? Ну, в смысле, откуда деньги на жилье? – спрашивает Сара, делая глоток кофе.
Они стоят посреди веранды. Интересно, где остальные? С кем ей предстоит знакомиться?
– Мы все работаем. Дом принадлежит родителям Кэролайн. Арендная плата символическая.
– Везет вам.
– Мы считаем, что каждый сам кузнец своего счастья. Только мы решаем, кем стать. Что делать со своим потенциалом.
Знакомые слова. Сара уже слышала их, когда Лили приезжала в Корнуолл. Должно быть, сестра цитирует загадочную Кэролайн.
– Какая она, Кэролайн?
– Совершенно особенная. – Лили обхватывает кружку обеими руками. – Правда. Увидишь.
– И никто не против, что я останусь?
Лили молча улыбается. Сара внимательно смотрит на сестру. Пора.
– Ладно. Пока мы одни, я хотела бы поговорить о папе, Лили. Из-за этого и приехала.
Лицо Лили мгновенно бледнеет и выражает теперь нечто среднее между ужасом и смертельной усталостью. Сестра замирает на месте. Но едва она собирается ответить, как в дверях возникает мужчина. От неожиданности Сара чуть не пролила кофе.
– Извините, извините… Я вас не видела.
– Это ты меня извини. – Мужчина подходит и протягивает Саре руку.
Рукопожатие? Неожиданно.
Он одет, как Лили. Несовременно. Чудны́е мешковатые штаны ярко-зеленого цвета с завязками на щиколотках и синяя футболка.
– Так это твоя сестра, Шафран?
– Шафран? – Изумленно вскинув брови, Сара поворачивается к Лили.
– Здесь у всех новые имена. – Лили улыбается мужчине. – Это Луна.
Боже, куда она попала? В секту? Сара замечает у Луны на запястьях такие же браслеты из ярких бусин, как у сестры.
– Что ж, очень рада знакомству, Луна. И спасибо, что разрешили мне остаться. Но сейчас, если позволите, нам с сестрой нужно поговорить.
Сара полагала, что намека будет достаточно. Однако мужчина, наоборот, подходит ближе к Лили и касается браслетов на ее левой руке. Он вглядывается в лицо сестры, словно читает на нем что-то, скрытое от посторонних глаз.
– Мы это обсуждали, Шафран. Как скажешь, так и будет. Мне остаться?
– В смысле – обсуждали? – Ошарашенная, Сара ставит кружку на журнальный столик и выпрямляется. – Дело касается только нас. Нашей семьи. Мне нужно сказать сестре кое-что важное. Наедине.
Луна не двигается с места. Они с Лили встречаются? И поэтому так себя ведет?
Сестра не спешит Саре на помощь – застыла с тем же страдальческим выражением лица.
– Тебе решать, Шафран. Ты хочешь поговорить с Сарой? – снова спрашивает Луна. И после долгой паузы добавляет: – Или не хочешь?
Глава 28Частный детектив
– Двойной эспрессо.
Мэтью ищет в бумажнике пятифунтовую купюру, когда рядом возникает Мелани.
– Двойной? Ты уверен, Мэтт?
Он поворачивается к ней, расплывшись в радостной улыбке, и крепко целует в щеку. Оба краснеют.
– А ты что будешь, Мел? Торт? Булочку? Я угощаю.
– Встану на путь исправления. Нельзя пить столько кофе.
Посмотрев чайное меню, Мелани выбирает «Эрл Грей» с лимоном. От сладкого она отказывается, но Мэтью все равно берет кусок морковного торта.
Когда они располагаются в укромном уголке, Мелани, к удивлению Мэтью, достает из рюкзака подарок, упакованный в розовую бумагу с белыми аистами и перевязанный розовой ленточкой.
– О, Мел, ну что ты!..
Так трогательно – он даже разволновался.
Теперь в улыбке расплывается Мелани, настаивая, чтобы Мэтью открыл подарок. Внутри прелестный комплект: ползунки и шапочка, белые с бледно-розовыми сердечками.
– С ума сойти! Так мило…
– Ну и каково это – быть отцом?
Мэтью глубоко вздыхает. Мелани – первая, с кем он увиделся за пределами больничного мира, где остались жена и дочь.
– Никак не приду в себя. Салли – молодчина, но ей, конечно, несладко пришлось.
Опуская кошмарные подробности кесарева сечения, он вкратце рассказывает, как все прошло. Мучительное ожидание за дверью. Страх. Потом радость. И наконец, странная неопределенность: как быть, что делать теперь, когда Салли вынуждена оставаться в больнице?
– Так ты поэтому работаешь? А я удивилась…
– Дело Анны не идет у меня из головы. Тем более сейчас…
Официантка приносит напитки. Мэтью глядит вслед удаляющейся девушке, и ее волосы вдруг воскрешают в памяти давнее дело – о похищении ребенка. У матери были такие же золотистые кудри. Когда он расспрашивал бедняжку о случившемся, та вдруг выбежала из комнаты, и ее вырвало. Разумеется, Мэтью было жаль бледную, напуганную, с трясущимися руками женщину. И все же – он только сейчас понял – ему не терпелось поскорее закончить. Теперь Мэтью стыдно…
Очнувшись от раздумий, он ловит на себе внимательный взгляд Мелани.
– Мэтт, ты в порядке?
– Прости. Задумался. Не сплю совсем. Утром и вечером в больнице, в промежутках – всякие домашние дела…
– И работа.
– Ну да, работа. Хочу кое с чем разобраться, пока моих не выписали.
– Надеюсь, ты не о деле Анны Баллард. Там сейчас немало дерьма всплыло. – Мелани наклоняется ближе. – Ладно, расскажу. Но только потому, что доверяю тебе. А еще потому, что готова бросить все к чертям и уйти, как ты.
Мэтью пытается по лицу Мелани понять, всерьез она или нет. Может, просто вспылила… Сказать ей, что он часто жалеет об уходе из полиции? Что порой хочет, как в кино, отмотать назад?
– Не вздумай, слышишь, Мелани? Да этот инспектор, как его там, тебе в подметки не годится!
– Ага… только мы с тобой знаем, что это ничего не меняет.
Мэтью лишь вздыхает – возразить ему, увы, нечего.
– Ладно, Мэтт. То, что я тебе скажу… никому, обещаешь?
– Могила.
Они знают, что давно нарушили профессиональные табу. Все держится на доверии.
– Так вот, звонит к нам в отделение отец Анны. Заявляет, что хочет поговорить со мной. Только со мной, и больше ни с кем. А потом выясняется, что он засел в сарае с охотничьим ружьем.
– Ого.
– Вот-вот. И что же решает инспектор Недоумок? Не говорить мне! Более того, он по-тихому отправляет меня в отпуск – чтобы не отсвечивала – и сам едет на ферму, где показывает класс: заявляет Балларду, что со мной поговорить нельзя, чем окончательно выводит его из себя. В результате тот угрожает всем ружьем и едва не совершает самоубийство.
– Ни черта себе! И в результате?..
– Балларда арестовали. Меня к нему и близко не подпускают. Кое-кто из наших слил мне новость, и я только что звонила офицеру по связям с семьей. Она сейчас с матерью, Барбарой, на ферме.
– Почему тебе не дают заниматься делом Анны?
– Кто их знает… Может, из-за инспектора. Я-то сразу просекла, что он напыщенный болван, пустое место.
– Надеюсь, ты не высказала ему это в лицо?
Мелани заливается краской.
– Ох, Мел…
– Говорят, он параллельно ведет дело какого-то серийного убийцы, и на Анну Баллард, как я понимаю, ему глубоко плевать. Он палец о палец не ударит, просто ждет, когда найдут тело, а дальше пусть криминалисты разбираются. И сюда-то приехал только с приятелем повидаться.