– Ну хорошо. Они теперь что, подозревают отца? Неужели он мог это сделать? А как же те два парня из Эксетера? Я думал, они – главные подозреваемые.
Мелани откидывается на спинку стула.
– Я тоже так думала.
У нее звонит мобильный. Новая джазовая мелодия. Мэтью не удивлен. Джаз – страсть Мелани. Когда они в полиции окончили курс начальной подготовки, Мелани повела всех в потрясающий джаз-бар. Какой был вечер!
Мелани достает телефон из кармана. Мэтью понимающе кивает, и она, поднявшись из-за столика, отходит, чтобы ответить на звонок.
Мэтью допивает кофе и, взяв пакетик сахара из стоящей посреди стола керамической сахарницы, уже собирается закладывать фундамент пирамидки, но потом одергивает себя. Не сегодня. Он кладет пакетик назад и ждет возвращения Мелани.
– Чем дальше – тем лучше. Не поверишь, что произошло.
Мэтью удивленно вскидывает брови.
– Так вот. Меня вызывают к начальству. Этот подонок на меня настучал. Написал рапорт.
– Сочувствую, Мел… Из-за меня?
– Ну конечно!.. Они понятия не имеют, что мы общаемся. За меня не переживай. Я разберусь. – Она переводит дыхание. – Мэтт, они не хотят делиться информацией со СМИ, но вот увидишь, это дерьмо обязательно куда-нибудь просочится.
Глава 29Отец
– Почему он без носков? – Инспектор вопросительно смотрит на сержанта, сопровождающего Генри.
– Я уже сказал адвокату, что не буду ждать, пока мне принесут новые. Давайте лучше к делу. – Генри садится рядом с адвокатом.
Инспектор «для протокола» отмечает, что Генри Баллард не возражает по поводу отсутствия на нем носков во время допроса, хотя по его тону и выражению лица ясно, что лично он от этого не в восторге.
– Вы проверили мои показания?
– Здесь я задаю вопросы, мистер Баллард.
Генри закусывает губу. Инспектор бегло просматривает два листа, лежащие перед ним на столе. Генри пытается читать вверх ногами, но успевает разобрать только имя. Значит, они все-таки проверили его новое алиби.
Эйприл.
– А жена знает, что вы ей изменяете?
– Нет, не знает.
Он не станет говорить полиции, что уже попадался на измене. Завел интрижку, когда Анна и Дженни были маленькими. Они с Барбарой отдалились друг от друга. Жена больше времени уделяла девочкам и их друзьям. Мимолетная связь, о которой он впоследствии очень жалел. Жена тогда простила его – и ясно дала понять, что второго раза не потерпит.
– Она верит всем этим небылицам – что вы якобы спали в машине, мистер Баллард?
– Не знаю, но меньше всего на свете я бы хотел, чтобы она узнала об Эйприл…
– Разумеется, только это уже третья версия, которую мы от вас слышим. У меня нет времени на пустую болтовню. Вы, похоже, забыли, что мы здесь занимаемся серьезными вещами.
– Да как вы смеете! – Генри вскакивает, грохоча стулом по кафельному полу.
– Сядьте!
Он продолжает стоять.
– Мою дочь до сих пор не нашли. Прошел целый год, а у полиции ни малейшей зацепки. В самом начале вы упускаете двух главных подозреваемых. Серьезными вещами, говорите?
Адвокат одной рукой слегка касается руки Генри, а другой делает ему знак сесть, однако тот все больше выходит из себя. Сколько можно пичкать его этими бреднями?
– Если б вы сразу сказали правду, мистер Баллард, то сэкономили бы немало нашего времени. А теперь, будьте добры, сядьте.
В конце концов Генри подчиняется.
– Так, значит, вы говорили с Эйприл? Она дала показания?
Как странно произносить это имя вслух… Он представляет ее спальню. Подрагивающие занавески на окне. Должно быть, полиция там все вверх дном перевернула. До чего противно…
– Да. Она подтвердила вашу последнюю версию. А я смотрю, вы всех своих женщин просите врать. Жену, конечно, первую.
– Барбара ни в чем не виновата. Я сказал ей, что напился тогда и не хочу, чтобы полиция узнала об этом. Сказал, что мне надо было за руль и пришлось проспаться в машине.
– И она поверила?
Опустив глаза, Генри разглядывает свои босые ноги. Может, все-таки попросить носки? Он-то думал, его отпустят. Зачем так много вопросов? По правилам, полиция должна в течение часа предъявить ему обвинение или отпустить.
– Полагаю, вы знаете, мистер Баллард, что я имею право предъявить вам обвинение в нарушении общественного порядка или угрожающем поведении.
– Там, в сарае, я сорвался только потому, что мне не дали поговорить с Мелани Сандерс. Сколько раз вам повторять…
– А почему именно Мелани Сандерс? – Тон инспектора явно свидетельствует о его особом отношении к сержанту Сандерс.
К чему он клонит? Что-то в лице инспектора подсказывает Генри: осторожнее с этим вопросом.
– Мне нравится ее прямота. Она и Кэти, офицер по связям с семьей, всегда были добры к нам.
– Хорошо. Она, как я уже сказал, в отпуске. Дело веду я.
Инспектор долго перебирает какие-то бумаги. И тут наконец подает голос адвокат Генри:
– Что ж, если допрос окончен и вы удовлетворены показаниями мистера Балларда, я прошу освободить его. Ему необходимо быть с семьей в это непростое для них время.
Инспектор, похоже, раздумывает, как поступить. Вдруг открывается дверь.
– Что еще? Надеюсь, вы не носки принесли?
Сержант приближается к инспектору и что-то шепчет ему на ухо. Инспектор резко меняется в лице и, к недоумению Генри, сообщает, что вынужден на несколько минут прервать допрос.
– Что происходит? – Генри поворачивается к адвокату, но тот лишь пожимает плечами.
Вскоре инспектор возвращается, снимает со спинки стула пиджак и объявляет, что Генри свободен и ни в чем не обвиняется, однако полиция при необходимости имеет право допросить его снова. Затем делает глубокий вдох и, пристально глядя на Генри, говорит, что в деле появились «неожиданные подробности». Тон у него теперь совсем другой, сдержанный. Генри отвезут домой и по дороге все объяснят.
Генри в растерянности. Он хотел позвонить Барбаре в надежде, что та не знает про Эйприл и согласится забрать его из отделения. С чего вдруг полиция взялась отвезти его домой? Он переводит взгляд с одного лица на другое – что-то явно изменилось.
– Что происходит? В чем дело?
– Вам объяснят по дороге, мистер Баллард.
Глава 30Подруга
Сара сидит на диване. Подавшись вперед, она обхватывает голову руками. Думай, думай, думай.
Нужно подобрать какие-то волшебные слова, расколдовать незнакомку по имени Шафран и вернуть настоящую Лили. Однако, не найдя подходящих слов, Сара – такое часто бывает с ней по ночам – вспоминает последний разговор с Анной. Ужасную, грубую ссору, о которой она не сказала полиции и хотела сказать Лили. Прежней Лили.
Напротив Сары, странно теребя свои идиотские браслеты, сидят трое: Луна и пара, называющая себя Радуга и Водопад. Когда же они свалят и дадут ей поговорить с сестрой?
– У вас тут какая-то секта? – не выдержав, спрашивает Сара. Она уже не боится нанести обиду. – Ну то есть… зачем вам браслеты и странные имена?
– Не переживай, Сара, в них нет ничего плохого. Мы так успокаиваемся, помогаем себе.
Лили смотрит ей в лицо – такая хрупкая, что Сара готова разрыдаться от отчаяния.
– Ладно. Если не попросишь их уйти, я скажу так. Скажу про папу, Лили. И, если я правильно понимаю, ты вряд ли хочешь, чтобы они это слышали.
В конце концов Лили просит своих странных друзей оставить ее наедине с Сарой.
– Уверена? – тихонько спрашивает Луна, глядя Лили в глаза.
У Сары не остается сомнений: они вместе.
– Да, всё хорошо.
Все трое уходят. Лили закрывает за ними дверь и садится напротив Сары.
– Что это за место, Лили? Как ты одеваешься? Какая ты стала? Мне не нравится, я не понимаю… Мы вроде сестры, а ты и знать меня не хочешь.
– Неправда.
– А что тогда? Моя лучшая подруга пропала год назад. Может, ее нет в живых. А от тебя ни слуху ни духу.
– Прости. Я не поддержала тебя. Ты права. Пойми, Сара, я приехала сюда в ужасном состоянии. Мне нужно было свое пространство. Нужно было встать на ноги и как-то держаться.
Они долго сидят молча. У Сары перед глазами проносятся сцены из их жизни перед разводом родителей и уходом сестры. Хлопанье дверьми. Крики или, что еще хуже, злобный шепот, когда словами будто плюются. Никто ничего не объясняет. На маму страшно смотреть.
В памяти опять всплывает отвратительная история с отцом. Я только посмотрю, достаточно ли ты взрослая…
Сара пытается вспомнить, когда именно это случилось. За несколько месяцев до того, как все рухнуло. Да. Примерно. Вот почему развод родителей вызвал у нее смешанные чувства. Она скучала по отцу, которого так любила в детстве, и в то же время радовалась его отъезду. То винила, то жалела себя. И ужасно мучилась.
– Лили, почему на самом деле уехал папа?
– А почему ты решила, что он как-то связан с исчезновением Анны? Почему спрашиваешь?
– Целый год эта мысль не дает мне покоя. Думаю, мы обе знаем, при чем тут папа.
У Лили дрожит рука. Сара смотрит на нее, не в силах отвести глаз. Сестра опускает рукав, и Сара снова мысленно возвращается в прошлое: когда Лили начала прогуливать школу и делать себе больно – царапать руки циркулем.
– Папа однажды сделал со мной кое-что странное, Лили. Я никому не рассказывала. Ни маме, ни Анне. Никому. Я и сама точно не знаю, что тогда произошло. С тех пор как пропала Анна, этот случай не выходит у меня из головы. Мне кажется, папа ушел не просто так. Думаешь, у меня паранойя? Мама наотрез отказывается объяснять, почему они разошлись, и я решила, что он ей изменил. Прошу, скажи мне…
– Господи, Сара! Он и тебе что-то сделал? – На лице сестры читается ужас, глаза наполняются слезами.
– Не совсем. – Сара отводит взгляд. – Он дотронулся до меня. Нехорошо дотронулся…
– Боже. Когда? Он делал так еще?
– Нет. Всего раз. За несколько недель до отъезда.
Лили встает и подходит к окну. Смотрит на улицу, затем обращает к Саре помрачневшее лицо.