– Может, он увез Анну силой, может, подмешал ей что-то в выпивку – неважно. Главное, что я ее бросила. Мы сильно поругались, Лили. И я просто-напросто не знаю, что случилось после чертова клуба.
Сара замечает, что вдруг заговорила очень быстро. Она должна довести дело до конца, как бы тяжело и стыдно ни было. И сестра – худенькая девушка с печальным лицом, так не похожая на Лили, по которой тосковала Сара, – единственная, кто может ей помочь.
Лили сидит в ногах кровати. Сперва хмурится, а затем, тряхнув головой, будто сбрасывает это выражение лица.
– Ты должна рассказать мне правду, Сара. Пожалуйста.
Сестра снова теребит свой браслет, и Сара готова разрыдаться от жалости к ней. И к себе самой.
Они долго молчат. Наконец Сара делает глубокий вдох и… прыгает с моста.
– Мы договорились, что побудем в клубе часов до двух, возьмем такси и поедем в отель. Сначала я болтала с Энтони, а Анна – с Карлом. Все веселились. Сейчас смешно вспоминать, но мы с Анной чувствовали себя ужасно взрослыми. А потом эти двое потеряли к нам интерес. Они бродили по клубу, то и дело встречая каких-то знакомых, и почти не обращали на нас внимания.
Вспомнив ночь в клубе, Сара замолкает. Она дико разозлилась тогда. Чувствовала себя полной дурой. Она так старалась понравиться Энтони, а тот, забыв про Сару, уже смеялся и флиртовал с другими девчонками. Она-то думала, в клубе будет что-то вроде двойного свидания. Представляла, как они проведут вечер вчетвером, будут танцевать, развлекаться…
– Лили, я совершенно не умею вести себя с мальчиками… с парнями. – Сара поднимает глаза на сестру. – В школе меня дразнят шлюхой.
– Ты не шлюха.
Чувствуя, как по щекам текут слезы, Сара прикрывает глаза. Пусть текут.
– Я всего лишь хочу нравиться.
Раздается скрип – Лили придвигается ближе, чтобы обнять Сару.
– Тише, Сара, тише. Все будет хорошо.
– Нет. Не будет. – Она отстраняется. – Около половины первого Анна подошла ко мне и сказала, что хочет уехать пораньше. Она устала. К тому же выпила лишнего. А мне хотелось найти Энтони. Я злилась на него, тоже была нетрезва и поэтому нагрубила Анне. Мол, что она как маленькая, пусть еще выпьет, расслабится… – Сара вытирает слезы рукой и ощущает на губах соленый привкус. – Мы поссорились. Она сказала, что ей не по себе, а я, в сущности, послала ее куда подальше. Отказалась ехать в отель.
– И тогда она предложила позвонить папе?
– Да. Вдруг он сможет забрать нас из клуба и отвезти в отель. Я заявила, что перестану с ней общаться, если она позвонит папе.
– Ты рассказала полиции?
– Нет. Конечно, нет. Я соврала, что мы должны были уехать вместе, но Анна куда-то запропастилась…
Сара открывает глаза и, увидев застывший на лице сестры ужас, вспоминает лицо Анны. Пожалуйста. Я хочу в отель. Мы слишком много выпили. Пожалуйста, Сара. Прошу тебя… Интересно, что будет, когда все узнают правду про поезд? Про Сару и Энтони.
– Я не смогла ее найти и села в такси одна. Думала, приеду, а она уже в номере. Представляла, как попрошу прощения на трезвую голову. А когда Анна не вернулась, я решила, что она все-таки уехала с папой.
– Господи, Сара…
– Я растерялась, Лили. Откуда мне было знать, что папа здесь ни при чем и я просто себя накрутила? Что, если Анна действительно ему позвонила и он приехал в клуб, подумала я. Не знаю, Лили… После того, что он сделал, в голову так и лезли всякие безумные мысли. Но я слишком боялась рассказать полиции. – Сара видит, как ужас в глазах сестры сменяется сочувствием. – А когда выяснилось, что Карл и Энтони сбежали, я подумала на них. И вот – пожалуйста. Она у Карла. Что же теперь будет? – Сара больше не в силах сдерживать рыдания. – А ты говоришь, я не виновата. Что бы ни случилось с Анной – всё из-за меня. Я ее бросила, Лили.
Глава 39Отец
– Может, позвонить вашему врачу и он даст Барбаре успокоительное?
Кэти, офицер по связям с семьей, гладит по спине Барбару, которая сидит за кухонным столом, уронив голову на руки.
Генри стоит, уперев руки в бока, терзаемый смешанным чувством. Страха. Вины. Стыда. Это отвратительно, папа. Жуткая фотография на экране телевизора, от которого Генри в итоге отвернулся, потому что не мог больше смотреть. Глядя на ублюдка, приставившего пистолет к голове его дочери, он думал только об одном – о собственном ружье, изъятом полицией. Вернуть бы его. Вскинуть и прицелиться. Пристрелить Карла. На! Получай!
Генри ходит по кухне взад-вперед. Кэти успокаивает Барбару и время от времени кидает на него вопросительные взгляды.
– Не надо врача. Не надо успокоительного. Я хочу знать, что происходит. Господи. Моя девочка… моя бедная девочка.
Барбара опять переходит на крик, и Кэти старается ее унять. Говорит, чтобы Барбара дышала. Глубоко, медленно, вот так. При виде судорожно вздымающихся плеч жены у Генри дрожит подбородок.
– Думаю, вам лучше прилечь, Барбара. Наверху. Если будут новости, мы вам расскажем. – Кэти продолжает гладить ее по спине. – Врач точно не нужен?
Барбара окидывает комнату отсутствующим взглядом.
– Не нужен. Я хочу в комнату Анны. Я лягу в ее комнате.
Она встает с каким-то странным, пугающим видом, словно в трансе.
– Пусть с ней побудет Дженни. – Обращенные к Генри глаза девушки-полицейского полны тревоги.
Генри и сам сейчас нуждается в помощи. Он ходит из угла в угол, плохо понимая, что ему говорят.
– Скажите дочери, чтобы поднялась наверх и посидела с Барбарой. Ее нельзя оставлять одну.
У Кэти вновь звонит телефон, и Генри вздрагивает, как в ту секунду, когда он впервые увидел в новостях фотографию. Кэти берет трубку, а он возвращается в гостиную – за Дженни.
В гостиной стоит растерянный Тим. По телевизору без звука идут спортивные новости. Конечно, про себя возмущается Генри, плевать они хотели. Каких-то полчаса назад к голове его дочери приставили пистолет, а теперь все уже смотрят футбол.
– Тебе пора, Тим. Извини, нам сейчас не до гостей.
Бледный и дрожащий, Тим кивает в ответ и берет со спинки дивана пальто. Дождавшись, когда щелкнет входная дверь, Генри идет на кухню и прислушивается к разговору Кэти. Та вышла в прихожую и закрыла дверь. Толстую дубовую дверь. Ни черта не слышно.
Сэмми, пользуясь случаем, проскользнул в дом и, устроившись в ногах, умоляюще глядит на хозяина. Пожалуйста, можно мне остаться на кухне? Генри смотрит в темные, с янтарным отливом глаза. Верный Сэмми. Переживает, бедняга, чувствует, что в доме беда. Генри вспоминает его щенком, который, тявкая, скакал по лужайке перед домом, пока Анна делала очередное колесо. Смотри, папа! Три подряд…
Он стоит, прильнув к дверному косяку, но все тщетно. Кэти говорит шепотом. От непреодолимого желания знать, о чем идет речь, в груди жжет как огнем. Генри закрывает глаза. Шумно и тяжело дышит носом. Сэмми тоже подошел к двери и тычется мордой ему в ногу. Можно остаться, хозяин? Он гладит пса по голове, и, когда тот начинает вилять хвостом, внутри у Генри словно что-то обрывается.
В конце концов он отходит к столу и машинально садится на место Барбары. И только сейчас замечает, что подушка в синюю клетку, которая обычно лежит на стуле, валяется под столом. Генри сосредоточенно смотрит на подушку. Поднять ее или оставить? Вопрос представляется ему чрезвычайно важным и сложным. Затем он одергивает себя: что за чушь, о чем он только думает. Даже если все подушки окажутся на полу – какая разница… Даже если все вещи в этой чертовой кухне попадают со своих мест. Генри обводит взглядом фарфоровый сервиз, тарелки, кувшины, миски, всевозможную утварь на комоде… Смести бы все на пол. Пусть валяется вместе с подушкой… Его мысли прерывает скрип двери. Сэмми перестает вилять хвостом, опасаясь возвращения в прихожую.
– Коллега звонила, – поясняет Кэти, подходя к столу.
– Есть новости из Испании? От переговорщиков? Какого черта они ждут? Неужели у них нет слезоточивого газа или что там должно быть? – Генри поражается собственному тону, слишком безжизненному для таких слов.
Тело вдруг тоже становится безвольным. Свесив голову на грудь, он снова смотрит на подушку и на этот раз замечает пятнышко в левом верхнем углу. Похоже на кетчуп. Генри закрывает глаза и видит, как Анна поливает кетчупом сэндвич с беконом.
– В Испании пока без перемен. Хотя есть кое-что…
– Что? Выкуп? – Генри с надеждой смотрит на Кэти. – Если он хочет денег, мы найдем. Любую сумму. Можем продать ферму. – Генри начинает судорожно перебирать в уме всех, кому можно позвонить. Кто может поучаствовать. Дать в долг. Выручить.
– Нет. Не выкуп. И потом, полиция все равно на это не пошла бы…
Дурак. На что он надеялся? Генри прекращает мысленно обзванивать друзей и банки, собирать средства через местную церковь и социальные сети. Он-то уже вообразил, как отдает Карлу мешок с деньгами. И Анна выскакивает из машины. Папочка… Он так устал от всех этих метаний. Скачущих мыслей. Разбитых надежд. Жутких картин, которые рисует воображение. Его тошнит от новостей и проклятых фото в соцсетях. С выкупом или без – полиция все равно не даст Карлу уйти. Безопасность Анны никто не гарантирует. Генри ничего не может сделать для дочери. Опять жжет в груди. Сжав кулаки, он в который раз смотрит на подушку.
– Могу я попросить вас взглянуть на одну фотографию, мистер Баллард?
Как официально. Кэти всегда просила обращаться к ней по имени. И жену называет не иначе как Барбарой. Раньше, когда они мило пили чай и офицер, склонив голову, выражала им всяческое сочувствие, он тоже был просто Генри. Однако после случившегося в сарае, едва не попав в список подозреваемых, он стал мистером Баллардом. И, видимо, останется им до конца.
Это отвратительно, папа.
– Фотография, которую вы увидите, мистер Баллард, встречается в Интернете гораздо реже других. Должна предупредить, что на ней тоже Карл с пистолетом в руках. Жуткое зрелище. Прекрасно понимаю вашу жену. Но здесь другой ракурс. И вы мне очень поможете, если посмотрите внимательно. Ну как, готовы?